Я киваю, возвращая ей записку.

— У меня нет ответа на этот вопрос, по крайней мере, пока.

— Ну, разве эта записка не доказывает, что он планировал быть здесь?

— Похоже на то. — Я сжимаю челюсть и не совсем уверен, что планировал ее дядя — или что он подозревал.

Я знаю, что Хью был достаточно обеспокоен, чтобы доставить их сюда, и достаточно обеспокоен, чтобы привлечь меня к их защите.

Позади меня кто-то прочищает горло, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как мой брат наклоняет голову в сторону двери. и я знаю, что это значит. В доме слишком много людей, и мы рискуем испортить или даже повредить улики.

— Давай я возьму это. Вы поедите ко мне, — шагнув вперед, я кладу свою руку поверх руки Блейк на ручку ее чемодана.

Она тут же отшатывается.

— Что, прости? Мы никуда с тобой не поедем. Это наш семейный дом. Мы останемся здесь.

В ее глазах сверкает вызов, и напряжение, которое всегда существовало между нами, вспыхивает в моем мозгу. Я всегда знал, насколько она умна — и это ее самая большая слабость. Блейк считает себя самым умным человеком в комнате, и это делает ее уязвимой. Она недостаточно сильна для этого.

— Особняк — это место преступления. Мы не знаем, что случилось с вашим дядей и кто может следить за этим местом. Возможно, тот, кто это сделал, знал, что вы приедете.

— Никто не знал, что мы приедем. Я решила только сегодня утром.

Я киваю, делая мысленную пометку.

— Все равно здесь небезопасно. Мы не знаем достаточно, а в моем доме много места. Моя племянница живет со мной. У меня есть экономка. Там вам будет совершенно безопасно и комфортно.

Хана приподнимает край своего платья и делает небольшой неуверенный поворот, прежде чем Скар быстро шагает вперед и осторожно ловит ее за руку, забирая чемодан.

— Спасибо. — Ее голос похож на папиросную бумагу, высокий, чуть громче шепота. Она кладет тонкую бледную руку на его мускулистое, покрытое чернилами предплечье и смотрит в его темноту. Это все равно, что наблюдать за байкером с котенком, но у меня нет времени отвлекаться.

— Я не останусь с тобой, — расправляет плечи Блейк, и я знал, что так и будет. — Мы найдем гостиницу или ночлег.

— Здесь ты ничего такого не найдешь, — усмехается Дирк. — Гамильтаун — не совсем процветающий мегаполис.

— Именно. — Я беру у нее из рук чемодан. — Это не обсуждается. Ты остановишься у меня. У меня есть целый этаж наверху, где вы двое можете устроиться без проблем. Тебе не придется ни с кем сталкиваться, если ты не захочешь.

Она распахивает глаза, и можно было подумать, что я преподношу ей золотистую какашку на серебряном блюде.

— Я лучше вернусь в Нью-Йорк, чем останусь в твоем доме.

— Но ты не вернешься. — Я направляюсь к своему черному «Сильверадо», и Скар следует за мной. — Я буду присматривать за вами, пока мы не поймем, с чем имеем дело.

— Я не просила об этом, — слышу ее шаги за спиной и останавливаюсь, поворачиваясь к ней лицом.

Глубоко вдыхая, я расправляю плечи, мне надоело спорить.

— Нет, ты не просила, но твой дядя просил. А теперь пойдем.

На ее лбу появляется морщинка от замешательства, но с меня хватит. Бросив ее чемодан в кузов моего грузовика, Скар делает то же самое с чемоданом Ханы, после чего берет ее за руку и помогает той забраться на заднее сиденье.

Я слышу, как мой брат утешает Блейк позади нас.

— Я бы предложил тебе пожить у меня, но у меня только одна большая комната.

Оскар не говорит ни слова, но его глаза не отрываются от Ханы. Он смотрит на нее, как на что-то невиданное, как викинг, очарованный русалкой.

У меня нет времени на дальнейшие разговоры, и я чертовски голоден.

— Пойдем.

Подбородок Блейк выдается вперед, когда она стискивает зубы, и это не должно быть таким привлекательным. Она делает непринужденный шаг мимо меня, и я подхватываю ее за талию, чтобы помочь ей забраться в кузов моего грузовика.

Это заставляет ее замешкаться, и Блейк бросает на меня жесткий взгляд.

— Скажи, Хатч Уинстон, ты всегда обращаешься с людьми, как с дрессированными обезьянами?

— Да. — Мой голос ровный. — И мне это сходит с рук.

— Разве тебе не везет?

— Нет. Я чертовски устал и голоден.

— Тогда нам лучше вернуться в Нью-Йорк. Мы сюда не просились.

— И я не просил тебя приезжать сюда, так что не делай мою жизнь более напряженной.

— Меня не интересует твоя жизнь, мистер Уинстон.

— А меня не интересует твоя, мисс ван Гамильтон, но я дал обещание твоему дяде и намерен его сдержать. Вы двое останетесь со мной. По какой-то причине преступники любят возвращаться на место преступления.

Ее серые глаза расширяются.

— Ты действительно думаешь, что кто-то придет сюда?

— Я действительно не собираюсь рисковать и уж точно не оставлю двух сидячих уток в качестве приманки. А теперь пошли.

Вся ее борьба исчезает, что должно заставить меня задуматься.

— Я сделаю это ради Ханы.

Ее ахиллесова пята. Блейк сделает все для своей сестры. Я не уверен, что это хорошо, но в данный момент не слишком внимательно слежу за своими чувствами. Главное — найти Хью и заставить заплатить того, кто это сделал.

Блейк

Хатч слишком большой.

Он слишком большой и слишком привлекательный, и давайте не будем забывать, как Хатч разрушил мою жизнь, разрушил жизнь Ханы, отправив меня в гребаную школу-интернат для девочек, где я не могла помешать Виктору содрать тысячи долларов с имущества моего отца.

А еще я его ненавижу.

Сейчас я живу на втором этаже его огромного дома в фермерском стиле, расположенного на одной из старых улиц Гамильтауна, но мне не хочется возвращаться в Нью-Йорк. Я хочу остаться и выяснить, что случилось с моим дядей, не говоря уже о том, что мне нужно решить, что делать с этой ситуацией с шантажом.

Я приоткрываю рот и подумываю спросить Хану, что она помнит о «Лизании леди Либерти» — возможно, самом идиотском названии для порнофильма. Спрашивать бессмысленно, она никогда ничего не помнит на следующий день.

Тяжело вздохнув, сажусь на мягкую двуспальную кровать напротив той, на которой лежит чемодан Ханы, пока она его распаковывает. Я уже распаковала вещи и переоделась в черные брюки-палаццо и топ. Моя сестра все в том же платье в цветочек, а снизу доносится аромат готовящейся еды.

Негромкий стук в дверь сопровождает голос Лерлин Джонс, экономки Хатча. Она напоминает мне золотую курочку, невысокую и круглую, и мать, которой у нас никогда не было. Женщина привела нас сюда и велела чувствовать себя как дома и дали ей знать, если нам что-нибудь понадобится.

— Ужин готов, если вы хотите спуститься. — Ее улыбка теплая. — Ростбиф и картофельное пюре со свежей сладкой кукурузой. Очень вкусно, если честно.

Хана с любопытством смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

— Мы сейчас спустимся.

— Мы спустимся? — смотрит на меня сестра, как на незнакомого человека. — Я думала, мы останемся здесь в знак протеста.

— Так и есть, но нам необязательно голодать.

Не то чтобы я была уверена, что смогу есть, когда у меня желудок скручен в узел.

— Я не против остаться здесь, если это то, чего ты хочешь.

Я также знаю, что она будет ужинать из бутылки, если я ей позволю. Может быть, эта поездка проходит не так, как я ее себе представляла, но я все равно увезу ее из города, подальше от ее привычной толпы. Может быть, я смогу использовать это время, чтобы приблизить ее к здоровой жизни.

— Мы идем. Давай. — Она выходит за дверь и идет по короткому коридору к лестнице.

Дом Хатча оформлен в истинно винтажном стиле с мебелью из полированного дуба и светлыми оштукатуренными стенами. Портреты висят на проволоках, подвешенных к потолку, а люстры закреплены замысловатыми потолочными медальонами в центре каждой комнаты.

Наши шаги заглушают старинные персидские ковры, покрывающие полы из темного дерева. Это именно то, что вы представляете себе, думая о южной архитектуре девятнадцатого века.