Атта выдернул копьё из тела Хумвавы, его дыхание было тяжелым, а сердце бешено колотилось в груди. Он знал, что должен завершить дело, прежде чем враг сможет оправиться. Но едва он поднял копьё для финального удара, как в поле зрения метнулась валькирия. Её крылья развернулись, излучая свет и ослепляя Атту на мгновение. Она атаковала его с неожиданной яростью, отвлекая от лежащего на земле Хумвавы.

В этот момент две другие валькирии стремительно подлетели к Хумваве. Они подхватили его под руки, их крылья взметнулись, поднимая их в воздух. Хумвава, истекая кровью, был едва жив.

Цулью другой крылатой воительницы была мемолибра. Заметив лежащую на земле странную сферу, она поспешила её забрать. Она осторожно подошла к ней. Сфера, казалось, притягивала её внимание, как завораживающий магнит. Когда валькирия приблизилась, мемолибра внезапно ожила, поднявшись над землёй и начав медленно вращаться, излучая мистическое свечение.

Воительница замерла, её глаза расширились от удивления и восхищения. Она протянула руку, завороженная непонятной силой, исходящей от сферы. Однако, едва её пальцы коснулись поверхности мемолибры, произошло нечто ужасное. В одно мгновение её тело заискрилось ярким светом, а затем, словно под воздействием невидимой силы, распалось на мельчайшие частицы, превратившись в пепел.

Пепел поднялся в воздух, подхваченный порывом ветра, и рассеялся в ночной тьме. Свет мемолибры стал ярче, озаряя окрестности, а её зловещий блеск предупреждал всех остальных: к ней лучше не приближаться. Каждый Наследник Крови, каждая валькрикия и даже обычные люди на площади, заметив происходящее, испытали ужас и почувствовали, как холод пробежал по их спинам.

"…До сих пор остается загадкой, что за крылатые монстры обрушились на Гамеш в ту роковую ночь, безжалостно уничтожая всех на своём пути….

…Ночь Скорби" — так называют годовщину катастрофы, обрушившейся на город Гамеш и унесшей множество жизней. Трагедия, произошедшая в ту роковую ночь, до сих пор окутана тайной, а причины её возникновения остаются предметом ожесточённых споров. Одни считают, что разрушения могли быть вызваны орбитальным ударом, другие указывают на возможность применения импульсной бомбы или даже ядерного заряда. Жрецы же говорят о сверхъестественной силе, пробудившейся в момент катастрофы….

…Те, кто утверждают, что нападение было делом рук космических пиратов, зачастую считаются безумцами. Такие предположения кажутся абсурдными на фоне масштабов разрушений и таинственных существ, появившихся в ту ночь. Не менее скептически общественность относится к тем, кто уверенно заявляет о божественной каре, посланной на город.

Эти версии, лишённые убедительных доказательств, скорее отвлекают от попыток найти истинные причины катастрофы. В то время как одни пытаются осмыслить случившееся через призму религиозных или мифологических концепций, другие продолжают искать рациональные объяснения, надеясь когда-нибудь пролить свет на ту роковую ночь. Однако до сих пор ни одна из гипотез не дала ответа на вопрос, что же действительно произошло в Гамеше…"

Из новостных сводок города Гамеша

Он снова был здесь, в этом городе под вечным ночным небом. Каждый раз, когда он оказывался здесь, чувство тревоги и беспокойства охватывало его, словно невидимая сила толкала его в омут собственных мыслей и страхов. Город из его снов, город-мираж, возникающий в ночных видениях, снова окутал его своим таинственным и мистическим покровом. Он оказался в центре огромной площади, окружённой высокими, как горы, зданиями. Их тёмные фасады, покрытые сетью трещин, казались живыми.

Площадь была освещена только слабым, мерцающим светом далёких звёзд, которые, как всегда, выстраивались в непонятные созвездия на бархатном ночном небе. Ни луны, ни фонарей, ни одного другого источника света не было видно. Только эти холодные звёзды, чьё сияние казалось отстранённым и безразличным ко всему, что происходило внизу.

В центре площади возвышалась массивная стелла, устремлённая к небу, как копьё, готовое пронзить черноту ночи. Она была сделана из непонятного материала — что-то среднее между мрамором и металлом, но совершенно лишённое блеска. Поверхность стеллы была покрыта странными письменами и символами, которые словно бы пульсировали едва уловимым светом, отражая тусклый свет звёзд. Эти символы казались живыми, как будто они пытались передать какую-то древнюю, почти забытую истину, но смысла их Гилл не мог понять.

Он сидел на холодной земле, ощущая, как мороз пробирается сквозь тонкую ткань его одежды. Холод не беспокоил его, скорее наоборот, он даже был в каком-то смысле приятен, помогая лучше сосредоточиться на том, что происходило вокруг. Взгляд его был устремлён вверх, на звёзды, которые казались бесконечно далёкими и одновременно близкими. Они словно висели прямо над ним, но протянуть руку и коснуться их было невозможно.

Вокруг него царила странная тишина, но эта тишина была обманчивой. Она была наполнена звуками, которые казались приглушёнными, как если бы они доносились из далёких глубин, откуда-то из-под земли или из самой тьмы. Эти звуки были едва различимы, словно слабый шёпот, который невозможно разобрать. Это были голоса мертвецов, которые окружали его.

Мертвецы были повсюду. Они стояли, сидели, лежали на земле в неестественных позах, их тела были скрюченными, словно они погибли в мучениях, но в их глазах было что-то живое. Эти глаза были устремлены на него, наполненные немым укором и немым ожиданием. Их рты шевелились, они что-то говорили, но звуки не доходили до его сознания. Казалось, что они требуют чего-то, что-то хотят узнать, но вопросы их были непонятны, словно на другом языке, языке, который он никогда не слышал и не мог понять.

Гилл знал, что они хотят от него ответа, но не понимал, какого именно. Иногда ему казалось, что он слышит что-то в этих голосах, что-то большее, чем просто требование. Они были исполнены боли, горечи и отчаяния. Это было не просто требование ответа, это был крик о помощи, мольба о спасении. Но Гилл не мог им помочь, не мог избавить их от мучений, как не мог избавить себя от этого вечного кошмара. Он не мог услышать их слов, не мог понять их требований. Всё, что он мог, — это созерцать звёзды. Эти звёзды были единственным, что приносило ему утешение.

Время в этом городе текло иначе. Иногда казалось, что он сидит на этой площади всего несколько минут, а иногда — что прошли часы, дни или даже годы. Он не мог определить, сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз был здесь, но знал, что это не имеет значения. Этот город был вне времени, вне пространства, вне реальности.

Мертвецы продолжали смотреть на него, их взгляды были полны ожидания, но Гилл знал, что не сможет дать им то, чего они хотят. Иногда он пытался заговорить с ними, спросить, что им нужно, но каждый раз слова застревали в горле, не находя выхода. Слова, которые он пытался сказать, казались ему бессмысленными и пустыми. Всё, что он мог сделать, — это смотреть на звёзды и надеяться, что однажды, в каком-то далёком будущем, он сможет понять, что они говорят.

Потом рядом с ним появилась она. Это было как внезапный порыв ветра в безмолвии мёртвого города, как проблеск света среди бесконечной тьмы. Гилл сначала не заметил её, так глубоко был погружен в созерцание звёзд, но внезапное ощущение тепла и присутствия рядом заставило его оторвать взгляд от небес. Перед ним стояла женщина, появление которой было столь же странным и загадочным, как и сам этот город.

Её пурпурное одеяние мягко колыхалось в невидимом ветре, словно само было соткано из теней и света, переливаясь всеми оттенками сумерек. Материя, из которой было сделано это платье, казалась живой, оно обнимало её фигуру, подчеркивая каждый изгиб, но не открывая ничего лишнего. Пурпур, цвет, который обычно ассоциируется с королевской властью и загадочностью, тут был глубок и насыщен, как будто впитал в себя все цвета ночи и тайн, окружавших это место.