С другой стороны, попахивало в этом мире от всех. Потому что одежда хоть и менялась, но гигиена в основном заключалась в обтирании тряпочками. Просто к собственному запаху и запаху окружающих девушка успела привыкнуть.

— Ну-ну, все хорошо.

Преодолевая брезгливость, она подняла руку и погладила старушку по спине. Та шумно шмыгнула носом и уткнулась в протянутый Лайоном платок.

Алес, за это время, успела разглядеть ее получше. На вид Эмми можно было дать лет семьдесят. Лицо и руки изрезаны ниточками глубоких морщин. Нет половины зубов. Из-под черного платка выбилась седая прядь. А в выцветших глазах светится такая любовь, что девушке даже стало неловко. Ведь для нее эта старушка была по сути чужой.

Только вот показывать этого никак нельзя.

— Эмми, милая. Ну вот, я здесь. Только не надо плакать.

Пожилая женщина всхлипнула, пытаясь подавить рыдания.

— Д-дык, я и н-не… — она ожесточенно протерла глаза. — Не уберегла мою кровиночку-у-у! Я к-как узнала, что энтот выпхвостень сотворил, чуть руки на с-себя не наложила-а-а. Токма как бы я смогла уйти, зная, что цветочек мой на меня серча-а-ает…

Алесия взглянула на Лайона, но тот лишь виновато пожал плечами. В душе шевельнулось раздражение. Тоже мне, устроитель сюрпризов, блин. Но бабульку как-то надо успокаивать, в ее возрасте и сердце может прихватить. А скорую только через несколько веков дождешься.

— Хватит, не плачь. Твой цветочек не только не серчает, но и понимает, что ты во всем была права.

Старушка икнула и замолчала, будто ее выключили. Алес почувствовала, что можно рискнуть, и попытаться закрепить успех.

— Просто поняла я это не сразу, а потом мне было совестно показаться тебе на глаза.

Эмми всплеснула руками

— Оох, да что ты такое говоришь, Лесюшка! Я ж тебя с малых годков вынянчила. И то, сама дура старая виновата. Надо было тебя уговаривать, а я не сдержалась, сразу к батюшке твоему пошла. Больно уж не по нутру мне, тот вупырь пустоглазый пришелся. Как чуяло сердце, ждать от него беды. А ты ведь и слушать ничего не хотела — «люблю, мол».

Алесия навострила уши. А старушку было уже не остановить.

— Ты же, чистая душа, любые слова всегда брала на веру. И подумать не могла, что кто-то о чувствах сердечных станет врать. Я ж думала, может хоть батюшка твой, светлая ему память, на ум тебя наставит. А ты разобиделась вся, влетела ко мне в комнатушку, говоришь — «предательница, мол, как ты могла!». А потом заперлась у себя в покоях, от еды отказалась… — по щекам Эмми снова побежали слезы.

Но самое важное она уже сказала. Девушка шагнула к ней и приобняла за плечи. Внешне ее жест был полон любви, только вот в голове царил один трезвый расчет.

Старушка знала настоящую Алесию, и знала хорошо. С одной стороны — это опасно. Но с другой… Эмми сентиментальна и, как многие дамы ее возраста, любит поговорить. Кроме того, еще с курса психологии девушка помнила, что пожилые люди часто нуждаются во внимании со стороны.

А значит, при правильном подходе можно почерпнуть о себе немало интересного. Главное, не проколоться на мелочах.

Выудив из дрожащих пальцев платок, она мягко промокнула слезы на морщинистых щеках и вновь приобняла старушку.

— Ах Эмми… Как же я по тебе скучала…

После обеда Лайон все же выбрал время и улизнул. А вот Алесии пришлось отложить выход в город до следующего дня. Потому что дорвавшись до обожаемой воспитанницы, старушка просто не могла ее никуда отпустить.

Впрочем, девушка не имела ничего против, особенно когда Эмми ударилась в воспоминания. От собеседницы только и требовалось — кивать, поддакивать и запоминать.

— … мы ж почти до самых твоих тринадцати лет в замке прожили. А когда графинюшка умерла, светлая ей память, батюшка твой, решил тебя в город вывезть. Тошно ему было там оставаться. Сперва сынок младший, потом жена. — она горестно вздохнула. — Помню, сидишь ты, цветочек мой, в карете. Подушечку к себе прижала. Прислушиваешься, а потом такая и говоришь: «отчего, Эмми, на улицах так шумно?». Знамо дело отчего, город ведь.

— Я ведь к нему тогда еще не привыкла. — Алесия изо всех сил старалась поддерживать разговор. Правда чувствовала себя так, словно пробиралась через минное поле. Наугад. С виду вроде спокойно, но от любого неверного шага может рвануть.

— Где бы тебе, голубка моя, к нему привыкнуть? — вздохнула пожилая женщина. — Это его сиятельство частенько тут бывал. А вас с графинюшкой и не вывозил из замка никуда, кроме ближайших поместий. Все дурного влияния опасался. Да и то скажу, ты ведь и сама сторонилась людей. Маленькая-то ласковая была, а после того, как на приеме потерялась… Не помнишь что ль? — старушка прищурилась.

— Так сколько-то мне лет было…

— И то верно. До рубежа детства ты тогда не дошла. Четвертый годок только минул. Его величество тогда наш замок навестил. Как понимаешь, люди, сутолока. Я лишь на мгновение отвлеклась, а ты уже выбежала в общий зал и затерялась. — Эмми покачала головой, — Ох и натерпелись мы, пока тебя искали…

— Но ведь нашли? — Алесия позволила себе легкую улыбку.

— Нашли, деточка моя, нашли. — закивала старушка. — Ты под портьеру тяжелую забилась, и сидела там тихонько, как мышка. Хорошо хоть, не попалась на глаза короля. Вытащила я тебя, и бегом из зала, пока никто не увидал. А ты вцепилась пальчиками в мое плечо, и все бормотала — чтобы я больше не терялась…

Эмми все говорила и говорила, пока в комнате не появился слуга и не зажег свечи. За окном было уже совсем темно. Девушка слегка поерзала в кресле, чувствуя, что отсидела себе все, что только могла. Да и в длинном платье никак не подожмешь под себя ноги.

Но неудобство стоило того. За эти часы досье на бывшую баронессу накопилось такое, что впору в несколько папок подшивать.

Теперь Алесия знала, что выросла она в замке, вдали от людей. Был у нее когда-то младший брат, которого еще в ранние годы унесла сухая лихорадка. Ее мать такого горя не пережила. Да и графа эта потеря очень сильно подкосила.

Отец вывез ее в столицу, собираясь подыскать жениха, но не успел. Потому что ровно в шестнадцать лет девушка влюбилась. Ну а дальше и так понятно. Эмми, как могла, пыталась отвадить барона. Но лишь настроила против себя свою любимицу, и от огорчения вернулась в замок. Где и прожила последние несколько лет.

Бонусом шли всякие случаи из детства, рассказы о жизни прежних слуг. Имена девушке ни о чем не говорили, тем не менее она запомнила все, что смогла. Лишним не будет.

К моменту возвращения Лайона, слова у старушки стали понемногу иссякать. Паузы между фразами становились все длиннее.

— Эмми, тебе бы отдохнуть, — уже в который раз предложила Алесия, но пожилая женщина торопливо замотала головой, и крепче вцепилась в ее руку.

— Нет-нет, моя хорошая. Посиди еще со мной. Мы так давно не разговаривали по душам…

Алес только неслышно вздохнула, понимая, что не сможет отказать.

— И все же, ты должен был меня предупредить. Я, знаешь ли, не слишком люблю сюрпризы.

Карета, чуть подрагивая, катилась по мощеной улице. Алесия сидела напротив брата, положив руки на колени и крепко сцепив пальцы в замок. Лайон едва заметно улыбался, явно не чувствуя себя виноватым.

— Но ведь ты была рада? Иначе не просидела бы со старушкой столько времени, предаваясь воспоминаниям о прошлом?

— О, это был просто счастливейший день. — Алес собрала всю волю в кулак, чтобы в ее словах не прозвучало яда.

Впрочем, ворчала она больше из вредности. И прекрасно видела, что брат это понимает, хоть и не может знать истинных причин. Как никак, Эмми оказалась невероятно полезной. А информация о бывшей баронессе, ее семье и детстве, позволяла чувствовать себя в новом теле еще более устойчиво.

Если раньше приходилось действовать наугад, то теперь под ногами появилась прочная основа из воспоминаний о прошлом. И хотя фантазию и смекалку придется подключать еще не раз, самое главное — база, у нее уже есть.