«Умоляю! Духи, умоляю вас! Пусть оно выдержит!»
Кора вдруг затвердела. Дерево перестало терять высоту. Юми удивленно открыла глаза – и устыдилась своего удивления. Она ведь помолилась, и духи ответили. Просто… раньше они не отзывались так быстро.
Тут она снова начала падать, а дерево – растворяться.
«Нет! – мысленно вскричала Юми, и дерево вновь обрело плотность.
Дело было в том, что…
«Все, во что я верю, правда, – догадалась Юми. – Это дерево соткано из Пелены. Представив его чем-то иным, я могу сделать его реальным».
Не успела она об этом подумать, как дерево действительно обрело твердость.
«Так же и с ветром, – решительно подумала Юми. – Мне повезло. Он дует в нужном направлении».
Дерево покачнулось на ветру, поворачиваясь к Торио. К машине.
* * *
Час спустя художники собрались на западной окраине города. Раскатали холсты, расставили большие тушечницы. Кто-то отвечал услугой на услугу. Кому-то припомнили старые обещания, кому-то дали новые. Всего собралось тридцать семь человек.
Художник наблюдал за происходящим с мучительной тревогой: а вдруг нападение случится до того, как будут закончены приготовления? Но еще он чувствовал благодарность, поскольку на его зов откликнулось десять-пятнадцать процентов от числа городских художников. Друзья не ограничились полумерами. Да, отряд невелик, если сравнивать с силами врага. И ни у кого, кроме самого Художника, не было встреч со стабильными кошмарами.
И все же ситуация несравнима с той, как если бы ему пришлось сражаться в одиночку.
– Мы готовы, Аканэ, – обратился к девушке долговязый художник. – Что нам теперь делать?
– Ждать, – ответила та. – Могут появиться враги. Опасные. Держите тушь под рукой.
Все разбились на небольшие группы, тихонько переговариваясь; кто-то уселся у стены складского здания. Художник повернулся к Пелене, внимательно наблюдая.
Он ждал.
И ждал.
Прошел час. Число недовольных возрастало. Волнение Художника усиливалось. Что, если он выбрал не то место? Что, если художникам наскучит ждать и они разойдутся до нападения?
Что, если…
Пока Тодзин увещевал лидера одной из групп, подошла Аканэ, сложив руки за спиной. Вид у нее был усталый.
– Никаро, – сказала она, – сестра в безопасности? Пожалуйста, скажи, что она сейчас в твоей квартире.
– Она… не будет рисовать. Я потом объясню. Не волнуйся за нее.
«Я поволнуюсь за всех нас», – подумал он.
Говорить правду – одно. Объяснять, что случилось с ним и Юми… Для этого время неподходящее.
Аканэ озабоченно оглянулась на Пелену. Затем вновь посмотрела на Художника.
– Объясни еще раз, чего мы ждем.
– Они придут, – уверенно заявил Художник, прежде чем Аканэ успела продолжить. – Сто кошмаров. Наверняка.
– Если не придут, ничего страшного.
– Это не так – вы рискуете репутацией, – возразил Художник, заметив, как на него смотрят некоторые коллеги, узнавшие, что он в деле.
Приглашая других художников, его друзья благоразумно не упомянули о том, кто все это затеял.
– Тодзин верно сказал. – Аканэ пожала плечами. – Если что, походим немного с красной физиономией. Ничего страшного.
– Аканэ, – сказал Художник, – я понимаю, что это звучит бредово, но я действительно разговаривал с кошмаром. Не могу точно объяснить, но… обещаю, нападение будет.
– А если… не будет?
– Я не лгу вам, – напряженно проговорил он. – С меня хватило.
– Никаро, я не обвиняю тебя во лжи, – прошептала Аканэ. – Но что, если тебе почудилось? Что, если помощь нужна тебе? Бывает, что человек сам себя убеждает в реальности тех или иных вещей.
– Я…
– Пожалуйста, – сказала Аканэ, – подумай об этом.
Он заставил себя подумать. Ради Аканэ и всего, что ребята предприняли по его просьбе. Он закрыл глаза и сосредоточился. Все, что с ним происходило, кажется невероятным, даже немыслимым. Каждое событие можно легко объяснить.
Ему отчаянно хотелось быть особенным. Он долгие месяцы притворялся одиноким воином, ищущим в ночи тех, кто нуждается в помощи и защите. Что, если он принимал желаемое за действительное? Создавал несуществующие образы из Пелены? Или, хуже того, попросту все выдумал?
Такие мысли претили ему, но наиболее спокойная частица его внутреннего «я» – та, что стойко пережила позор, связанный с его прошлой ложью, – крепко ухватилась за эту идею. Пожелала изучить вопрос. Если в самом деле он все выдумал, то стоит последовать совету Аканэ и обратиться за помощью. Признать проблему не означает обмануть себя или поступиться моральными принципами.
– Аканэ, если никаких кошмаров не появится, – сказал он, открыв глаза, – то я обращусь за помощью. Будь уверена.
– Может, сказать им, что это учения? – Она кивнула на других. – Проверка, как быстро мы можем собраться, чтобы защитить город в чрезвычайной ситуации?
– Не надо. – Художник схватил ее за руку. – Не обманывай их. Если решишь, что их нужно отпустить… просто скажи правду. Что вы потакали моим причудам в память о нашей прежней дружбе.
Аканэ обняла его.
– Мне правда очень жаль, – прошептал он, обнимая ее в ответ. – Я сожалею обо всем, что сделал и сказал. И особенно о том, чего не сказал.
– Мы знаем. – Она отстранилась. – За других не скажу, но я тебя прощаю. Никаро, я понимаю, что ты не хотел нас обидеть.
Он улыбнулся.
– Эй, ребята! – К ним подбежала Масака. – Вы когда-нибудь видели, чтобы Пелена делала вот так?
Художник обернулся.
Пелена колебалась. Волновалась, бурлила.
– Хватайте кисти! – крикнул Художник. – Они идут!
Художники взвились на ноги, разинув рот. Они были ошеломлены.
В этот момент из Пелены появились кошмары.
* * *
Приближаясь к Торио, Юми понимала, что должна позволить дереву приземлиться.
Невозможно одолеть машину, одновременно сражаясь с преследующими кошмарами. Сначала нужно справиться с ними. Юми полагалась на инстинкты, но также и на логику. Она вспомнила кое-что, услышанное от Виньетки.
Ее дерево медленно снизилось, продолжая растворяться. Когда наконец ноги коснулись земли, Юми отпустила ствол, позволив ему полностью исчезнуть. Дорогу к столице преграждали четыре жуткие фигуры. Вокруг стояла вечная ночь, вездесущий черный дымок окутывал голые камни.
Четыре кошмара набросились на Юми и вонзили свои когти, чтобы обездвижить ее, вытянуть из нее силу.
Но Юми была сильнее.
«Ты могла бы их поглотить».
Когда кошмары попытались качать из нее энергию, она просто… отказалась подчиниться.
– Я избранница духов, – заявила Юми, чувствуя, как когти проходят сквозь нее, не нанося вреда. – Я настолько сильна, что вы были вынуждены посадить меня в тюрьму.
Кошмары отпрянули и съежились. Так они делают, когда понимают, что их не боятся.
– Я гроза кошмаров, – продолжила Юми, мысленно представляя тех, кем они были прежде, заставляя фигуры вновь обрести облик худощавых мудрецов. – Склонитесь предо мной.
Фигуры налились красками. Ахнув, мудрецы пали ниц.
Юми подошла к старшему, который первым распрямился и воззрился на нее полными страха глазами. Она не нападала. Она сидела перед ним в позе для медитации.
– Объясните, – тихо попросила она, – как уничтожить машину.
– У тебя не получится. – Он покосился на своих распластанных коллег. – Мне жаль. – Мудрец опустил голову и задрожал. – Мне жаль… О, что мы наделали?! Что мы наделали…
– Все хорошо, – сказала Юми. – Что было, то прошло. Я йоки-хидзё. Мое слово – закон. Когда все закончится, вы обретете покой.
– Благодарю тебя. – Мудрец взял ее за руку. – Но тебе не удастся остановить машину.
– Вы не должны больше ее защищать. Вы свободны от ее власти. Машина не навредит вам, даже если захочет.
– Ты не понимаешь, – сказал мудрец. – Она ничего не хочет. Она неживая.
– Тогда почему все так себя ведут? – спросила Юми. – Что-то ведь ими управляет.