Как тогда восхищенно и почтительно смотрели на него его товарищи, даже его учителя, а уж о домашних и говорить нечего!.. В училище ему разрешили манкировать уроками, знали, что он целыми днями пропадает на заводе Листа, где делается «его» машина! Для него не было тогда на свете более приятного и интересного места, чем этот закопченный завод на Софийской набережной. Он приходил туда иногда с самого утра и оставался до позднего вечера. Мастера и рабочие почтительно называли высокого и плотного реалиста «Петр Николаевич», как настоящего инженера... По его чертежам отливался в литейном цехе сорокапудовый корпус машины, и он с замиранием сердца смотрел, как льется металл в форму, и боялся: вдруг разорвет, вдруг в корпусе будут раковины?.. Нет, корпус отлили очень хороший! А потом он вместе с электриками обматывал якорь, прилаживал щетки... Лебедев приходил домой грязный и усталый до изнеможения. И никто его не упрекал; все знали, что Петя изобрел что-то очень важное, что даст много выгод ему — будущему крупному известному промышленнику!

А потом наступил тот черный день, что бывает у всякого изобретателя... У него он наступил, пожалуй, немного рано. И вот уже стоит на стенде его собственная, блещущая красной медью, свежей краской, единственная в мире униполярная динамо-машина системы П. Н. Лебедева... Мастер надевает на шкив динамо-машины приводной ремень, якорь начинает свое бешеное вращение, изобретатель не сводит красных от бессонницы глаз от амперметра... Тока нет... Потом долгие часы пересмотра контактов, зачистки щеток — тока нет... Потом новый перемонтаж якоря — тока нет...

Затем дни и ночи за пересмотром собственных расчетов, чертежей, тишина в доме, все ходят на цыпочках — у Пети несчастье... А затем вдруг полное и безнадежное понимание, что его машина и не могла работать. Пошел к директору и признался, что идея оказалась научно правильной, но технически несостоятельной, что он готов возместить фирме «Густав Лист» все причиненные убытки, и просил, если возможно, разрешить ему уплату долга после окончания реального... Хмурый директор сказал, что после сдачи экзаменов возьмет его на свой завод техником и удержит долг из жалованья. Так и сделал. После окончания реального училища неудачливый изобретатель не поехал в Крым, не переехал на дачу, а каждое утро отправлялся на службу на завод Листа. И работал там несколько месяцев, пока заводской бухгалтер ему не сказал, что завод с ним в расчете и что он может начать получать свое жалованье на руки.

Была осень 1884 года. Не для того он перешел в реальное училище Хайновского, чтобы работать мастером на заводе своего домашнего знакомого! Впереди было Московское техническое училище — МТУ, знаменитое МТУ! Блистательно сдал вступительный экзамен, блистательно начал учиться — ему тогда и в голову не могло прийти, что через два с половиной года уйдет из Московского технического, не окончив его... Было в Техническом для Лебедева много привлекательного. Это был институт, который выпускал инженеров самой высокой квалификации. Его воспитанники ценились очень высоко, им была открыта дорога к самой блестящей инженерной карьере. И ничего в институте не было от обычной расейской безалаберщины, там презирали и не переносили белоручек. В МТУ Лебедев в совершенстве изучил слесарное и токарное дело, он мог изготовить любую нужную деталь, мог быть в глазах самого опытного рабочего примером превосходного токаря или слесаря. Это все было, за это Лебедев остался благодарным МТУ навсегда, на всю жизнь. И там он научился не только изготовлять, но и конструировать приборы. Сконструированный им и собственными руками изготовленный спектрограф демонстрировался на выставке, устроенной во время второго Менделеевского съезда.

И все же через какое-то время Лебедев начал ощущать, что его интересы не совсем совпадают с назначением Технического училища, с тем, что им преподают. Да, конечно, здесь превосходно готовили инженеров. Но Лебедева вовсе не так уж сильно интересовала техника. Ему не столько было важно, что по проводу идет ток, сколько интересно, почему он идет. И что это такое — электрический ток! А вот это — что такое электрический ток — меньше всего интересовало его преподавателей. Кроме одного... Профессор-физик В. С. Щегляев с первого же курса заинтересовался необыкновенным студентом. И сам он был профессором, резко отличавшимся от других преподавателей Технического училища. По подготовке, по интересам. Учился он в Страсбургском университете в Германии у известного профессора, создавшего большую школу физиков, Августа Кундта. Кундт был теоретиком, и его учеников отличало стремление прежде всего найти смысл физических явлений. Щегляев сам немного томился в сухой инженерии МТУ... И ему пришелся по душе пытливый студент, в котором так странно сочеталось наивное стремление изобретать со страстью ученого понять природу того, что он делает. Однажды Лебедев рассказал ему трагикомическую историю своего изобретения униполярной динамо-машины. Он тогда не примирился с тем, что — как это бывает у всякого изобретателя — машина не удалась. И его беспокоил не столько образовавшийся у него долг перед заводом, сколько причина того, почему же машина не работала. Сгоряча и не подумавши, сказал он директору завода, что физическая идея его машины правильная, только технически ее невозможно осуществить... Но потом понял, что это не совсем так. Неделями он сидел за книгами, за расчетами. Возвращался с завода Листа, где отрабатывал свой долг, и садился за книги и тетради. Пока не понял, что не техника, а его собственные представления о магнетизме были неполные, неточные, неверные. Это его совершенно потрясло...

Кажется, уже на втором курсе состоялся этот разговор профессора Щегляева с ним... Он откровенно спросил у Лебедева, зачем он учится, чтобы быть инженером, когда у него есть призвание ученого, исследователя. Ну хорошо, кончит он МТУ, а дальше? В России ни на каких заводах — даже самых больших — нет никаких исследовательских лабораторий. Исследованиями по физике занимаются в Московском и Петербургском университетах, в Петербургской Академии наук... Пожалуй, самая интересная лаборатория именно здесь, в Москве, у профессора Столетова. И занимается он как раз электромагнетизмом — тем, чем интересуется Лебедев. Но без университетского образования нечего и думать о том, чтобы туда попасть. А чтобы перевестись в университет, надобно сдавать снова полный гимназический курс, в котором самым главным и самым трудным являются классические языки — латынь и древнегреческий. Не имея о них представления, невозможно подготовиться для сдачи экстерном.

И тогда Щегляев сам предложил Лебедеву выход: уйти из Технического, уехать учиться физике за границу, в Германию. И не в Берлинский университет, где также требуется аттестат со знанием древних языков, а туда, где учился сам Щегляев, — в Страсбургский, и не к кому-нибудь, а к самому Августу Кундту, которого Щегляев считал самым интересным физиком в Германии. И он готов дать Лебедеву письмо к Кундту, рекомендовать ему способного студента, имеющего наклонности исследователя...

Только много лет спустя, сам став профессором, постоянно думая о своих учениках, Лебедев мог оценить поступок Щегляева. Расстаться с самым интересным своим учеником, посоветовать ему уйти от него, уйти из МТУ, сделать это ради науки, ради мало известного ему студента — да, для этого нужно обладать и страстной любовью к науке, и благородством души... Щегляеву Лебедев чувствовал себя обязанным, понимал, что это он первый открыл перед ним путь к самому любимому делу. И должно же было случиться, что потом, через много лет, став уже ученым, ему пришлось выступить — и как выступить! — против своего первого профессора, против человека, которому он был стольким обязан!..

Лебедев даже застонал от какой-то душевной, почти физической боли, вспоминая эту историю, стоившую ему стольких сил, нервов, сомнений... Но он же не мог, не мог поступить иначе! Он не любит вспоминать эту давнюю историю. Но сейчас, когда это вновь на него нахлынуло, когда он перебирает свою жизнь, он хочет снова все повторить в уме, снова и снова проверить себя... Как же это все было?