– Ты о чем? Мы же не для себя, а для России все это делаем, – удивился я неожиданному вопросу.

– Алексей, ты же знаешь, что я не меньше радею о Руси, нежели все здесь сидящие, но вот именно в этом и состоит основная проблема.

– Ты не переработал, Мишенька? – беспокойным тоном спросил Прохор, потянув руку ко лбу сидящего рядом друга.

– Не понимаете? – отодвинув его, спросил Миша.

– Что-то пока не очень, – ответил я за всех.

– Многие видят, что в последнее время ты, ваше высочество, заметно изменился, взялся за голову, можно сказать. Нас вот нашел, людишек готовишь военных, производства открываешь, реорганизацией города, врученного тебе, лихо занялся, на именитых горожан порой даже не оглядываешься. Это многим не нравиться, ведь даже при царе-батюшке остались те, кто может в случае нужды поставить палки в колеса не только человеку, но и Руси. Мы все делаем все возможное, а порой даже немного больше.

Так вот к чему я веду: если новость о том, что наследник, собравший вокруг себя, скажу честно и без ложной скромности, довольно-таки умных и деятельных людей, укрыл от царя такую хлебную жилу, из которой можно вытянуть огромные средства для войны и страны в целом, просочится наружу, то я уверен, что придет крах всему, сделанному с таким трудом. Теперь понятно, о чем я толкую? – возбужденно сказал он, усаживаясь на свое место.

– Да, с такого угла мы проблему не рассмотрели, – признался я сам себе.

– Миша прав, други, – наконец сказал Николай, делая пометку в своем дневнике.

– А что же тогда делать? – спросил Прохор.

Я внимательно посмотрел на своих товарищей и вздохнул, прекрасно понимая их состояние. Мы все ходим по краешку клинка и прекрасно понимаем это. Также я очень хорошо понял одну непреложную истину еще из той жизни: если ты что-то задумал – иди до конца! Многие ругают одного из действительно великих людей моей истории – Сталина. Да, у него были промахи и куча ошибок, но ведь дай он слабину в свое время, и нашей страны уже не было бы! Так почему же я в самый ответственный момент – тьфу, в один из самых ответственных моментов – наших свершений должен дать слабину? Не бывать этому!

«Как бы не надорваться тебе, Ванечка», – противно прошептал голосок внутри меня.

– Мы сделаем следующее, – сказал я, набрал воздуха в легкие и на едином дыхании выпалил: – Я, как и планировалось, поеду в Европу, а вы тем временем соберете группу людей, болееменее знакомых с горами (или найдете им проводника из указанных мной мест) и пошлете на описки. И сделаете это так, чтобы ни одна душа об этом не узнала.

– Отлично! – заулыбались друзья, чувствуя, как с их плеч свалилась огромная ноша, целиком и полностью взваленная на меня.

«Конечно, хорошо», – грустно улыбнулся я про себя, понимая, что все действительно важные решения мне придется принимать самому. Только одному…

– Хорошо, раз уж с делами разобрались, то, я думаю, у нас есть пара свободных минут, и мы сможем перекусить, раз уж время…

Договорить я не успел: двери зала распахнулись, и в него вошел грязный и уставший Александр.

– Что с тобой?! – спросил друга Прохор, вставая с кресла.

– На нас напали разбойники по дороге домой, – устало прошептал он.

– А где же Артур? – спросил графа Николай.

– Он ранен, сильно ранен. Именно из-за этого мы так задержались. Я не знаю, как долго он протянет. Но он перед смертью хотел бы увидеть всех вас еще раз, а особенно тебя, Алексей, – тихо сказал Саша, обессиленно падая в кресло Прохора.

– Какая, на хрен, смерть?! Ты о чем говоришь?! – не сдержался Прохор.

– Тише, нам надо срочно увидеть Артура, я только заскочу ненадолго к Юле: думаю, что если кто и поможет, то только она, – тут же взяв себя в руки, сказал я, вставая со своего места. – Раз уж меня смогла вылечить…

– Точно! А мы тогда сейчас же пойдем к барону. Где он сейчас? – спросил Николай.

– В малом приемном зале, дальше нести его было уже нельзя, рана начала открываться, – виновато ответил помещик, как и все, вставая со своего места.

Середина мая 1709 года от Р. Х.

Места близ Смоленска

Бригада боярина Третьяка

Мысли молодого полковника путались и не хотели приходить в порядок, рука дрожала и не желала писать каждодневные заметки в дневник. Привычка записывать события, прошедшие за день, появилась у витязя с тех пор, как наследник Петра приказал ему ежедневно подавать отчет о работе и состоянии дел. Незаметно для себя Прохор втянулся в эту рутину и только спустя пару месяцев заметил, что все эти записи помогают ему раскладывать по полочкам мысли и идеи, попутно давая возможность зрительно видеть результат проделанной работы в форме отчета самому себе.

Уже прошел почти месяц с тех пор, как командующий витязей вместе с тремя полками выдвинулся маршем в сторону Смоленска, где их ожидало еще несколько полков. Слякотные весенние дороги по мере приближения к югу России оставались позади, уступая место пыли и духоте. Единственным плюсом южной части России была, конечно, природа. Здесь уже вовсю цвели деревья и радостно щебетали птахи, что ложилось бальзамом на сердца воинов, давно не видевших такой красоты.

Но даже красота окружающего мира не могла до конца развеять смутное беспокойство командира батальона витязей, чуть-чуть не дотянувшего до полка. Хотя ранение Артура и оказалось не смертельным благодаря девушке Алексея, Прохор понимал, что незамеченным оно не останется и виновные обязательно найдутся. Хотя ведь когда было совершено нападение на царевича, виновные не были пойманы…

«Чтоб их всех черти в ад утащили!» – зло сплюнул Прохор Митюха, убирая письменные принадлежности в небольшой тубус.

Писать заметки в таком состоянии полковник был просто неспособен. Злость на самого себя почему-то не проходила, а только усиливалась, будто именно от него зависело нападение на друзей. Правда, Алексей, до поры до времени ехавший вместе с бригадой России, развеял часть сомнений своего друга и младшего брата. Но все равно обидно чувствовать себя неспособным изменить такую, казалось бы, незначительную вещь, как секунда времени…

– Господин полковник! Вас вызывает его милость господин бригадир! – зашел в шатер командира витязей молодой адъютант бригадира Третьяка, за которым следовал один из лейбшицев (телохранителей) полковника.

«Боже, ну что за наказание? Отдохнуть и то не дадут!» – подумал про себя Прохор, закрывая кожаный тубус.

– Хорошо, я сейчас буду, – ответил витязь, поправляя портупею.

Получив ответ, адъютант тут же умчался исполнять свои обязанности, оставив полковника наедине с лейбшицем.

– Иди, Игорь, видишь же, что ничего серьезного, – наконец сказал Прохор охраннику.

– Есть, брат-полковник! – ответил витязь и вышел из шатра.

Прохор вышел следом за младшим братом. Возле выхода из шатра стояли два лейбшица, постоянно находящиеся рядом со своим командиром; только во время совещаний и по личной просьбе-приказу брата-командира они были вынуждены временно прекращать опеку, правда, ненадолго.

– Оставайтесь здесь, – бросил лейбшицам через плечо Прохор.

– Есть, – отозвались два высоких жилистых витязя.

До шатра командующего было не так уж и далеко, всего-то полверсты, не больше, но погодные условия делали это расстояние тянущим как минимум на пару верст, слишком уж много грязи было на дорогах, разбитых сапогами солдат и подковами лошадей. Проходя стоянку своего полка, расположенную в паре сотен локтей от его шатра, Прохор услышал слова знакомой ему песни, которую когда-то в юношестве, еще проходя учебу в корпусе, он слышал от своего брата и командира царевича Алексея.

Улыбнувшись, Прохор пошел дальше, напевая песню себе под нос.

Перед шатром командующего бригадой стояли все командиры полков, в том числе и прибывший совсем недавно Бернер, а также члены штаба боярина. Прохор поздоровался со всеми, благо после прошлогодней кампании у него появилось много друзей среди других полков, в том числе и среди командования этих полков – что поделать, война сближает людей, особенно когда один из них спасает жизнь другому.