– Все дело в инструкциях, которые мы дали машине, – объяснил мудрец. – Мы построили ее таким образом, чтобы она защищала себя и собирала энергию духов. Сама машина хочет этого не более, чем дерево хочет расти. Но стоило ей впитать нашу энергию… как у всех нас появилось непреодолимое желание защищать ее… потому что мы стали ее частью.

Юми нахмурилась и посмотрела на город. На сверкающий прекрасный город, полный башен, фонтанов, черепичных крыш и скульптур, изображающих драконов. Но без единого человека.

– Машина питается нашими душами, – сказала она.

– Изначально это было так, – ответил мудрец. – Теперь она использует духов, которые навеки попались в ее западню. О… что мы натворили?!

– Все люди превратились в воспоминания, – прошептал другой мудрец, не поднимая головы. – Их души – дым.

– Это наш позор, – добавил третий. – Наше горе. Энергия духов неистощима, и машина никогда не отключится по своей воле.

– Значит, мы должны ее отключить, – заявила Юми.

– Она надежно защищена, – помотал головой старший мудрец. – Самозащита заложена в ее основополагающие инструкции. Машину не отключишь, просто выдернув шнур или перекрыв хионную линию. Она как вечный двигатель, питаемый тысячами вечных духов. Прости. Я сожалею… сожалею, что мы преследовали тебя. Невероятно, что ты так далеко зашла.

– Но все твои усилия неминуемо пойдут прахом, – сказал другой мудрец. – Машина вот-вот уничтожит город Килахито, не оставив ни единого напоминания о том, что произошло между тобой и тем мальчишкой.

– Нет, – прошептала Юми, поднимаясь. – Мой мир, мои правила.

Она шагнула вперед и приказала своей ночной рубашке измениться. Вокруг заклубился черный дым, и вот на Юми платье, которое ей купила Аканэ.

Юми прошла мимо мудрецов и наконец, спустя семнадцать веков с того дня, когда она впервые попросила Лиюнь об этом, вступила в Торио – столицу одноименного государства.

И обнаружила там горы камней.

– Никаро! – раздался пронзительный крик.

Он оторвался от рисования, оставив кошмар на земле в позе спящей кошки. Коллеги сбились в неровный круг, плечом к плечу, но некоторые не выдерживали. Художник пересек круг и подбежал к едва знакомой девушке. У той начался нервный срыв; она тряслась и в панике отворачивалась от кошмаров.

Художник встал на ее место и решительно опустил кисть, не обращая внимания на холст. Могучим мазком он изобразил прямо на земле цветок водного лотоса, раскрывшего лепестки солнцу, словно разжав кулак.

Вынужденный подчиниться его воле кошмар съежился. Но вопреки обыкновению он не испарялся, как и другие кошмары в ту ночь.

Художники могли бы все погибнуть в мгновение ока. Но машина отвлеклась на Юми, и кошмары, не ожидавшие столь отчаянного сопротивления, растерялись. Они бродили вокруг живого кольца, выискивая наиболее подходящие цели, однако не бросались в атаку всей толпой. От этого Художнику и его команде не стало легче, ведь кошмары были ужасными и по большей части стабильными. Но несколько минут замешательства дали надежду на победу.

Тем не менее люди не были готовы к такому сражению. Им приходилось защищаться от каждого приближающегося кошмара – стабильного чудовища, – при этом не ломаясь психологически. Они рисовали дрожащими руками, постоянно прерываясь и в страхе поглядывая на врагов. Художник был вынужден следить за товарищами, ведь он чувствовал, что только в единстве есть шанс на спасение. В объединенной силе живописи, не позволяющей ни одному кошмару прорвать кольцо. Дорисовав лотос, он заметил, как застыла от ужаса Иззи.

Художник оттолкнул ее и атаковал кошмар новым рисунком.

– Держите строй! – выкрикнул он, изображая птицу, на которую походил силуэт кошмара.

Оборона Килахито

Птица отчасти напоминала гигантских воронов, водившихся в стране Юми.

– Продолжайте рисовать! Наша работа отвлекает их, заставляет мешкать! Пока мы рисуем, они нас не возьмут! Это такие же кошмары, как те, с которыми вы сталкиваетесь ежедневно!

Но это было не так. Эти кошмары были крупнее и страшнее. Их глаза напоминали пустоты внутри костей. Когти резали мостовую. Хуже всего, что ни один кошмар не исчезал, будучи нарисованным. Они съеживались, но продолжали тлеть, будто угли, и снова начинали расти, когда на них переставали обращать внимание.

Их невозможно было сдержать одними рисунками. Единственным утешением Художнику служило то, что чудовища собрались вокруг, а не разбрелись по городу. Жители Килахито все еще оставались в безопасности. Но пока Художник помогал Иззи, с другой стороны кольца раздался крик. Повернувшись, он увидел, как среди кровавых брызг упала на землю Нанакаи – художница, которой было уже за сорок. Кошмар воспользовался ее паникой и улучил момент для нападения.

Еще два кошмара вцепились в нее. Нанакаи в ужасе смотрела на глубокие раны в боку и на руке. Художнику пришлось перескочить через нее, чтобы не позволить кольцу разомкнуться. Ему необходимо было как-то остановить сразу три кошмара. И он, недолго думая, принялся рисовать бамбук. Обыкновенный бамбук.

Это оказалось как раз то, что нужно. Все три кошмара мигом замерли, позволив другим художникам прийти на помощь Никаро.

Он не мог остановить армию кошмаров в одиночку. Он вообще не мог ее остановить. Лишь задержать на время.

Горы камней. Прекрасный город, который Юми видела снаружи, оказался иллюзией, облицовкой на защитной стене. Быть может, он выглядел так давным-давно, сотни лет назад.

Теперь Юми шла среди камней и полуразрушенных стен. Крыши давно истлели. Ей все-таки не удалось посетить Торио. Только его могилу.

В самом центре выстояло одно здание. Юми предположила, что это был большой выставочный зал, на его фасаде накануне фестиваля духов вывешивали яркие флаги. Именно здесь мудрецы демонстрировали свое удивительное изобретение: машину, способную призывать духов и вырабатывать новый вид энергии – хион.

Это изобретение должно было изменить мир.

На вершине лестницы Юми оглянулась на Пелену. Вдали вокруг Торио мерцали разрозненные огоньки.

– Нас ей не одолеть, – прошептала она. – Не забывайте об этом. – Она вошла в здание.

Машина стояла там, возвышаясь над прочими сооружениями, как толстый гриб над своими меньшими сородичами. В высоту она достигала тридцати футов и обладала сотней конечностей. Одними лапами складывала камни, другими сбрасывала их, повторяя один и тот же цикл. Она бы давным-давно сломалась, но инвеститура – дым – чинила все изношенные элементы, заменяла все сломанные манипуляторы. Машина была все равно что оживший мертвец.

За каменным кольцом вокруг нее собрались тысячи духов, созданий из жидкого света, переливающихся голубым и красным. Представьте себе ледяные шарики, ритмично покачивающиеся, словно зрители на концерте. Или паства на службе.

Юми собралась с силами, двинулась вперед… и сразу наткнулась лицом на невидимую преграду в дверном проеме.

Она ощупала препятствие, посмотрела сквозь него, но пройти так и не смогла. Как и сказали мудрецы, это место было под защитой.

– Мы не выдержим! – прокричал Тодзин, дернув Художника за руку. – Ничего не получается. Они восстанавливаются после того, как мы их рисуем.

Художник посмотрел в центр круга, где собралось уже шестеро его раненых коллег. Кровь покрывала землю, словно алая тушь. Одна женщина не двигалась. Остальные художники стонали от боли.

Кошмары заполонили улицу – бесконечная бурлящая черная масса с отвратительными белесыми точками глаз. Они надвигались, заставляя кольцо сжиматься. Замешательство прошло, они заметно осмелели.

У художников заканчивались холсты. Вся мостовая уже была исписана тушью; сложно было по ней пройти, не поскользнувшись.