Вот только второго артефактора, Пантелея Изотова, это категорически не устраивало. Он хотел, чтобы артефакт работал без «дефекта», как он это называл.

Соколов праведно воспылал и сообщил, что это нечестно и решать не им, а моему предку, как главному разработчику схемы.

Но до Вознесенского дойти не успел. Получил удар в удар в спину.

Стечением невероятных обстоятельств, а именно что молодой Видящий поделился частичкой источника, он остался привязан к артефакту. Кроме того, этот факт и убрал побочный эффект.

То есть присутствие духа не давало никому возможности скрыть свой дар при проверке.

Что было дальше, Соколов не знал. Как Изотов объяснил его исчезновение моему предку. Что придумал причиной устранения побочного эффекта.

Собственно, его предположение обо мне строилось на незнании сил артефакторов. Парень искренне верил, что Изотов всё это провернул специально. Но этой сволочи просто повезло. И он использовал ситуацию, усилив артефакт.

Бедняга Дмитрий не мог взаимодействовать ни с кем и ни с чем, кроме зеркала. Ни один из будущих Видящих не ощущал его, слишком много сил было намешано в артефакте. Парень только потихоньку сходил с ума, чувствуя дар всех, кто когда-либо проходил проверку, и собственное бессилие.

Только жажда мести и вера, что она когда-нибудь обязательно свершится, удерживало его разум. Сильный разум, надо сказать. За столько времени суметь не свихнуться окончательно — сила воли должна быть стальная.

Но дух не мог накапливать силу, он не догадывался о подобном, увлеченный мечтами о расплате. Поэтому я справился с ним относительно легко. Увы, полтора века заточения прошли впустую. Воля не помогла стать умнее. Он не извлек из этого пользы, вымотал себя и сразу же сдался перед моей силой.

Я смотрел на него с жалостью. Но исправить уже ничего не мог.

— И что теперь будет? — с надеждой спросил меня дух.

— Я думаю, что тебе пора уходить.

— И что там меня ждет? — он испуганно поежился.

— Свобода, — я пожал плечами. — Полагаю, что свобода.

Парень вздрогнул, словно позабыл что это вообще такое. Теперь его взгляд на зеркало стал обеспокоенным. То, что было клеткой, сейчас казалось хотя бы известным. Что его ожидало в эфире, никто не знал точно.

Я развеял эфирные веревки, больше в них не было надобности. Дух окончательно растерял весь запал и не представлял совершенно никакой угрозы.

— И ты вот так просто меня отпустишь? — недоверчиво уточнил Соколов. — А как же артефакт?

— Я считаю, что это правильно. Если одаренный сам не хочет, чтобы знали его способности, то никто не должен вынуждать его.

Призрака мой ответ более чем удовлетворил. По сути, этим я исполнил его последнее желание. И теперь он точно был свободен.

Академии придется пересмотреть правила приема, но всё же так лучше. Надо будет доработать кое-какие моменты, чтобы потенциал проверяемого был ясен для приемной комиссии. Тем более вряд ли многие захотят скрываться. Уж скорее наоборот.

Я уже задумался о том, как преобразовать артефакт и дух напомнил о себе деликатным покашливанием.

— Ну… Я пойду? — как-то очень по-детски произнес Соколов.

— Счастливого пути, — я не знал, что ещё сказать.

Но ободряюще ему улыбнулся. Как уходят призраки, я никогда не видел. Это происходило вполне обыденно: фигура становилась всё прозрачнее, медленно растворяясь в воздухе.

— Ой, — внезапно удивился он, прежде чем совсем пропасть.

И это было приятным удивлением, я заметил слабую улыбку на тающем молодом лице. Возможно, всё же в эфире призраков ждало что-то хорошее.

А ещё на долю секунды я ощутил какую-то неизвестную мне магию. Словно заглянул в огромную бездонную пропасть.

От этого по спине пробежались мурашки.

Я повел плечами, отгоняя странное чувство — одновременно тяга и страх перед чем-то неизведанным и мощным. Нет уж, на ту сторону я пока не собирался, у меня тут было полно дел.

Например, всё таки наконец починить зеркало!

Я ещё раз мысленно пожелал удачи Соколову и вышел наружу.

Возле двери меня дожидалась целая делегация. Непривычно встревоженный Ряпушкин, два гвардейца и красный, словно вареный рак, жандарм в слегка помятой форме. Тимофей стоял в сторонке и демонстративно делал вид, что он случайный прохожий.

— Господа, — я приветственно кивнул сразу всем.

— Протокол подпишите, ваше сиятельство, будьте любезны, — жандарм тут же сунул мне в руки лист бумаги.

Я пробежался по тексту. Ректор всё же решил сдать Аверина властям.

Право его, а мой лимит спасения молодых дураков в этом месяце уже был исчерпан. Тем более как бы не обманулся студент, но его действия могли нанести серьёзный вред. И, в отличие от сына Драговита, с повинной он идти не собирался.

Получив мою подпись, представитель власти быстро удалился. Вышли и гвардейцы, следуя жесту ректора. Ряпушкин с подозрением взглянул на рыжего, но я кивнул в знак того, что парню можно доверять.

— За Матвея я замолвлю слово, — сказал мужчина. — Я поговорил с ним, наказания ему не избежать, но отвечать за своего отца ему не придется. Я убедил его, что граф заслуживает сурового приговора. Поэтому защищать и отмалчиваться Матвей не станет. И уж я прослежу, чтобы оно так и было.

— Благодарю, Драговит Ижеславович, — я довольно улыбнулся и, предвидя следующий вопрос, сообщил: — С артефактом всё в порядке. Я сейчас же займусь им, чтобы завершить работу как можно скорее.

— Вам разве не нужен для этого Тихослав? — удивился ректор.

Как бы мне ни хотелось оправдать вызволение парня из военного лагеря, но искушать судьбу и снова привлекать малознакомых юнцов я больше не хотел. Рыжий был связан со мной клятвой, так что не его счет я был спокоен.

Сдурить при этом парень, конечно, мог. Но уж точно не умышленно навредить.

— Уже нет необходимости, у меня есть помощник, — я махнул рукой в сторону Тимофея и заметил, как он горделиво выпрямился и важно кивнул. — Чем меньше тут будет посторонних, тем лучше.

— Хорошо, тогда я буду в своем кабинете, если вам понадоблюсь, — слегка разочарованно ответил Ряпушкин и ушел.

Для надежности я запер лабораторию изнутри. И сигнальную ловушку поставил. С легким усыпляющим эффектом. Чтобы больше не отвлекали.

После чего мы с Тимофеем взялись за новые составы.

Толку от рыжего в алхимии было немного, но парень старался. Подпалил себе брови, расчихался от неосторожности и весь испачкался в саже.

Оставив его наблюдать за последним этапом — доведением до нужной густоты на слабом огне, я отправился к зеркалу.

Эффектности при определении силы не было вообще. Каждый элемент резьбы отвечал за свой дар. И, когда проверка завершалась, то эта часть просто становилась светлее. А ранг так и вовсе отображался количеством вертикальных перекладин, находящихся наверху рамы.

Как по мне, за ту сумму, что платили за процедуру, можно было сделать зрелищнее. Впрочем, полтора века назад на этом не делали такие деньги.

В общем, я подошел к работе творчески. И по полной использовал магию иллюзий и разума.

Крупный символ силы должен был загораться над головой одаренного, разрастаться, пульсировать и взрываться небольшим салютом. Каждому аспекту свой цвет. А за ранг отвечало количество вспышек перед тем, как морок растает.

Пришлось хорошенько доработать, чтобы не задеть текущие плетения, при этом завязать на них действие иллюзии.

Ментальная часть отвечала за считывание намерений. И, раз уж сам предмет располагал, я добавил кое-что от себя лично. В отражении маг мог увидеть своё будущее. Точнее того, кем он жаждал по-настоящему стать. Истинные желания и амбиции. Мелочь, но могло вдохновить учиться лучше. Или подумать о своих целях.

Не мог я просто починить артефакт. Особенно учитывая побочный эффект. Пусть хоть будет действительно впечатляющее событие для каждого, кто приходит с надеждами и мечтами.

Наступил вечер. За окном стемнело и в парке загорелись старинные желтые фонари.