Какое-то время я пытался осмыслить и представить услышанное. И как только разобрался, оказалось, что не так и страшно навсегда покинуть родную вселенную, преследуя благие намерения или глобальную цель.
— Я понял, и это вовсе не проблема. Жаль, правда, что больше я никогда не смогу увидеться с бабушкой. Но, думаю, она поймет. Она и так уже мысленно простилась со мной, отпуская на все эти приключения. Больше, вроде, мне и не с кем особо расставаться. А раз ты, Элис, находишься где-то между всего, то к тебе я смогу заглядывать из любой точки Бытия, и отправная вселенная тут роли не играет, ведь так?
— Со мной ты прав, но вот есть еще кое-кто, о ком ты не упомянул.
— Айрис? Она сама говорила, что совсем не важно, где жить. Да и то, что она Парадокс, значит, что ей точно не привыкать обживаться на новых местах. Я смогу убедить ее отправиться со мной, и нам не придется прощаться.
— А вот тут ты ошибаешься. Думаю, это как раз самая неприятная часть. Именно из-за того, что она Парадокс, то таким способом она никогда не сможет пересечь границы Небытия и покинуть вселенную.
— Что ты имеешь в виду?
— Знаешь ли ты, Акито, как становятся Парадоксами?
Что-то такое я помнил еще из первых лекций Айрис, когда она только начинала посвящать меня в тайны этой жизни.
— Кажется, они по каким-либо причинам попадают в Небытие и, вместо того, чтобы полностью исчезнуть и перестать существовать, наоборот, осколками души разлетаются по множеству миров, и начинают существовать везде, накапливают опыт и помогают мирам развиваться.
— Именно, — Элис посмотрела на меня и, поняв, что я еще не осознал суть, продолжила пояснять. — Во-первых, перемещаясь по этим энергетическим каналам, так или иначе придется пройти через Небытие. И это будет не просто какое-то мимолетное открывание дверотлем двери меж мирами, а полноценный длинный тоннельный переход сквозь Небытие. И когда Айрис выйдет в него, неизвестно, как оно поступит с ней в таком случае. И даже если поставить на кон все, и рискнуть, представить, что она сможет безболезненно преодолеть этот переход, перед нами встает «во-вторых». Опять-таки, как ты правильно сказал, Парадокс существует в виде осколка своей души конкретно в том месте, в которое его забросило. А значит, когда он покидает пределы той вселенной, в которую он был и так искусственно внедрен, Парадокс не найдет себе такого же искусственного места в другой — там его просто не должно было оказаться. Айрис подвергнется разрушающей силе все тех же экзистенциальных законов сразу же, как только переступит порог вселенной. Неизвестно, на что именно ее это обречет, но ясно одно — с ней вы расстанетесь навсегда. Возможно, даже ко мне ей путь заказан, ведь моя душа тоже обитает за пределами Бытия. Теперь ты понимаешь?
Тяжелый вздох сказал все за меня. До этого мне казалось, что я готов отдать все и поступиться всем, чтобы добиться желаемого. Но когда ценой моей возможной победы стала такая большая жертва — отказаться от Айрис навсегда, решимость куда-то испарилась. Прежней уверенности в том, что я готов заплатить эту цену у меня нет.
— Хм, теперь есть еще кое-что, что серьезно меня напрягает, — неожиданно добавила Элис. — Когда я говорила о рисках, связанных с твоим перемещением в другую вселенную, то не сразу задумалась об этом. Однако… Ты ведь ребенок Парадокса, то есть явления, которое существует как осколок только в единичном экземпляре среди всех возможных вселенных. А раз это так, то ты…
Пытаясь уловить суть того, о чем говорила прабабушка, сложно было понять, зачем она вновь повторяет то, с чем мы уже определились ранее. Потребовалось время, чтобы я, наконец, осознал: раз она Парадокс, то у мамы не было вселенских копий, а значит…
— Я единственный вариант самого себя. И мне, так же, как и Айрис, может не найтись места в другой вселенной.
— Именно, — Элис положила руку мне на плечо. — Я, правда, не могу знать всего и утверждать наверняка не буду, но если есть риски, то лучше знать о них заранее.
Все еще раздумывая над этим, я кивнул.
— А теперь — смотреть гологроиды. Вперед и с песней! Принимать серьезные решения будешь потом, а сейчас дай своим мыслям немного расслабиться и еще погостить у прабабушки в удовольствие.
Мы вошли в просторную светлую комнату, вдоль каждой из стен которой стояли стеклянные стеллажи с подсветкой и без. На полочках от пола до потолка в аккуратно организованном порядке располагались на подставках небольшие как будто пластиковые карточки с различными изображениями. Посередине комнаты на мягком пушистом ковре находился объемный и с виду уютный мягкий пуф, а рядом с ним на прозрачных ножках стоял невысокий чайный столик, на котором возвышалось что-то вроде белой коробочки, назначение которой мне пока было не понятно.
— Вот моя галерея гологроидов, — с трепетной гордостью опытного коллекционера заявила Элис. Она с ощутимой любовью прошагала мимо нескольких стеллажей, с нежностью аккуратно проведя рукой вдоль смотрящих на нее картинок. — Если ты не против, начну демонстрацию с осеннего сквера.
Она протянула руку к одной из карточек, и изображение на ней, как будто реагируя на прикосновение, слегка зашевелилось. Элис развернула гологроид в мою сторону, и я заметил, что картинка не только стала подвижной, но начала еще и слегка возвышаться над пластиковой основой, как бы создавая голограмму в воздухе чуть выше от поверхности. На ней был запечатлен осенний парк во всей его красе. Огненно-рыжие и багряно-алые листья деревьев смешивались с золотыми, кружились в воздухе, оседали на зеленый газон и каменные, чуть влажные от недавно прошедшего дождя, дорожки. В серебряных зеркалах луж поблескивало ослепительными лучами еще теплое солнце. Деревянные скамейки с узорчатыми подлокотниками также поблескивали хрустальными капельками на их завитушках. Несколько маленьких силуэтов людей вдалеке парка размеренно прогуливались, вдыхая свежий прохладный воздух осени. Как только их фигуры доходили до края изображения, то возвращались на места и снова начинали свой путь с прежней точки, как не очень длинное видео на повторе. Но выглядел этот переход очень плавно, без рывков и резких моментов. Я полностью погрузился в происходящее на карточке и проникся этим осенним настроением. Короче говоря, очень впечатляющая вещица.
Элис, считавшая мои эмоции, широко улыбнулась, довольная тем эффектом, который на меня произвел экспонат ее драгоценной коллекции. Она вернула карточку на подставку, и, взяв следующую, потянула за собой на пуф в центре комнаты.
— А теперь демонстрация весьма занятного изобретения, которое очень выгодно дополняет и без того восхитительные гологроиды. — Прабабушка легким касанием активировала белую коробочку, стоящую на столе. На ее верхней грани засветилось несколько индикаторов сенсорной панели, а в центре открылось небольшое прямоугольное отверстие. Элис вставила карточку, как хлеб в тостер или, может точнее сказать, диск в дисковод, и остальные грани устройства также ожили, засветились, немного раздвинулись в стороны, после чего выпустили яркие, но приятные лучи света в разные стороны вокруг нас.
От представшего передо мной зрелища у меня перехватило дыхание. Вся комната заполнилась сюжетом из картинки. Мы словно сами погрузились в изображение гологроида, которое окружило нас и перенесло в снимок.
Огромные ледяные глыбы крепостью вечной мерзлоты выросли неподалеку от нас. Белоснежный монолитный массив, обрывом бросающийся в черную ледяную воду океана. Серое небо над нашими головами разрывали золотыми лезвиями лучи холодного упрямого солнца, что стремилось заставить сверкать и сиять каждую снежинку ледяного панциря недалеко от подножья айсбергов, снежных гигантов. Мы, вернее тот, кто запечатлел это изображение изначально и чьими глазами нам посчастливилось сейчас наблюдать эту северную красоту, стоял на огромной льдине, слегка покачивающейся и мирно дрейфующей вдоль снежных великанов. С другой стороны, там, где заканчивали откалываться от берегов ледяные плоты, открывалась бескрайняя снежная пустыня, застывшей безмятежностью упираясь в серебристый горизонт.
