— Да, видимо, я ошиблась. Подумала, что ты другая, отличаешься ото всех них, а оказалось… Ну и шейд с вами. Глупо было надеяться на взаимную доброжелательность со стороны такой высокомерной выскочки, как ты. Счастливо оставаться! — она резко развернулась и, скомандовав Наре и Атали следовать за ней, быстро удалилась по коридору.

Девушки непонимающе наблюдали за нашим диалогом, пытаясь осознать, с каких это пор их госпожа внезапно стала общаться с Камиллой Кустодес без должной доли пренебрежения.

— Мне кажется, ты перегнула, — констатировал Ари, когда Ада скрылась на лестничном пролете.

— Перегнула? А ты с каких пор ее защитником заделался?

— Она, конечно, ужасно заносчивая и зловредная, но, кажется, говорила искренне. Может, не стоит относиться к ней так уж предвзято?

От рассудительных речей Ари мне стало лишь еще паршивее. Что-то внутри подсказывало, что, с момента злосчастного приема у Десая, все эти попытки Набелит не оскорблять нас при каждом удобном случае и желание держаться ближе после случившегося на практикуме было таким своеобразным неуклюжим способом наладить с нами отношения… Но признаваться в этом почему-то не хотелось даже самой себе.

— Между прочим, — заметил Ари. — Не только Ада пытается найти с тобой общий язык.

Словно бы услышав слова парня Бьянка, взгляд которой я в очередной раз поймала, отвернулась и, пытаясь скрыть смущение, быстро зашагала к лестнице, где только что скрылась компания набелиток.

На прошедших выходных, когда я не смогла отвертеться от очередного заданного обеда, Бьянка вела себя примерно так же подозрительно, то и дело поглядывая в мою сторону. Меня терзало любопытство, отчего со стороны скромной и необщительной веасийки такой явный интерес ко мне. Однако я так и не могла найти повода заговорить с ней.

Хозяин приема, Октавий Фелатива, позвал почти всех однокурсников своей дочери Клавдии на обед в честь праздника урожая. Это мероприятие было чем-то вроде застолья, где все наши однокурсники присутствовали вместе со своими опекунами или родителями, что, разумеется, полностью исключало и толику возможных неприятностей, как это было с Камиши.

Когда провинции объединились под властью Империи, среднеземцы принесли не только свои законы, но и свои праздники и обычаи. Праздник урожая был повсеместным, но проводили его в каждом регионе по-своему. У нас, на юге, из-за мягкого климата урожай в разных графствах был, по сути, круглогодичным, а потому веасийцы скорее праздновали окончание очередного сезона, чем радовались богатому урожаю, который поможет пережить зимнюю пору.

Конечно, и у нас случались года, когда урожай мог погибнуть — от пожаров, нашествия насекомых или засухи, — а потому у нас была особая традиция. Когда собиралось застолье в кругу семьи, обычно всегда очень больших и сплоченных, каждый приносил что-то свое, в дар друг другу. Раньше это была обычная помощь своим родственникам, которые остались без урожая, когда все понемногу помогли бедствующим чем могли, но затем взаимопомощь переросла в неизменную традицию, знак доверия и, которую не нарушали ни крестьяне, ни аристократы.

Кроме праздника весенних волн, ознаменовавшего конец зимней поры, с ее вечными ураганами и штормами, это был единственный праздник, когда мы собирались всем Домом. Приезжали даже наши отдаленные родственники, связанные кровным родством другими Домами и уже не носящие нашу фамилию. Отец терпеть не мог все эти семейные приемы, а я, будучи маленькой, не разделяла его скепсиса. Приезд гостей всегда был радостным событием — я могла играть со своими кузенами и кузинами, слушать истории о том, что и как творится в их владениях, представлять их себе и мечтать посетить однажды. Но чем старше я становилась, тем меньше оставалось во мне детского энтузиазма.

Все дело было в злополучном праве наследования, которое семнадцать зим назад сделало Эстебана герцогом Веаса. И далеко не все Дома единогласно приняли решение, вынесенное вмешавшейся в этот процесс Империей. Кто-то изначально ратовал за кандидатуру отца, кто-то потом просто смирился, но Дома Ле Рой и Арелан до сих пор не упускали возможности напомнить, что у их наследников прав на Веас куда больше, чем у отрекшегося в свое время от всех притязаний на титул Эстебана. В их глазах он все так и оставался предателем, которому только с благосклонностью Триумвирата получилось восстановиться в правах.

С каждым годом я все больше прислушивалась к беседам взрослых, оттого и их едкие колкие замечания все больше достигали моих ушей. Эстебан же продолжал улыбаться и терпеть ироничные поддевки и, на первый взгляд, безобидные шутки, которые всегда выводили из себя Валентина. Если бы отец не сдерживал сына, семейные обеды закончились бы кровопролитием. И конечно, я закрывала глаза на то, как отец затем, после отбытия гостей, яростно выпускал пар на тренировках. В том числе и на Максимилиане с Валентином.

Имперские традиции празднования осеннего фестиваля урожая разительно отличались от наших. Большие пиршества устраивались исключительно с целью покичиться своим достатком, и уж ни о какой взаимовыручке и сплоченности речи не шло. Наверное, если у какой-то семьи не хватало средств на достойный прием, для столичных жителей это становилось отличным поводом пообсуждать за спиной о ее никчемности.

Клавдия Фелатива высокая, с копной каштановых кучерявых волос везде и всюду старалась быть в центре внимания и уже успела прослыть первой сплетницей нашей группы. Она старалась поддерживать беседу со всеми, общаться с каждым чуть ли не на любые темы, напоминая чем-то блеклую неумелую копию Камиши Десая, который делал то же самое куда искуснее. Извечная навязчивость среднеземки очень часто выдавало за ее напускной доброжелательностью истинное нутро, жадное до любой информации, которую она могла бы использовать.

— Папенька, вот так о ком я говорила, — Клавдия почти за руку тащила меня сквозь толпу к только вошедшему в зал тучному мужчине в кирпично-красном мундире сенатора. — Камилла из Дома Кустодес.

— Кустодес… Очень польщен, — сенатор вежливо наклонился к моей протянутой руке и едва коснулся рукой губами.

Внутри меня передернуло, но внешне я держалась все так же спокойно.

— Вы, кажется, занимаетесь политикой, господин Фелатива?

— Представляю в Сенате интересы Морской Гильдии, — закивал мужчина, разглаживая свои густые темные с проседью усы.

— Гильдии нуждаются в представительстве? — я изобразила удивление и захлопала глазами.

— Конечно, — закивал головой Фелатива. — Гильдии нужны, чтобы помогать ремесленникам, купцам и предпринимателям из разных провинций регулировать их деятельность — передавать заказы, нужные декларации, определять рекомендованную стоимость товара, проверять договора… Ну а мы, сенаторы, уже выслушиваем жалобы и предложения подопечных, отстаиваем их права в суде и определяем компенсации. И все это за небольшую ежегодную плату.

— И в чем же заключается тогда ваши обязанности?

Фелатива довольно заулыбался, словно бы ждал этого вопроса.

— Кто-то же должен докладывать о проблемах моряков нашему благочестивому Императору и его канцелярии. Моя задача — лоббировать интересы моей Гильдии в сенате, добиваться более выгодных условий пошлин, законов, налогов и дополнительных прав.

Я почувствовала себя как на уроке правоведения, и голова невольно начала раскалываться.

— Простите, общественное устройство Империи все еще вызывает у меня…

— Восхищение? — подсказал имперец.

— Скорее недоумение. Все же мне, как жительнице провинции, законы и обычаи Империи кажутся странными. Все было бы проще, если бы каждая провинция могла сама решать свои проблемы. Будь то определение пошлин или, например, содержание собственных гарнизонов.

— Соглашусь, что всем, кто пребывает в наши края, поначалу нелегко приходится. Все же наши законы нацелены в первую очередь на наших граждан. Однако если мы дадим каждой провинции самоуправство, мы снова падем в хаос и войны, царившие в темные средние века, — сенатор сделал странное небрежное движение рукой, и тут же рядом возник склонивший голову слуга с подносом, наполненным закусками и небольшими рюмками с ликерами.