Сажусь на стул и начинаю исполнять мелодии из сериала «Великолепный век», которые играл Ибрагим. Любимый фильм и музыка. Я влюблена в неё настолько, что нашла в интернете ноты и соединила всё в целую симфонию, сделав аранжировку.

Скрипка в моих руках поёт и плачет, страдает как моя душа. Мелодия льётся без запинок, я помню её наизусть. Она заиграна мной до дыр смычка, образно говоря, разумеется.

Не замечаю никого вокруг, хочется раствориться в музыке, улететь далеко с каждым взмахом смычка. Мелодия возвышает, лечит израненную душу и даёт надежду на счастливое будущее.

Только закончив играть, замечаю, что вокруг люди. Все, кто гулял у озера, пришли послушать. Мне хлопают, говорят, что я великолепна. Я рада. Это почти концерт. Отдыхающие улыбаются, просят ещё хоть маленькую мелодию сыграть. Я выбираю композицию из старого советского фильма «Возвращение Будулая».

Когда-то мой преподаватель Иван Васильевич Сладко пророчил мне великое будущее. Он говорил, что я должна поступать в консерваторию. Музыка — моё призвание. Учитель и маме об этом сказал, а она после более десяти лет занятий, запретила мне посещать уроки у Сладко. «Моя дочь за копейки по филармониям скакать не будет», — заявила она тогда Ивану Васильевичу.

Скрипка возвращается в футляр. Люди сердечно благодарят и расходятся. Друзья лезут обниматься.

— Я восхищаюсь твоей игрой, Катя. У тебя и скрипка необычная. Я видел коричневые разного оттенка, а эта кремового цвета, — говорит Кир с горящими восторгом глазами.

— У ребёнка в течение учёбы разные скрипки. Сначала маленькая, затем больше. Мне покупали дешёвые, заводские. Я их потом отдавала одному талантливому парню. Он был младше меня, семья бедная и не могла позволить себе купить скрипку. Эту мне подарили дедушка и бабушка на восемнадцать лет. Заказали у знаменитого мастера Горшкова. Я была тогда так счастлива, сменила скрипку для подростков на взрослую. Это вам не заводской ширпотреб, ручная работа, прекрасный звук.

Осторожно закрываю крышку, щёлкаю замками. Какая-то дама подходит и, стесняясь, интересуется, буду ли я ещё играть. Я отвечаю, что завтра после завтрака часов в одиннадцать.

— Собралась дать концерт? — спрашивает, смеясь Ирина.

— Если кто-то придёт, буду рада. Я давно не играла на публику, — пожимаю плечами я.

Веселье продолжается. На улице тепло. Мы гуляем у озера, играем в карты, смотрим комедию на планшете. Жарим шашлыки, пьём коктейли, при этом ведём себя скромно, стараемся особо не шуметь. Я чувствую, что счастлива. Со мной друзья. Пусть сейчас останется так, как есть, потом я просто попрощаюсь и уеду.

В девять вечера мы с Киром снова остаёмся одни. Он пытается меня обнять, лезет с поцелуем.

— Прости, Кир, но не надо, — говорю я.

— Хорошо. Я подожду ещё. Утром ты сделала маленький шаг навстречу. Надеюсь, что будет второй.

Я не знаю, что ответить. Молчу. Моя утренняя выходка была сущей глупостью, но время назад не отмотать. Мы ложимся спать, Кир, как и вчера обнимает меня сзади, а утром я просыпаюсь и не застаю его рядом. Иду умываться, а потом на улицу, вижу Кира, бегающего по дорожкам лесного массива. Я надеюсь, что когда я исчезну из его жизни, у него всё будет хорошо.

Снова завтрак. Потом я готовлю смычок, натирая его канифолью, и как обещала, иду играть. Тётка растрезвонила всем. Кажется, тут собрались все отдыхающие, даже рыбаки пришли. Я смущена и приятно удивлена. Начинаю играть «Шторм». Произведение великого классика словно призыв к борьбе. Никогда не останавливайся, иди вперёд, говорит мне музыка, выходящая из-под смычка.

Играю полчаса. Этакий мини-концерт. Я счастлива. Мои слушатели довольны. Стоит тишина, никто не смеет разговаривать. В какой-то момент мне кажется, что даже щебет птиц смолк, потом пространство возле нашего дома наполняется звуком оваций. Стою и улыбаюсь, кланяюсь в ответ, забираю скрипку и ухожу.

Мы продолжаем веселиться. Снова жарим мясо. Я уже не пью алкоголь, мне вечером за руль. Кирилл арендует в главном корпусе караоке систему и подключает к телевизору в нашем домике. Веселье выходит на новый уровень. О да, петь я тоже люблю.

Я вернулась домой. Мама сидела на кухне и кормила ужином своего Леонида. Вот нормальный же мужик, чего с ней связался? Ему тридцать пять, мог бы жениться, завести детей. Вместо этого он у моей мамы с руки кушает, как преданная собачонка. Я не мечтаю о мужчине абьюзере, но и вот такая «тряпочка» мне не нужна.

Мы здороваемся. Мама приветливо улыбается.

— Как провела время, дочка? Как Юрка? — спрашивает она и даже не язвит.

Да ладно, что это с ней?

— Мам, Юра встречается с моей подругой. У меня нет парня. Понимаешь, красавчиков так много, что трудно выбрать. А ещё многие пытаются встречаться ради денег.

Открываю холодильник и беру коробку с соком. Я ни разу не соврала. Было пару раз, когда клеились и ко мне. Сначала парни смотрели пренебрежительно, а когда узнавали, из какой я семьи, сразу: Катя, солнышко, давай дружить. Хорошо, только ты отдельно от меня, а я от тебя.

— Ну и правильно. Нам нищеброды в семью не нужны. Какой с них толк? Ни денег, ни влиятельного папы за спиной. Нам нужен жених из нашего круга, чтобы был профит от такого брака, — одобрительно говорит мама.

Я даже соком поперхнулась от её слов. Эх, если бы она знала, какой слух обо мне может расползтись завтра. Мне почему-то даже смешно становится, как представлю её лицо при этом. Начинаю смеяться и ухожу к себе.

В последние несколько лет мы с матерью будто в кошки-мышки играем, кто кого побольнее укусит. При этом я знаю, когда нужно перетерпеть и промолчать, а когда можно и огрызнуться. Чаще приходится прогибаться, потому что понимаю — в противном случае будет хуже. Ничего, у меня для мамы в скором времени большой сюрприз, дайте только наследство получить.

На следующий день я плетусь в институт. Захожу в аудиторию и слышу шепотки за спиной. Все здороваются со мной, но с ехидной улыбочкой. Сажусь на своё место, приветствуя друзей. Юра шепчет на ухо, что происходит. Оказывается, то, что выкрикивал Адельберг у столовой, стало достоянием всего института. Как я предполагала, даже ленивый обсуждает, что я сплю с Демидовым и трясу с него бабло. Как говорит Ира, всё подаётся не в лучшем свете. Я теперь в глазах студентов подстилка, готовая лечь под каждого, кто свой член и деньги покажет.

Кое-как отсидела пару и понеслась в туалет. Закрываюсь в кабинке, хочется реветь в голос от несправедливости. Слышатся шаги, а потом незнакомые голоса.

— Да я отвечаю, подруга, мне Костик сказал, что Соколова приставала к Адельбергу. Ну, тот красавчик-аспирант. Оказалось, эта шалава давала Демидову себя трахать, чуть ли не на улице. Костик говорит: Соколовой член покажешь — она тут же на колени встаёт и сосать начинает. Фотки со старой вечеринки видела? Где ей парни свои отростки по очереди в рот суют. Извращенка, как ни говори.

— Фу, Оль, я бы так не смогла. Я себя не на помойке нашла, чтобы с каждым, кто предложит в постели кувыркаться, — брезгливым тоном говорит другая девушка.

Я дожидаюсь, пока девки уйдут, а потом несусь к раковине. Плещу холодную воду на лицо, смывая потоки слёз. Это полный трешак. Как теперь на занятия ходить? Я понимаю, кто распустил лживые слухи обо мне. Если не смогли избить, то решили действовать так: руки не замараешь, а ударишь побольнее. Плетусь на улицу, мне кажется, что я задыхаюсь, хочется глотнуть прохладного воздуха. Рядом, будто из ниоткуда, появляется Кирилл, мы выходим на улицу.

— Ну что, добился своего⁈ Теперь все считают, что я твоя подстилка и едва не на улице сосу у тебя! — ору я.

— Хочешь, я разобью им рожу, Катя⁈ — начинает кипятиться Демидов.

— Кому разобьёшь, всему институту⁈

Я не знаю, что делать, как быть дальше. Сейчас на занятия идти не хочется, домой ехать тоже не вариант. Ёжась, захожу обратно, выбежала без куртки, а на улице уже холодно. Что теперь делать, отчислятся из института? Наследство ещё не получено, да и мать убьёт.