– Что если он уже возник? – спросила я, нервно облизнув губы.
Но Каролина словно не слышала меня. Лицо её стало суровым, взгляд – пустым, а губы еле заметно шевелились, будто её захватили воспоминания. Сейчас она стала выглядеть старше и показалась мне очень уставшей.
– Каро… – позвала я, коснувшись её руки.
Она встрепенулась, на губах машинально возникла улыбка.
– Прости. Я задумываюсь часто над женской долей. Обречены ли мы прощать по природе своей, или нам просто с детство внушают, что мы должны быть такими? Нежными, добрыми, понимающими… слабыми?
– Сильнее вас женщины я не встречала, – искренне призналась я.
Глаза Каролины заволокло пеленой грусти.
– О нет, это не так. Моя слабость и мягкотелость привели к ужасным последствиям: для меня, моей семьи, Лэнгвальда и, пожалуй, всего королевства. Даже ты пострадала.
– Что вы такое говорите?
Она протянула руку, касаясь шерсти заснувшего на спинке дивана Никса. Я понимала её: ничто так не успокаивало, как нежный шёлк его шкурки. Кот мурлыкнул во сне.
– Если бы не я, Моника не была бы королевой, а мать Элен скорее всего была бы жива. Хочешь послушать мою исповедь? Я двадцать лет вынашиваю эту речь в своей голове.
Я молчала, чтобы не сбивать Каролину с потока мыслей. Она не лукавила – казалось, она долгие годы искала кого-то, кому могла просто выговориться.
– Наш с Гарольдом брак был редкостью по меркам аристократии, – грустно улыбнулась она. – Он был по любви. Он с отцом приехал на южные склоны Лауреции, моей родной провинции, когда мы были ещё подростками, и к исходу третьего дня родители радостно объявили о нашей помолвке, потому что увидели, что мы неразлучны. Он был красив, я… тоже ничего, – подмигнула она. – Но куда важнее было то, что нам всегда было, о чём поговорить. Как родственные души, понимаешь?
– Вам очень повезло.
– О, не то слово! Он был внимательным, понимающим мужем, несмотря на некоторые культурные различия между нами. У нас дамам не принято выходить из дому хотя бы без кинжальчика за поясом, на севере женщина должна быть воплощение хрупкости и нежности… Но Гарольд принимал эти особенности. Мы даже частенько тренировались вместе. Тогда я впервые отметила его странную манеру боя. Словно он учился убивать не людей, – вздохнула она. – От любопытной жены сложно что-то утаить, и я сама раскопала правду.
– Но ведь иномирцы – люди? – не поняла я.
– Это была лишь малая часть возложенного на семью Лэнгли. В широком смысле они и приближённые им семьи создавали особые приёмы для убийства монстров. Опасная и ответственная задача. Сколько я ни просила – Гарольд не бра меня с собой. Опекал. А у меня сердце замирало каждый раз, когда их отряд отправлялся зачищать пещеры гоблинов или ехал избавлять дальнюю деревню от тройки троллей.
Она снова стала отрешённой и печальной. Я протянула руку, касаясь её плеча, и она словно ожила, продолжая:
– С рождением Чара меня и вовсе, как я считала, сослали на Змеиный Пик. Гарольд верил, что нахождение здесь напитает ребёнка магией его рода.
– Думаю, он был прав, – кивнул я. – Эдгар тут же нашёл магию в местной воде. Может, ваш муж не мог этого объяснить, но его предки не просто так выбрали Змеиный Пик своим домом.
Каролина удивлённо приподняла брови.
– Откуда ей браться?
– Вопрос хороший…
Мы обе призадумались. Между бровей Каролины пролегла глубокая морщина, сразу придающая ей возраста.
– Хм, – протянула она. – А ведь может статься, что в моей истории есть ответ на этот вопрос.
Я и без того внимательно слушала Каро, а теперь просто обратилась в слух. Даже если я навсегда покину Змеиный Пик, мне хотелось разгадать его тайну и понять, что тут могло быть нужно Монике. И я поспорить могла, что это связано с местной магией.
– Когда Змеиный Пик ещё процветал, маги из коллегии любили приезжать сюда, – вспоминала Каро. – И они по-всякому платили местным за предоставленную крышу над головой. Когда мы приехали, к Гарольду тут же прибежал гонец из города и сообщил о происшествии. Оказалось, у местного купца утонула дочка, а маг, что квартировался в его доме, решил помочь. Она и правда пришла в себя, но купец клялся – это не его дочь. Я не знала о чужих, но Гарольд сразу всё понял, выхватил меч и отправился в город. А я бросилась за ним, потому что хотела во всём разобраться.
– Маг притянул не ту душу, как было со мной, – нахмурилась я. – Похоже, это и правда не редкое событие, вот почему это заклинание запретили. И ваш муж не колебался?
– О нет. Нам сообщили, что сошедшая с ума девушка сбежала в коридоры шахт, и Гарольд, всё так же мало что мне поясняя, отправился туда один. Но я не отставала – напомнила ему про свою горячую южную кровь и про то, что со мной лучше не спорить, –довольно прищурилась она. – И что же мы нашли в шахтах? Юную, запуганную девчонку в слезах, которая ничего не помнила и не понимала, почему все в городе обернулись против неё! И я бросилась под руку Гарольду, не позволив закончить её жизнь.
В тёмно-зелёных глазах блеснули слёзы.
– Знала бы я, что этим закончится, позволила бы Гарольду хладнокровно убить её? Что толку размышлять, время вспять не повернуть. Кажется, я всё равно бы не смогла ничего изменить, ведь в том испуганном подростке не было ничего общего с той Моникой, что мы знаем сейчас.
– Вы поступили правильно, – поддержала я. – Я бы сделала то же самое на вашем месте. Вы не могли увидеть в юной девушке зло и предсказать будущее.
– Это не единственная моя ошибка, – дёрнула уголком губ Каролина. – Я убедила Гарольда приютить Монику, она росла здесь, на наших глазах, нянчила Чара и казалась самым очаровательным созданием на земле. А потом… я прозрела. И увидела, что с нами живёт уже не хрупкий подросток, а двуличная особа, которая вовсю окучивает моего мужа. Мне бы выгнать неблагодарную мерзавку, но я и тут не смогла поступить подобным образом. И я решила отослать Монику ко двору и представить королеве.
– Ваш муж, он же…
Каролина поджала губы.
– Не стоит недооценивать её штучки. Моника очень сильно влияет на мужчин, и противиться ей, особенно при постоянном воздействии, невозможно. Я… не виню Гарольда, – её голос надломился. – Он пришёл в себя, когда мы отослали Монику, и каждый день пытался загладить свою вину. Он клялся, что собой не владел.
Может, она и правда не держала обиды на мужа, но боль эта жила в ней до сих пор.
– Я надеялась, при двое ей вскружат голову молодые аристократы. Но кто же знал, что она нацелится на короля? Мне кажется, что и Лидия погибла вовсе не от родовой горячки, – прошептала Каролина и закрыла лицо руками. – Брат короля хотел избавиться от Моники, но она выставила всё как восстание против Седрика. Она планомерно изничтожала всех, кто знал, что она колдунья из другого мира. Но меня она не тронула – не то из благодарности, не то из издевательства. Она знала, что моё слово ничего не значит.
– Вы не виноваты, – сказала я настойчиво. – Вы не могли всё предугадать. Вы такая же жертва Моники, как и все остальные.
Но моих слов для успокоения человека, двадцать лет обвинявшего себя в смертях других, было недостаточно. Но Каролина сама умела брать себя в руки. Когда она посмотрела на меня, на её лице была лишь выверенная улыбка и ни следа слёз.
– Ты должна знать, – сообщила она. – Моника одержима шахтами. Мы думали, дело в том, что она прожила там несколько дней, пока скрывалась от горожан, и это что-то сентиментальное, но дело может быть в другом. Она возвращалась сюда каждый год, просто чтобы прогуляться по подземным коридорам. Но семь лет назад вдруг перестала.
– Семь лет? – рассеянно переспросила я, а затем ко мне пришло осознание. – Семь лет?