Ада было хотела что-то сказать, но растерянно перевела взгляд на меня. Да, как и Ада, я вообще не подумала, что не только положение Игнация может быть под угрозой, но и его жизнь…
— И вообще, я не понимаю, для чего нам дальше продолжать «дружить»? Ты, — он посмотрел на меня. — Меня еще в детстве презирала. И даже бы не узнала о моем существовании, если бы я продолжал сидеть, как мышь. Если бы сам первым к тебе не подошел. А ты, — холодные голубые глаза метнулись к съежившейся Аде. — Ты так вообще радостно портила мне жизнь, пока я не стал тебе нужен.
— Неправильно думать, что люди не меняют своего мнения, — возразила я, хотя что-то внутри меня ехидным голосом говорило — а ведь он отчасти прав. — Не суди по тому, что было много зим назад. Мы были глупыми детьми. Я стала с тобой общаться…
— …Из жалости? — язвительно подсказал он.
— …Потому что ты — интересный человек. Потому что у нас схожие взгляды на жизнь. Схожие интересы. Хочешь сказать, мы не сидели вместе часами в библиотеке, не делились впечатлениями о книжках, не помогали друг другу?
— Но посмотрите правде в глаза, — он пожал плечами. — Единственное, почему мы вообще все сейчас сидим тут — потому что у нас были свои эгоистичные причины во все это влезать. У всех нас. Какой смысл продолжать общаться, если каждый получил, что хотел? Да еще и ворох проблем в придачу.
— Неправда! — вскрикнула Ада, глаза ее блестели от слез. — Ты не такой! Ты же сам говорил, что тебе с нами хорошо, что мы твои первые друзья, что тебе не терпится узнать истину, что тебя так привлекает эта странная таинственность и недосказанность природы магии…
— Я согласился на все лишь из своих собственных соображений. Сначала, правда, мне хотелось доказать вам свою правоту, но потом все зашло слишком далеко… Я не мог игнорировать все факты, которые складывались в одну картину, но я отказывался верить до последнего… — он запнулся, но затем недовольно добавил. — И уж точно я не планировал связываться с бандитами и нарушать закон!
— Тогда зачем? — глухо спросила я, недоуменно глядя на парня. Будто бы впервые в жизни увидела этого сутулящегося худощавого юношу, даже не решающегося нам в глаза смотреть.
— Потому что… Я надеялся выяснить исток моей болезни, — он так сильно сжал кулаки, что костяшки побелели. — Арсений сказал, что моя болезнь порождена магией.
Ада закрыла рот руками, не давая крику ужаса вырваться наружу. Я, чувствуя, как ледяной волной проходит оцепенение по телу, переспросила:
— Что?..
— Он и сам это не понял, пока не прибыл целитель. Такого не видели уже многие сотни зим, и мне повезло, что в Ордене еще остались книги, где описывались древние заболевания. Это называется «иссушение». Распространение иссушения остановили, но не избавились от этой заразы окончательно, — он обвел нас яростным, почти ненавидящим взглядом, будто это лично мы виноваты в его недуге. — Эта мерзость будет сидеть во мне до конца моих недолгих дней. Если я не найду способ исправить это.
— Но мы же можем продолжать делать это вместе, — отчаянной мольбой предложила Ада. — Мы же столько смогли вместе узнать. А сколько еще предстоит выяснить…
— В этом и проблема, — парень отвернулся, глаза его блестели безумными искорками. — Я не хочу этого знать. Я до последнего не верил, что весь этот бред в книжке — правда. Думал, просто какая-то чепуха на подобии гаданий и ворожбы, которыми развлекаются сельские простушки. Но когда ритуал сработал, у меня будто твердую почву из-под ног выбили. Это не дает мне спать по ночам, не дает размышлять здраво и логически, потому что мозг все еще отказывается верить в увиденное. Но и забыть о произошедшем я не могу. А еще меня пугают мысли о том, что еще может оказаться правдой. Все равно что впервые в жизни увидеть цвета, когда до этого знал лишь черное и белое. Это все… просто сведет меня с ума, если я продолжу погружаться в эту пучину. Просто хочу, чтобы мой мир так и оставался черным и белым.
Парень обхватил голову руками, сдавливал ее, идеально убранные светлые волосы растрепались, придав ему еще более безумный вид.
— Ари, — сказала я мягко, хотя, как и Ада, чувствовала, как скроенная неровными стежками привычная жизнь начинает трещать по швам. — Ты не сможешь всего добиться один. Все, что мы смогли выяснить в книжках, все наши планы, все это мы смогли сделать, потому что были вместе.
— Это вы без меня ничего не сможете, — безжалостно парировал он. — Думаешь, я такой глупый? Вы просто пользовались мной, прочем, как и все остальные. Это я позволил себя в это втянуть, по глупости не заметив, где закончилась та грань дозволенного, за которой ждет расплата. И теперь, когда все это норовит накрыться медным тазом, я не готов рисковать своим будущим ради каких-то глупостей, взбредших в голову двум самонадеянным фантазеркам!
Две самонадеянные фантазерки… Вот что он о нас думает. Ада тихо всхлипывала и вытирала рукавом дорожки слез.
— Думаю, на этом наш разговор можно закончить. Мне еще обратно добираться предстоит, — холодно подытожил Ари, подымаясь из-за стола, когда в столовую зашли Максимилиан и Дарен.
— У меня не очень приятные новости, Адилия-шехзаде, — начал Дарен своим зычным гнусавым голосом. Он и бровью не повел, когда увидел заплаканную набелитку. — Метель на улице не позволит нам уехать. Там и дальше вытянутой руки не разглядеть ничего. Я взял на себя ответственность попросить переждать эту ночь у госпожи Кустодес.
— Ох, дед меня прибьет, — недовольно выдохнул Ари, поглядывая на Дарена так, словно бы это он виноват в разбушевавшейся стихии.
— Думаю, полковник Раомос будет больше недоволен, если в дороге с вами что-то случится, — Ян хмуро смотрел на нас троих, из-за спины поглядывали горничные. — Мудрым решением будет переждать буран, и отправиться поутру.
— Мы приготовили комнаты нашим гостям, — зароптала Габриэль. — И сменную одежду для молодой госпожи, а вот для господина, к сожалению, ничего не нашлось…
— Не важно, — буркнул Ари, резко подымаясь с места. — Ведите. Время позднее. Ужинать я не буду.
Аду устроили в комнате Каталины, а Ари досталась гостевая. Как только дверь за ним захлопнулась, я услышала отчетливый щелчок ключа в дверной скважине. Ада выглядела еще более подавленной, и промямлив что-то вроде «спокойной ночи» ушла, оставив меня одну в темном холодном коридоре. Снизу тянул запах жареного мяса и овощей, но аппетита не было никакого. Казалось, я уже никогда не смогу почувствовать вкус хоть чего-то, кроме горечи.
И снова усталость, в который раз за этот день, навалилась на меня, так и тянула вниз тяжелыми цепями, но и желанный сон никак не шел, как назло, заставив меня погрузиться в беспокойные думы. Весь этот разговор, все вылившееся наружу дерьмо, слова, которые перечеркнули все то немногое, что мы успели приобрести и дать друг другу. Все это, а не магия, стала точкой невозврата. Я не знала, как долго я пролежала в этом странном состоянии полузабытья, пока негромкий стук не заставил вынырнуть из омута.
— Камилла, ты спишь? — донесся из-за двери приглушенный голос набелитки.
— Нет, — вздохнула я. — Входи.
Она тихой тенью проскользнула и уселась на пол около кровати, поджав коленки к груди. Ада не решалась начать говорить, но я чувствовала, как комната заполнялась ее тревогой, как горящий дом едким дымом. Лишь ветер за окном то и дело норовил яростно постучать в окно.
— Тоже не спится? — нарушила я завывающую песнь вьюги.
Молчание Ады послужило вполне очевидным ответом. Слова не приходили в мой растерзанный смятением разум, жаждущий только одного — отдыха. Глаза начали чуть слипаться, когда через марево Ада негромка сказала:
— Если честно, мне страшно.
— Ты про дар?
— Нет. Не только, — она скрыла лицо под черным каскадом волос, превратившись в огромное темное пятно. — Я не знаю, чего я боюсь больше — неизвестности впереди или того, что не смогу больше жить, как прежде.
