Хлопнув дверью, на пороге появилась сваха.

– Все! Сил моих больше нет! Уж я уговаривала их, и улещивала, так нет же, уехали! Не глянулась, девка, говорят.

– А может это ты, Параскева, работу свою плохо делаешь. Теленок, которого ты задатком получила, уже коровой стал, а дочь моя все не замужем. Что ж ты за сваха такая, что жениха подыскать не можешь? – мужчина стукнул кулаком по столу, – Аль мне самому по соседям пройтись, глядишь, лучше сосватаю!

– А ты пройдись, пройдись, Далибор! – женщина уперла руки в бока, и тоже возвысила голос, – Мне уже от ворот поворот дают, стоит об Эвелисе обмолвиться. Кому уродливая девка нужна, когда красавиц достаточно. Я давеча даже Прокора спрашивала, собирается ли он сызнова жениться. Ему хоть и за шестой десяток перевалило, да мужик он крепкий, на ногах твердо стоит. Так знаешь, что он мне ответил?

– Ну? – хмуро буркнул отец Эвелисы.

Этот самый Прокор был старше его годков на пять, если не больше.

– Да он как услышал, что речь о твоей дочке идет, так в лицо мне рассмеялся. Вот как! Говорит еще, мол девка хоть и молода, да рожей не вышла. Пусть я ему лучше вдову Соломоху сосватаю, на ней с удовольствием оженится. А Соломоха уже скоро четвертый десяток разменяет. Рябая, с кривыми зубами, а все же, лучше этой, – сваха тыкнула пальцем в сторону Эвелисы.

Сжавшись, девушка сидела на самом краю скамьи. Ей было уже все равно. Сейчас, как обычно, отец со свахой поругается, потом замирится, а через неделю-другую Параскева объявится на пороге, и поведет речь про очередного жениха. Переведутся ли они когда-нибудь, эти женихи!

Легко стукнув дверью, в избу вошла Олея, с большой корзиной яблок. При виде младшей, любимицы, лицо отца посветлело. Да и сваха натянула свою самую елейную улыбочку.

– Вот кого враз замуж выдадим. Многим ваша красавица Олеюшка по сердцу, кабы не старшая, уже давно бы ваше крыльцо женихи оббивали.

Зардевшись, Олея опустила лицо, и бочком направилась в сторону кухни.

– Неужто с нашей яблони такой добрый урожай вышел? Как-то я просмотрел, когда поспели, а моя умница-хозяюшка углядела.

– Наши еще не поспели, батюшка, – негромким певучим голосом отозвалась девушка, – Это мать Януша поделилась, велела передать моей матушке, и кланяться.

– Кажется, догадываюсь, от кого первых сватов ждать будем. – хохотнул Далибор, – Добро, добро. Януш парень ладный, семья крепкая, и слова супротив не скажу.

Олея еще ниже наклонила голову, скрывая довольную улыбку.

– Но младшую вперед старшей выдавать не буду! – мужчина снова посмотрел на другую дочь, и голос его снова стал чужим и холодным, – Чего расселась, как квашня? Капуста не полота, гуси не кормлены, а она сидит, и про себя насмехается! Только даром свой хлеб ешь. Скройся с глаз моих!

Не дожидаясь повторного приглашения, Эвелиса поспешила выскочить из избы. Сердце гулко колотилось в груди, а в горле щипало от бесконечной несправедливости. Но горечь в душе, еще не повод отлынивать от работы, надо довершить прополку.

Скатываясь по щекам, слезы падали на листья капусты, а уже с них на жирную черную землю. Ну и пусть. Урожаю вреда от этого не будет.

Когда солнце склонилось к горизонту, Эвелиса подоила коров, закрыла птицу, и оставив молоко в сенях, тихо прошла в избу. Тяжко быть чужой в отчем доме, да видно доля ее такая. Мать суетилась на кухне, негромко напевая под нос. Заметив старшую, она поджала губы, и кивнула на стол.

– Поешь болезная, авось раздобреешь. Я тебя к ужину кликать не стала, батюшка не в духе шибко, не стоило тебе лишний раз на глаза ему показываться. Ну ничо, к утру придобреет, не впервой чай.

Тихо опустившись на самый край лавки, девушка взяла остывший картофель, и начавший подсыхать хлеб. Кусок в горло не лез, но сделав над собой усилие, она жевала, без аппетита, не чувствуя вкуса.

– Угораздило же тебя уродиться такой нескладехой, – бурчала под нос мать, нарезая яблоки, – Аль сглазил меня кто, когда тобой ходила. Так вроде и оберегов не снимала, и на гнилую воду не смотрела, а все ж не убереглась. За то и маюсь, как наказанная. Поела? Так ступай с кухни, не береди мне душу.

Торопливо проглотив последний кусок, Эвелиса выскользнула на женскую половину, и медленно выдохнув, прислонилась к стене. День наконец-то закончился, а сколько еще впереди таких тоскливых дней?

К утру родители отойдут, возможно немного подобреют, а затем Параскева притащит нового жениха, и все по новой. И кто придумал, что плохо девице одной до старости доживать?

Разобрав высокие подушки, да откинув покрывало, девушка села на кровать, и принялась переплетать косу. Единственная красота, что ей от природы досталась, так это волосы. Густые, мягкие, вроде темные, а на солнце словно золото переливаются. Правда последние пару лет, под платок их приходится убирать, так хуже они от этого не становятся.

До слуха донеслось приглушенное всхлипывание.

– Олея?

На второй кровати тихо завозились, но ответа не последовало. Отложив гребень, Эвелиса прошла на соседнюю половину комнаты, которую занимала младшая сестрица. Та лежала на неразобранной кровати, уткнувшись лицом в одну из подушек.

Ощутив жалость, девушка мягко опустилась рядом.

– Олея, сестрица, кто тебя обидел?

Девушка раздраженно дернула плечом, и снова шмыгнула носом.

– Может воды тебе принести, али матушку позвать?

Оторвавшись от подушки, Олея резко села на кровати, и зло прищурившись посмотрела на сестру.

– Это ты во всем виновата! Только ты!

– В чем же? Я до сумерек домой не заходила.

– Не притворяйся, будто не понимаешь! Ты всю жизнь мою запортила! – по ее щекам снова потекли злые слезы, – Слышала, что батюшка сказал? Не выдаст он меня, прежде чем тебя не сосватаю-ю-ют! И останусь я до седых волос одна-одинешенька!

– Ну-ну, не будут родители губить твою молодость. Рано или поздно от меня отступятся, и поймут, что вторая невеста подрастает, – мягко произнесла Эвелиса.

– Не отступятся! Батюшка никогда вопреки своего слова не пойдет! Мне уже семнадцатый год минул, еще пара лет, и перестарком обзовут. Или Янушу ждать наскучит, вона вкруг него девки крутятся. – она снова всхлипнула, уткнувшись носом в колени.

– Януш тебя любит, и женится. Обязательно. Не лей слезы раньше времени, слышала, что сваха говорила? Такую, как ты и в сорок сосватают.

– С такой сестрой, я до сорока лет в девках и просижу! Почему тебя в детстве хворь какая не унесла? Оглобля проклятая!

С неожиданной силой оттолкнув сестру, Олея упала лицом в подушки.

Закусив губу, Эвелиса встала и вернулась на свое место. Она от всей души хотела помочь, или хотя бы утешить младшую сестру, но видимо только растравила ей душу. И не поспоришь, во всем Олея права, да только кому от этого легче?

***

Следующие дни выдались вполне спокойными. Эвелиса с головой ушла в дела по хозяйству, и старалась как можно меньше попадаться на глаза родителям. Младшая сестрица сама держалась в стороне, сожалея о том, что наговорила тем вечером. Сваха до поры не появлялась, и под крышей их избы, худо-бедно воцарился мир.

Однако долго такое спокойствие продолжаться не могло. В один из дней, покормив после обеда гусей, девушка собралась в заречную часть деревни. Надо бы выменять яйца на лечебные травы, да десяток еще отдать кузнецу, за то, что лошадь накануне подковал.

Девушка убрала из корзины случайные перья, и поправила сбившийся платок. Если идти через ручей, а не по мосту, то хватит времени еще и за дикими яблоками заглянуть, если птицы, их конечно, еще не обклевали.

– Эвелиса! – раздался из окна голос матушки, – Куда собралась?

– Так яйца нужно выменять, ты намедни говорила.

– Оставь, Олея сходит. Воротайся в избу.

– Я быстро обернусь…

– Воротайся! Кому сказала. И хватит мне перечить, и так сил с тобой никаких.

Не произнося больше ни слова, Эвелиса послушно поставила корзину на крыльцо, и шагнула в сени. Очередной жених что ли наметился? Почему ее тогда не заставляют прихорашиваться, а лишь загнали на женскую половину, да сказали сидеть смирно, и ждать. А чего ждать то?