— Как прежде уже ничего не будет, — от этих простых слов сердце сжималось еще сильнее, трещало, готовое разбиться на мелкие осколки, будто от того, что я произнесла вслух эти слова, они обрели незримую власть.

— Я… переживаю из-за Ари, — послышался тихий всхлип. — Я хотела с ним поговорить сейчас, знаю, что он не спит — слышала, как он шагает по комнате, но…

— Ада, — мягко сказала я, но каждое слово давалось с трудом. — Это был его выбор. Все, что мы делали вместе, было лишь ради одной спонтанной идеи, загадки, которая манила неизвестностью, каждого из нас по своим причинам. Но теперь наши дороги уже не сойдутся. Ари как никто знает, как продолжать жить, когда привычный мир разрушается. Пора и нам этому научиться по его примеру.

— Я думала, что мы стали друзьями, — пальцы проскрежетали по деревянному полу. — Я так хочу, чтобы он остался с нами. И все равно, что у него нет дара. Мы бы придумали способ излечить его, уверена, если он как-то подцепил эту магическую болезнь, значит, и лекарство бы мы ему нашли. Без него… все теряет смысл. Все становится таким неполным, неправильным, как будто это… — она запнулась, не понимая, как ей выразить свои слова, а затем чуть ли не взвыла раненым зверем. — Я бы продала всем шейдам свои тело и душу за то, чтобы вместо огня обладать даром магии природы.

— Надо ценить уже то, что у нас вообще есть дар, — сказала я глухо, осознавая, насколько аргумент звучал неубедительно. — Огонь может не только сжигать, но и согревать других… — негромко сказала я.

— О, да, и как ты себе это представляешь? — ядовито выплюнула она. — Огонь не несет только смерть, жестокую, мучительную, беспощадную. Он несет разрушение, забирает жизнь и не оставляет ничего кроме пепла и слез. И моя участь — развеивать по ветру прах тех, кто станет моими врагами… — она резко замолкла, осознав, что сказала. А, может, почувствовала мой тяжелый взгляд. — Прости… Не мне говорить про дар, несущий смерть и муки.

— Ничего, — буркнула я.

— Я просто… Ох, наверное, это прозвучит, как очень плохая шутка, — она судорожно вздохнула. — Я… боюсь огня.

Повисло неловкое молчание, пока я пыталась осознать всю абсурдность ее слов. Ада же поспешно продолжила:

— Речь не про свечи там, или камин. Огонь прекрасен, он завораживает, но я знаю, на что он способен, если не воспринимать его всерьез.

Набелитка поднялась и подошла ближе, встав под мерцающий пробивающийся в комнату свет уличного фонаря. Тонкая полупрозрачная сорочка очерчивала изгибы ее тела, но привлекло мое внимание иное. Ада нарочно оттянула сильнее ворот, обнажая шею. Дыхание перехватило.

Оливковая кожа на левой половине тела от шеи до солнечного сплетения была испещрена мелкими рытвинами сморщенных темных рубцов, напоминающие копошащихся личинок. Шея, грудь, лопатка, ребра, плечо — все это было покрыто гигантским ожогом.

— К-как это случилось?.. — запинаясь от ужаса спросила я.

Она села на край кровати, спешно стягивая ткань воротника, чтобы скрыть свое увечье. Тень страшных воспоминаний болью отразилось на ее лице, губы дрожали, пока она решалась — делиться ли ими со мной.

— Моя мать была из рода Амашито, — негромко начала она. — Когда бывший Великий Дом Арракана поднял восстание, кровь Амашито стала считаться грязной, предательской. После подавления мятежа, Империя начала втаптывать в грязь имя династии, что была гораздо старше самой Империи, а остальные Дома, стараясь угодить имперцам, начали предавать всех оставшихся Амашито забвению и порицанию. И не важно, что многие вообще не были причастны к восстанию. Мама уже многие годы прожила в Миреме, и не должна была отчитываться за преступления ее брата, но… Отец решил сослать нас подальше с глаз вельмож. Она была его фавориткой, хотя не являлась старшей супругой, и он боялся за нас, — она запнулась. Пальцы снова начали крутить перстень с зеленым камнем. — Мы с братьями жили на окраине города, в отдаленном укромном поместье, где нас бы никто не тревожил. Иногда приезжали гости, но в основном, не считая прислуги, там жили только мама, я и два брата: старший Лейс и младший Кейван. Отец старался навещать нас так часто, как мог себе позволить падишах. А потом… Однажды к нам приехали погостить мои единокровные сестры. О, как же я их терпеть не могла. Эти их вечно насмешливые лица. Они дразнили нас с Кейваном. Называли нас узкоглазыми выродками… А ведь ему было всего пять, он даже не понимал, за что его обижают.

Слезы очертили отблесками ее щеки.

— В тот день я решила им отомстить. Раз и навсегда. Когда все легли спать, я разлила масло под их дверью, и оставила свечу прямо у лужи. Но… Я не думала, что этого хватит, чтобы спалить все поместье, не должно было пламя так разрастись… Сестры умерли первыми. Мать заживо сгорела в своей комнате, когда дверь перекрыла горящая опорная балка. Лейс сначала вывел меня, а затем кинулся спасать Кейвана, но так и не вышел из горящего дома. Наутро я нашла их обгоревшие тела, лежащие в обнимку… Перстень — это все, что от него осталось.

Я молча слушала эту исповедь, даже дыхание замерло в груди — настолько этот рассказ казался немыслимым, оттого и еще более ужасным. В голове живо вырисовывалась картина — маленькая заплаканная девочка снимает кольцо с почерневшей, обратившейся в угольную труху, руки своего брата…

— Этот дар — мое проклятие, — Ада снова подтянула колени и уткнулась с них, сотрясаясь от беззвучных рыданий. — Мое напоминание о том, что я сделала. И теперь он будет напоминать об этом каждый раз. Ты — первая живая душа, кому я рассказала об этом. Прошло пять лет, а так никто и не понял, что за всем этим стояли не хитроумные наемники и не ненавистники династии Амашито, а маленькая глупая девчонка.

Я не знала, что на это сказать.

Сказать, что все будет хорошо? Нет, не будет.

Сказать, что все совершают ошибки? Но точно не такие.

Сказать, что все позади? Да, но это бремя останется с ней всегда.

Но Ада, видимо, и не ждала, что я стану утешать ее.

— Поэтому я хочу, чтобы Ари остался моим другом. Я с ним чувствую себя… спокойней, — она шмыгнула носом, но прекратила сотрясаться в рыданиях. — У него всегда найдется какая-нибудь заумная фразочка, на любой случай жизни. Или какой-то интересный факт, даже если он совсем не к месту. Как скажет что-то, и сразу становится легче… Всегда спокойный, рассудительный, с планом на все случаи жизни. Он очень сильный духом для такого слабого телом. Оттого и я чувствую себя сильнее.

Интересно, был ли у меня в жизни человек, который бы мог даровать мне то спокойствие, которое описывает Ада? Сейчас было так остро осознавать, что, окруженная семьей, близкими, друзьями, одиночество всегда оставалось моим единственным спутником. И все же в памяти вспыхнули отголоски ощущений… Теплое дыхание. Серые глаза с молчаливым беспокойством. Невысказанные слова, снежинками зависшие между нами… Тот момент, когда я не увидела лицемерия. Не увидела осуждения …

— Мы поговорим с Ари потом, обещаю. Сейчас он расстроен, боится за Игнация, боится наказания. Но, может, когда …

Ночь растревожил шум с первого этажа.

— Это еще что такое?! — испуганно встрепенулась Ада.

— Не знаю… — сказала я как можно спокойней, хотя и без того встревоженная душа чуяла неладное. Оставалась надежда, что это София или Каталина ломятся домой, но слишком призрачная…

Я насторожилась, сердце колотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди, а стук затмевал все посторонние звуки.

— Иди к Ари, предупреди его и запритесь до тех пор, пока я не приду. Никому другому не открывай, — шепнула я перепуганной Аде, крепко схватив ее за плечи. — Все поняла?

Девушка усиленно закивала и быстро вылетела из комнаты. Рука моя метнулась к письменном столу, где, перерыв содержимое ящика, я нащупала Мизеркордию. Стискивая клинок дрожащими руками, я на цыпочках вышла в коридор.

Удар в дверь повторился, и с улицы донеслись голоса. Явно можно было разобрать только Максимилиана и Дарена. Третий, чуть визгливый, мужской голос мне не был знаком. Стараясь не шуметь, я, забывая делать вдох, босиком спускалась вниз по лестнице, пока не смогла разглядеть происходящее.