– Я твоя покорная ученица, – с очередным поклоном сказала Юми. – Желаю овладеть высоким искусством живописи.
– Предположим.
– И еще более высоким искусством несносности.
Теперь он улыбнулся. Это озадачило Юми. Она вовсе не намеревалась так чрезмерно расслабиться. Но как себя вести, чтобы не получать излишнего удовольствия?
«Сосредоточься на работе», – мысленно скомандовала она, берясь за кисть.
– Какой следующий урок?
– Бамбук, – ответил Художник.
Юми окинула взглядом комнату, где повсюду лежали стопки рисунков бамбука. За неделю трижды пришлось сходить в магазин, чтобы пополнить запасы бумаги. Юми чувствовала, что неплохо бы прибраться, ведь она преумножила количество хлама в квартире. Может, попросить Художника взять несколько советов по уборке у Чхэюн и Хванчжи, когда они в следующий раз окажутся в ее мире? Заниматься уборкой Юми раньше не приходилось.
«Нет. Хватит получать удовольствие. Разговаривать со служанками не положено, даже не думай об этом».
– Я уже овладела искусством изображения бамбука, – ответила она. – Вчера я обучила тебя новому. В ответ ты тоже должен показать мне продвинутую технику рисования.
– Это ни к чему, – возразил Художник. – Чтобы защититься от кошмара, достаточно базовой.
– Я смогу победить стабильный кошмар… бамбуком?
– Нет, – ответил Художник. – Повторяю: со стабильным кошмаром ты сражаться не будешь. Если нарвемся на него, делаем ноги.
Юми вздохнула, но поклонилась, на этот раз искренне. Художник был мудрее – точнее, опытнее – в таких вопросах, и следовало к нему прислушиваться.
Она рисовала, пока не отвлек стук в дверь. Взглянув на часы, Юми поняла, что уже вечер – по крайней мере, то время суток, которое тут считалось вечером. В ее мире они с Художником всегда просыпались рано утром, а здесь у Художника было странное расписание: он работал, пока большинство людей спали.
Было время ужина. Для художников – завтрака. Другие художники обычно встречались до или после смены, чтобы поболтать, и Юми уже неоднократно пришлось отказаться от приглашений Аканэ.
Приготовив новую отговорку, она открыла дверь. На пороге оказалась целая компания. Не только Аканэ, выглядевшая модно даже в брюках и рабочей рубахе художника, но и Тодзин, как всегда закатавший рукава, выставляя напоказ мускулы. Коротышка Масака в свитере с высоким воротом, стреляющая глазами, окруженными излишне густым черным макияжем. И конечно, Иззи – долговязая девчонка с обесцвеченными желтоватыми волосами.
– Это группа захвата! – воскликнул Тодзин.
– Юми, мы решили спасти тебя из плена учебников. – Иззи схватила ее за руку.
– Не нужно меня… – начала Юми.
– Мы в твоей шкуре побывали, уж поверь, – сказала Аканэ. – Тоже готовились к экзаменам. Если не будешь хотя бы иногда отдыхать, так вымотаешься, что мозги раскиснут. Тебе нужен перерыв.
– Расслабишь мышцы между подходами, – добавил Тодзин.
– Ну офигеть! – произнес Художник (низким стилем), подходя к Юми. – А я только успел забыть его атлетические метафоры.
– Перекусим немножко, – сказала Аканэ. – Сегодня зольник. Даже у нас короткая смена. Поменялись с Третьим отделом; отработаем за них в другой день.
– Избавься от них. – Художник развернулся и широко зевнул.
Да. Безусловно, это она и должна была сделать. Но одна мысль о том, чтобы опять целый день рисовать бамбук…
Юми машинально обернулась, ожидая увидеть недовольную Лиюнь.
– Хорошо, – тихо сказала она.
– Серьезно?! – Иззи аж подпрыгнула.
– Что-что?! – резко повернулся Художник.
Юми попросила компанию подождать, закрыла дверь и поспешно натянула платье вместо бесформенной рубашки и штанов.
– Стой! – сказал Художник. – Я, значит, должен умолять тебя, даже чтобы воды попить, а ты вот так берешь и идешь лапшу жрать?
– Ты сказал, что мне не нужно овладевать продвинутой техникой. – Юми надела короткий жакет, посмотрелась в зеркало и поправила сбившуюся бретельку лифчика. – Бамбук я освоила, верно? Значит, мне больше не нужны уроки.
– Ну…
– Следовательно, – с трепещущим сердцем сказала Юми, – я могу пойти с ними поесть. – Она пристально посмотрела на Художника. – Можно? Пожалуйста…
– Как тебе угодно, – ответил он. – Хочешь куда-нибудь сходить – сходи. Юми, я тебе не хозяин.
То есть выбор за ней? Юми замешкалась.
О чем она думала? Она начала снимать жакет.
– Иди, – сказал Художник. – Юми, не бери в голову. Просто иди. Все хорошо. Тем более я хочу повидаться с Виньеткой.
И Юми пошла. Взволнованная, восторженная, испуганная. Они с компанией направились в лапшичную. Ее новые друзья собирались в другой ресторан, но, заметив, как паникует Юми, поменяли планы. Спустя несколько минут она уже сидела с ними, выложив деньги на стол – Художник посоветовал угостить всех в знак благодарности – и держа в руках меню.
Она заказала лапшу в бульоне, который раньше не пробовала. Если уж окунаться в новые впечатления, то с головой, какими бы необычными и пугающими они ни были. Художник вскоре отправился поболтать с Виньеткой, оставив Юми наедине с четырьмя почти незнакомыми людьми.
Это было захватывающе.
Художники болтали об отпуске, о зарплате, перемывали косточки бригадиру. Юми не отваживалась лезть в эти запутанные дебри. Все, похоже, понимали, что ей неловко просто выходить из дома, и не втягивали ее в разговор. У нее было время с близкого расстояния понаблюдать за общением людей.
Раньше ей такого не позволяли. От нее требовалось держаться особняком. Когда нечто находится под запретом, то непременно кажется загадочным. Так и с людьми. Юми была зачарована тем, как обычные люди шутили, перебивали друг друга, смеялись и… Это напоминало театр с заученными репликами актеров. Откуда все они знают, когда нужно говорить, а когда молчать? Когда шутить, а когда делиться новостями?
Чтобы разобраться, Юми решила сосредоточиться на одном из приятелей. Ей казалось, что Аканэ она уже немножко знает, и поэтому выбор пришелся на Тодзина. Художник рассказывал, что этот парень постоянно демонстрирует девушкам свои мускулы. Юми полагала, что так он привлекает их к спариванию.
Лиюнь говорила, что ей не нужно знать подробностей процесса ухаживания, что это лишь отвлечет от работы, поэтому Юми знала об этом лишь крупицы, подслушанные в детстве. Она понятия не имела, как люди образуют пары. Ей и платье-то было сложно выбрать. Как выбирать партнера? Основываясь на словах Художника, она надеялась, что Тодзин просветит ее на этот счет.
Он действительно любил играть мускулами. Не успели подать лапшу, как Тодзин вскочил и бросился к компании, рассаживавшейся за соседним столом. Там не было ни одной девушки. Один парень был таким же громадным, как Тодзин. Интересно, для борьбы с какими чудищами нужны такие мускулы?
– Гайно, – обратился Тодзин к здоровяку, – ты был прав насчет широчайшей мышцы. Взгляни! – Он стащил с себя рубашку и напряг мускулы.
Юми вытаращила глаза. Одно дело мельком увидеть Художника во время омовения, и совсем другое – это наглядное анатомическое пособие. Она едва не забыла прожевать лапшу. Парни за соседним столом похлопали Тодзину.
– Сколько подходов? – спросил Гайно.
– Четыре по двадцать, – ответил Тодзин. – Но если тягать, наклонившись чуть вперед, а не назад, можно ограничить набор качающихся мышц.
– А я застрял, – сказал другой парень, напрягая руку. – Мне бы еще хоть процент скинуть. Смотри, рельефа почти не видно.
– Да ты отлично выглядишь! – возразил Тодзин и напряг свою руку. – Попробуй разве что жим лежа с обратным хватом.
Юми не могла отвести взгляд. Не то чтобы она находила этих парней привлекательными – скорее, занятными. Она даже не покраснела. У нее просто отвисла челюсть. Как будто в мозгу что-то перегорело и теперь он посылал спутанные сигналы.
– Тодзин! – окликнула Иззи. – Хватит размерами мериться! Новенькая сейчас сломается!
Тодзин обернулся и неожиданно покраснел. Неуклюже натянул майку. Это могло быть представлением для нее и других девушек, как легкомысленно утверждал Художник. Но что-то не складывалось. Юми показалось, что Тодзина больше интересовало обсуждение силовых упражнений с другими парнями. Усевшись обратно, он вполне искренне извинился перед ней.
