Ася вдыхала не просто воздух, а ощущение тайги, — всего много: рябины, малины, черники, грибов. Каждый запах под цвет, настроение, высоту. Летом одно с другим не перемешивалось, у каждого аромата своя формула обольщения. Но осенью все нежное и чудесное быстро улетучивалось, оставалось тяжелое сырое, земное. Через неделю на короткий срок придет позднее осеннее дыхание, и сразу явится зимнее, холодное. Ягодная красота окислится в хвойную накипь коры, и начнет постепенно вымораживаться льдинками с привкусом кислорода, металла, речного ила.

— Ну чего ты тянешься? — в который раз нетерпеливо обернулась Вера. Она уже перемахнула лощину, зацепилась за ствол сломанной березы, напугала ворон, одна в темноте порхнула ей в лицо.

— Давай чуть отдохнем, — захныкала Ася.

— Не хочу.

— Я хочу. По корням в сапогах неудобно.

— Опоздаем!

— Вер, а ты откуда знаешь шаманку?

— Она не шаманка, она Надежда Львовна, наша бывшая соседка. Жили на одной площадке, пока мама не ушла.

— Куда ушла? — Под ногой хрустнула ветка. Ася оступилась, приложилась коленом о землю. — Елки-палки!

Присела на камень, стала стягивать с правой ноги сапог. На черном глянце заметила глубокий порез. Сунула палец в дыру.

— Ну вот, порвала.

Теперь мать будет бодать за двенадцать рублей! В эту цену входили шик, блеск, красота резины! Надо попросить отца заклеить. Может, до зимы хватит.

— Хватить хныкать! — прибавила громкости Вера.

— Вер, я не поняла, куда ушла твоя мама?

— Туда, откуда не возвращаются.

Ася задумалась, таких мест, наверное, много.

— Я ее почти не помню. — Верино молчание ненадолго повисло во временной петле. — Только бледное лицо на подушке, как мятая бумага, фартук с мусором в кармане, большую, зеленую кастрюлю. Мать постоянно смеялась, из черпака пробовала суп, дула, остужала, давала мне. Суп всегда был гороховым…Пошли.

Ася горестно натянула сапог на ногу, притопнула. Все, можно идти. Взглянула на гору. Огромная луна боком лежала на вершине. Хотя где у луны бок? Ася вздохнула и испугалась своего вздоха, совсем старушечьего.

На последнем уроке географии учитель рассказывал про перигей — ближайшую к Земле точку, которую проходит Луна за полный оборот вокруг нашей планеты. «Но даже эта близость порой не может создать такую иллюзию большой луны, которую мы сможем наблюдать в ближайшие дни. Особенно она кажется большой в окружении деревьев, домов, гор. Луна, висящая посреди огромного небесного пространства, зрительно уступает в размерах той, которая находится в зените перигея». — По традиции, учитель географии преподавал астрономию, посвящал время звездам, галактикам, обязательно теплым и светлым. Черную дыру не любил, словно лично был с ней знаком.

Луна действительно выглядела потрясающе, но для этого не обязательно было тащиться ночью в гору, из Асиного окна вполне видно.

Меж тем ночь росла и крепла, наполняясь скрипучими, грустными звуками. В вышине печально стонали макушки, листва шепталась, полный диск луны увеличивался, перекрашиваясь из ярко желтого в голубовато-серый, и проливался на тайгу холодным стальным светом.

Где-то истошно залаяла собака, показалась, что не одна. Лай дробил блеклую тишину на части, рвал холодную ночь на куски. Неожиданно лай резко перешел в завывание и стон.

Обе испугались. Ася остановилась, Вера прижалась к ближайшей ели. Она смотрела на вершину горы, пытаясь понять, откуда идет звук. Голова прикрыта лапником, видна только светло- коричневая куртка. И вдруг Ася увидела на ее спине разные рисунки, которые менялись от дуновения ветра. Они были повсюду, обвисали по краям, уходили под локти, кривились на плечах. Рисунки и буквы были черно-кирпичного цвета с расплывчатыми краями. Читалось: «но», «ух», «зло». Ася смотрела не отрываясь, пыталась понять, что значат эти короткие слова.

Вера прижимала бубен к животу, ласково гладила сквозь мешковину, что-то бормотала. Обернулась к Асе, перехватила ее перепуганный взгляд.

— Чего вылупилась? Давай быстрее.

Лай стих. Где-то в вышине отвратительно заскрипели деревья, наполнили голову страхом. Сердце заколотилось, словно по нему били, как по куску висящего рельса. Скоро подъем закончится, после синего камня небольшой виток по просеке меж пик сухостоя.

Ася тронулась с места и все Верины тени тут же облепили ее. Казалось, они причиняли боль, проникали сквозь ткань, вонзались под кожу. На локте зависло «Э-о-э-у-а…», поползло по руке к пальцам, к земле, растворилось в туманной пыли. Ася чуть не заголосила от ужаса.

— Верка! — не сдержалась она, когда рваная змея букв упала ей на голову.

Вера вздрогнула, обернулась.

— Дура! Чего орешь? Напугала.

— На тебя змея прыгнула, — не совсем уверена произнесла Ася, понимая, что никакой змеи нет.

Вера перехватила взгляд подруги, словно отряхиваясь, дернула плечами.

— Да успокойся ты! Блин, зачем я тебя взяла?

Ася морщилась от скрипов, теней, но терпеливо догоняла.

Вера уже стояла на вершине Крестовой горы и, закрыв глаза, молчала. Чего это она? Ах, да! Шаманка так велела. Ася встала рядом. Задрав голову, смотрела на чистое звездное небо и не могла поверить в эту красоту.

Подготовка к ритуалу шла неспешно. Такое дело не требует суеты. Кажется, природа тоже притихла. Замерла, прислушалась. На вершине лесок хилый, сплошь сухостой, лишь кое-где виднелись рыхлые березы с одинокими желтыми листьями. От всего леса веяло чем-то чужим и опасным.

Вера вытаскивала бубен из мешковины. На лице ни одной эмоции, ни единый мускул не дрогнул. Негоже трусить, твердила ее суть.

БОМ!

Ася впервые слышала такой протяжный круглый звук.

Бум! Бум! Удары шли из глубины, издалека. Словно у них были крылья, и они собой заполняли все небо.

Бум! Бум! Бум!

Вера била по бубну без суеты, сплошным гулом. Получалось само собой, одновременно: ударяла, плакала, пошатывалась, поминутно трясла головой. Затянула нудное горлопение. Получалось неловко, плохо, зато честно, от души. Если бы сейчас из-за камня вышел Верин отец, черный от угольной пыли, с белыми зубами и зрачками счастливых глаз, Ася нисколько бы не удивилась, бросилась ему на шею. Обрадовалась, что подруге больше не надо сходить с ума, доводить себя до исступления.

Хоть бы никто не узнал, что они тут вытворяют!

Воздух продолжал наполняться энергией, уже вибрировал от переизбытка пассов, а заклинания, которые Вера произносила, все тянулись и тянулись. Как-то так получилось, что до какого-то момента Ася не особо вникала в смысл слов, но, когда Вера стало бесконечно требовать: «Зло, уходи!» — это звучало зловеще, словно летели тяжелые ядовитые стрелы. Вера кого-то проклинала, кому-то приказывала, строила, командовала.

«Каждому слову свое время. Можно рано начать, но попутав берега, поздно кончить!» — О чем это она?

Ася вырвала у Веры бубен. Та по инерции колотушкой пару раз ударила по воздуху, удивилась тишине, замолчала.

Повисла пауза. Было видно, как тяжело Вере вернуться в реальность.

— Отдай! — шатаясь, шагнула она к Асе.

— Успокойся!

Вновь повисла пауза. Подруги стояли друг против друга и кипели красными бычьими глазами, а уходящая луна забирала остатки света вокруг них.

Обратно бубен Ася несла сама. Путь домой был быстрым. Спуск занял минут двадцать. Почти бегом перескакивала корни, по дороге ругала себя. Скоро утро, рано вставать в школу. Опять будет засыпать на уроках. Сколько раз решала лечь пораньше, но каждый вечер находились поводы оттянуть сон. Вера догоняла, надсадно дышала в спину.

Вскоре показались коробки домов из серого бетона. Проспект Октябрьский, у Аси дом восемь, у Веры шестой. Быстро миновали автовокзал, кафе «Елочка», где работала мать. И тут Асю покрыл холодный пот. Она вспомнила о матери, о том, что случилось днем. Асе так хотелось все это забыть, и она забыла.

Попрощались, разбежались. Тяжело дыша, Ася поднялась по каменным ступеням, зашла в квартиру и тут же получила по голове. Сложно сказать, чем Асю били, скорее всего это было мокрое полотенце, завернутое жгутом, — тупая привычка матери. Вспыхнул свет. Мать замахнулась для следующего удара, но Ася перехватила петлю мокрого полотенца, дернула на себя. Это неожиданно оказалось легко, ведь Ася уже переросла мать на голову. Мать взвизгнула, кинулась с кулаками.