Я иду через лабиринты коридоров и поднимаюсь на третий этаж.

А вот и она — та самая, вторая дверь. Она обычная, похожая на все остальные на этом этаже. Без опознавательных знаков и неотличимая от других. Я почему-то думала, что на ней будет какая-то надпись. Ошиблась. Что ж. Вдох — выдох, и я нерешительно стучусь, слыша глухое звучание крашенного дерева, но, вопреки ожиданиям, никто не отвечает.

Я тихонько толкаю дверь, открывая, и осторожно вхожу. Стражник, верно, ошибся — здесь точно не может быть лекаря. В полумраке комнаты в центре круглого стола горит свеча, отбрасывая уродливые тени. Но даже в сумраке можно понять, что это чья-то спальня. В центре — кровать, а над ней тяжёлый занавес из зелёного бархата.

Едва я решаю, что мне пора покинуть чужую спальню, как кто-то зажимает мне рот. Позади слышится хриплое дыхание, и я даже чувствую жар чужого тела. Дверь со скрипом закрывается. Я роняю на пол хлеб и содрогаюсь от ужаса. Я вцепляюсь в чужую ладонь и стараюсь обоими руками оторвать её от лица, но это не так просто, как кажется: человек явно сильнее меня.

Я пытаюсь позвать на помощь, но выходит лишь глухое жалобное мычание. Когда другая ладонь незнакомца оказывается на моей груди и безжалостно болезненно её мнет: внутри меня всё стынет от ужаса. Меня не спасает от рук этого человека даже жесткий лиф платья.

Я отчаянно бьюсь за свою честь, царапая чужую руку в попытке всё это остановить. В голове нарастает паника, мысли путаются. Ярче всех бьётся в тон пульсу, только одна яростная мысль: «Мне надо вырваться!». Но когда мне снова не удается оторвать его руку от своей груди, то меня изнутри пронзает острой пикой чувство беспомощности.

Мужчина с силой прижимает меня к себе за талию, и в меня упирается твердый бугорок, который наверняка уже неприлично натянул его штаны.

Я начинаю трепыхаться ещё сильнее, понимая, что это значит, но всё бесполезно. Мне хочется истерично кричать: «Отпусти! Я не хочу!»; но чужая рука не дает мне сдвинутся и на миллиметр.

«О, Господи! Неужели, сейчас со мной случится это?!»

— Что ты ломаешься? Недотрогу из себя строишь, — хрипит шёпотом чужой голос мне в ухо. И чужое горячее возбужденное дыхание, словно опаляет огнем мое ухо, оставляя горящую и зудящую кожу. Я даже не могу понять, кому этот голос принадлежит, настолько он искажён животным возбуждением.

У правой ноги что-то лежит, мешаясь, и я непроизвольно отпихиваю предмет, и он глухо ударяется о дверь.

И в этот момент мне кажется, что я слышу чьи-то шаги. Вроде бы кто-то идет по коридору. Сквозь толстую дверь мне плохо слышно. Но я отчаянно пытаюсь привлечь внимание и мычу громче в зажавшую мне рот руку — мне тут же закрывают и нос. Теперь я ещё и дышать не могу, отчего пугаюсь ещё больше. Кислород стремительно заканчивается, но я еще бьюсь за свою жизнь из последних сил. Человек сзади замирает. Значит, шаги мне не послышались.

Я молю Небеса, чтобы меня услышали. Кислород на исходе, и у меня кружится голова. Мои ногти продолжают яростно впиваться в чужую кожу, раздирая её.

Тяжелая дверь чуть приоткрывается, пропуская полоску света.

— Что здесь происходит? — слышу я голос Дайого. Я рада слышать его голос, как никогда.

Меня тут же выпускают из насильных объятий и отталкивают в сторону. Я едва удерживаюсь на ногах, жадно хватая ртом воздух.

Дайого открывает дверь шире и входит. Он делает шаг ко мне и освещает мое искаженное страхом лицо, факелом, который снял в коридоре со стены.

— Что ты делаешь в чужой спальне? — грозно спрашивает он.

Я понимаю, как это выглядит со стороны: мои волосы наверняка растрепаны, а вырез платья неприлично съехал вниз.

Слезы подступают к глазам.

— Я искала лекаря, — поясняю я дрожащим голосом. Мои руки непроизвольно вцепляются в платье.

— На этом этаже? — искренне удивляется он.

— Меня стражник в тюрьме сюда отправил, — пытаюсь оправдаться я. С каждым словом, осознавая, что объяснение кажется нелепым.

— Допустим, я тебе верю, — с сомнением говорит Дайого и добавляет. — Как ты оказалась в тюрьме даже спрашивать не буду.

Всё начинает выглядеть хуже и хуже. Я не хочу что-то говорить о Хуане, потому что тогда придется рассказать и о том, что я испортила ожерелье Марики, а это точно не то, что нужно сейчас.

У другой стены комнаты едва виден силуэт мужчины, который явно пытается слиться с тьмой. Дайого все же замечает его и светит факелом в лицо мужчине.

Я с содроганием узнаю Элиона. Выходит, мне не показалось, что за мной кто-то шёл. Это он преследовал меня, пока я блуждала по замку. А потом понял, куда я иду, и заплатил стражнику, чтобы тот отправил меня в его комнату! Недаром этот стражник показался мне подозрительным. И почему я не доверилась своей интуиции?! Ведь было же ясно, что на этом этаже не может быть лекаря! Если я сейчас всё это расскажу Дайого, то он либо сочтет это выдумкой, либо решит, что я глупая.

— Что вы здесь делали? — голосе Дайого звучит физически осязаемое подозрение. Он подсвечивает факелом то моё лицо, то Элиона.

Я уже открываю было рот, чтобы сказать, что Элион напал на меня в этой комнате, как он опережает меня.

— Она пришла в мою спальню и пыталась меня соблазнить меня, господин Дайого. Но я верный друг, — ложь легко льётся с его тонких губ.

«Я пришла его соблазнить?!» — я в ужасе от произнесённых им слов. Теперь я выгляжу в глазах свекра гулящей женой! И это, конечно же, оправдывает поведение Ролдэна по отношению ко мне! Раз у него такая жена, что же ему еще остается делать. Элион за секунды бессовестно растоптал мою честь.

— Он лжет! — выкрикиваю я от отчаянья на всю комнату.

Я в ярости тычу в него пальцем:

— Он все это подстроил, чтобы изнасиловать меня!

Неужели Дайого поверит в его чудовищную ложь?! Я ведь говорю правду, только доказательств у меня нет! И Элион это знает. С его лица не сходит дьявольская улыбка, когда он смотрит на меня. Я понимаю: то, что ему не удалось совершить в этот раз, он точно сделает в следующий, и останется безнаказанным. Еще ничего не кончено. Меня снова накрывает страх от его взгляда. У меня появился еще один серьезный враг, кроме Марики.

Дайого в некоторой растерянности: кому из нас верить?

Белеющее в темноте полотенце привлекает его внимание. Он опускает факел ближе к полу и становится виден хлеб и скомканное полотенце, лежащее бесформенной кучей. Один кусок хлеба находится в центре комнаты, а второй валяется возле двери. Так вот что меня спасло! Твердая корка на хлебе. Она ударилась о дверь, когда я её оттолкнула, и этим я привлекла внимание Дайого.

Сейчас я готова молится на этот кусок кислого крестьянского хлеба!

— Уходи. Жена Дракона ночью в спальне другого мужчины это позор, — грозно произносит Дайого, поднося факел к моему лицу.

Он мне не верит. У меня слезы текут по щекам, и комната превращается в размытую темную пелену. Я выбегаю из комнаты. В груди жжет обида. Почему такая несправедливость?

Я быстро стучу каблучками по ступенькам, стараясь как можно скорее добраться до своей комнаты. И чувствую себя так же, как в первый день в этом замке: раздавленной и униженной. Почему это всё происходит именно со мной?! Меня чуть не изнасиловали, но виновата всё равно я!

Слезы застилают мне глаза, и я врезаюсь в Адору.

— Я требую объяснений! Почему ты — жена Дракона бегаешь по коридорам, словно служанка?!

Сегодня мне все тычут тем, что я жена Дракона!

«Я лишь формальная жена Дракона, а настоящая Марика! И вы все делаете вид, будто не знаете этого!» — хочется мне заорать ей в лицо.

Разве она не видит моих слез?! Ей так удобно ничего не замечать!

Но эта буря живет лишь внутри меня.

— Извините, — шепчу я себе под нос, склоняя голову.

— Не слышу! — раздраженно произносит она.

— Извините! — уже ору я ей в лицо.

Её лицо застывает, словно маска.