– Государь наш Петр Алексеевич отправил посольство с целью положить начало новым отношениям с теми государствами, которые до сих пор неведомы для нас, – глядя на монарха, закидываю первую удочку.

– Хм, и какие же такие страны оказались уже… известны России?

– Еще в первый свой визит в Европу наш царь побывал в Англии, Голландии, некоторых немецких княжествах.

– А Франция? Как же так получилось, что, будучи в тех землях, царь Московии не попал в Версаль? – удивился Филипп.

– Этого я не знаю, как, впрочем, и не должен знать, – с улыбкой отвечаю монарху.

– Что ж, действительно, не ваше это дело. Но тогда, быть может, полномочный посол расскажет подробнее, для чего он прибыл в Испанию, – с безразличием спросил Филипп, не видя, как глаза супруги слегка прищурились…

В общем, малоинтересный разговор тогда получился. Главная часть аудиенции окончилась, а к сути я так и не перешел. Ну не говорить же мне: мол, так и так, давай ты отдашь Руси Сицилию и пару островов рядом, а мы тебе помощь окажем, при условии, что Франция поспособствует с Турцией, повлияет на нее, так сказать, проход для кораблей даст и тому подобное.

Однако когда я уже выходил из дворца, ко мне подошел тот же лакей, который шел перед нами, и передал записку от королевы. В ней говорилось о том, что аудиенция для приватного разговора назначена на следующий день; почему именно так, я не понял, а объяснить, в чем дело, увы, было некому: Толстой умер, а умудренных дипломатов со мной, конечно же, не было. С другой стороны, день-то уже перевалил за полдень, может, поэтому и решать государственные дела королевская чета не хочет?

Как бы то ни было, на следующий день, задолго до пробуждения короля, в девять утра, я зашел в рабочий кабинет королевы. По всей видимости, именно она является действительным властителем Испании. Об этом говорила и сама атмосфера кабинета. Сидящая здесь женщина, заваленная горами бумаг, поневоле внушала чувство жалости, все же не женское это дело – управлять государством, ей бы лучше возиться с детьми или, на худой конец, гулять с фрейлинами по парку, слушая щебет птиц и собирая гербарии.

Мария Савойская восседала в кожаном кресле. Вопреки моему ожиданию, на ней не было ни кружев, ни рюшечек, только сугубо практичная домашняя одежда. Перед королевой лежала кипа бумаг, которые она просматривала, а между делом выписывала какие-то цифры – вполне возможно, что составляла смету расходов.

Рядом с распахнутым окном замер первый министр. Крутя на левой руке золотой перстень, он глядел куда-то вдаль, высматривая что-то, а быть может, и кого-то. Услышав, как лакей плотно прикрыл за собой дверь, Альберони повернулся ко мне лицом.

– На каком языке вы, сеньор посол, предпочли бы вести беседу? – учтиво поинтересовался он.

– На русском, сеньор, но так как у вас просто нет навыка общения на моем родном языке, то лучше сразу же перейдем на французский язык, – отвечаю ему, возвращая любезность.

– Конечно-конечно, как вам будет угодно, – сказал Альберони, поворачивая голову к королеве.

Отвлекшись от лежащих перед ней бумаг, Мария Савойская с интересом оглядела фигуру молодого посла.

– Вы знаете, сеньор, у нас дела идут несколько не так, как хотелось бы всем грандам Испании, да и королю, что бы он там ни говорил своим подданным и советникам.

– Я прибыл ко двору не для того, чтобы давать пустые обещания или, как некоторые мои собратья, плести интриги против власть имущих, – слегка поклонившись, сказал я королеве, боковым зрением наблюдая за первым министром.

– Что ж, рада это слышать. Вот только мне непонятно: для чего тогда вы здесь? Не из праздного же любопытства, в самом деле? – несколько наигранно спросила Мария Савойская.

– Моя страна во многом преуспела за последние годы, но у нас по-прежнему нет устойчивого выхода к морям, кроме разве что внутреннего, да только оно не так уж необходимо, когда не имеет выхода к другим морям. Также России нужна поддержка в Европе, и чем надежней она будет, тем серьезней может быть помощь той стране, взаимовыгодный союз с которой моя родина смогла бы заключить, – спокойно выдвигаю я первое предложение, впрочем, не надеясь на его принятие: слишком оно… нереальное, что ли.

– И какого рода поддержка интересует твоего государя? – спросил Альберони.

– Любая, которая может привести к процветанию и укреплению нашего взаимовыгодного союза, если, конечно, его удастся заключить…

– Вступая в союз, Россия будет обязана вступить в войну на нашей стороне…

– Вовсе нет, ваше величество, моя страна сможет помочь вам только после того, как мы сами уладим дела на своих западных границах. Как вы, может быть, слышали, – на губах против воли появляется едва уловимая улыбка, – мы уже десять лет воюем со Швецией, и, смею заметить, в конце июня этого года произошло сражение, в котором вся шведская армия панически бежала с поля боя. Сам король скрылся в Османской империи, а почти все солдаты и большая часть офицеров в данный момент двигаются к центральным землям России, отрабатывать потом и кровью все свои безобразия, учиненные в Малороссии и восточной Руси.

– Этого не может быть! Шведская армия сильнейшая во всей Европе, – возразил первый министр, с негодованием глядя на меня, будто я лжец, каких свет не видывал.

– Но все же это так, сеньор первый министр, – спокойно замечаю ему. – Я же сказал вам, что моя страна смогла извлечь выгоду из поражения под Нарвой. Взять себя в руки, перестроиться, взрастить саму себя и справиться с сильным врагом, об армии которого спотыкались не раз и не два наши западные соседи и союзники.

– На что это вы намекаете, сеньор посол? – с негодованием спросил Джулио Альберони.

Не говоря ни слова, слегка пожимаю плечами: мол, кто знает.

– Вы правы, сеньор посол.

Мария Савойская встала из-за стола, прошла в угол комнаты к глобусу, на котором чуть ли не треть занимали белые проплешины неизведанных земель.

– Еще совсем недавно, всего пару месяцев назад, никто не предполагал, что эрцгерцог Карл вместе с предателями арагонцами сможет разбить войска моего мужа. Случилось так, что под Сарагосой нашли свое упокоение слишком многие преданные нам воины, а новой армии у нас просто нет, кроме той, остатки которой разбросаны по гарнизонам в надежде на скорую помощь французов. Да и давно ли ушел из Мадрида сам Карл? И месяца не прошло. А ведь он был именно тут, в этих апартаментах, в самом дворце, а не где-то еще!

«Эк тебя перекосило!» – с несказанным удивлением гляжу я на лицо королевы, с болью взирающей на слегка вращающийся глобус.

– Если бы не верные каталонцы, то и по сей день здесь восседал бы Карл, а не мы с супругом, – будто бы не замечая гримас первого министра, продолжила королева. – Где наша союзница Франция? Куда ушли ее армии? Я знаю куда! Они предали нас, решив отгородиться от опасности вторжения в собственные земли. Из-за этой бесконечной войны в стране разруха, по дорогам стало опасно ездить даже дюжине человек, а не только одинокому путнику. Испания гибнет, погружаясь в пучину раздора и междоусобиц, но и их не избежать, ведь предательство нельзя прощать ни в коем случае. Уже потеряны владения в Италии, Сицилия ушла в руки императора, Гибралтар захватили английские войска…

– Ваше величество, может, все же не стоит… – деликатно прервал несколько разошедшуюся королеву Альберони.

– Нет, Хулио, стоит! Мне надо наконец выговориться! И ты это лучше меня знаешь!

Гордая королева, в прошлом красавица, каких мало на свете, сейчас стояла вполоборота ко мне с потерянным взглядом, смотрела куда-то в стену, словно старалась найти силы для противостояния этой катастрофе, в которой некогда сильная и великая империя навсегда теряет остатки былого величия и могущества.

Немного успокоившись, Мария Савойская вернулась на свое место – за стол с лежащими в беспорядке бумагами. Будто и не было вовсе этой сцены слабости женского начала, которому следует заботиться о потомстве, но никак не о нуждах целой страны.