Я хотел было ответить, но мой старик остановил меня жестом. Он начал уже рассказывать, но тут где-то слева раздались подряд три выстрела с одинаковыми паузами между ними.

Звук ружейных выстрелов шел справа от лагеря. На ту сторону озера начал ложиться туман.

— Двое в лагере, остальные с оружием за мной, — выскочил Семягин с ружьем из своей палатки. Петрович и дежурный остались в лагере.

Мы быстро собрались и пошли водь озера. Здесь рельеф несколько отличался от того, где мы шли по тропе с Петровичем.

В некоторых местах он представлял из себя невысокие скально-песчаные клифы — вертикальные свесы, не дающие возможности спуститься к воде.

В некоторых местах береговая линия не была сплошным обрывом — скальники перемежались длинными, уходящими вниз зеленеющими лугами.

Туман сгущался и видимость не превышала метров десяти.

Семягин дважды выкрикнул фамилии тех, кто пошел за дровами в этом направлении. Это был Брахман и один из геологов, заместителей Семгина.

— Макаров! Бондаренко!

Но ответа не последовало. Мы шли против ветра и скорее всего они не слышали Семягина.

Тогда Семягин выстрелил. Снова было слышно только, как мы идем по тропе.

— Что за хрень? Надо поторапливаться.

Мы перешли на бег. Быстро по камням и узкой тропе бежать не получалось, но тем не менее мы все же двигались трусцой.

— Бондаренко! Макаров! — снова кричал Семягин. Метров через четыреста мы наткнулись на геолога, который стоял один на тропе сложившись пополам и опираясь руками на бедра.

Он тяжело дышал, будто сам пробежал марафон и не обращал на нас никакого внимания.

— Где Брахман? — спросил подоспевший Семягин, но Бондаренко лишь махнул рукой в сторону тропинки. Я снял свою винтовку с плеча и бесшумно заскользил вглубь тумана. Люди за мной.

Я прошёл против ветра еще метров сто и вдруг на тропе, на кромке обрыва и в метрах двадцати от себя увидел довольно крупную бурую тушу. Медведь. Я остановился, и глядя в его сторону выставил ладонь назад, чтобы остановить идущих за мной ребят.

Вглядываясь сквозь туман, я услышал едва различимое пофыркивание. Медведь «нюхтил» — так говорили об этом звуке местные охотники.

Я выставил вперед ствол. Человеку, повстречавшему медведя в природе, на первый взгляд кажется, что зверь состоит из одной этой головы и приставленных к ней лап.

Только чуть погодя видишь сверху над лапами и башкой колеблющийся мохнатый горб туловища.

Если медведь начинает проявлять агрессию, то он может превратиться в огромный раздутый шар — его шерсть встает дыбом, чуть ли не вдвое увеличивая визуальные размеры и без того мощного тела.

Я прикинул — зверюга видеть меня он не мог. Густой туман скрывал мою фигуру на фоне холмов. Слабый ветер дул на нас — значит, он не может почуять.

Но вся ситуация осложнялась тем, что мы встретились с ним на узкой тропе и разойтись нам с ним не было никакой возможности справа обрыв слева отвесная скала.

Судя по обстоятельствам, у него за спиной где-то находился Брахман. Если мы начнем шуметь, то он обратиться в бегство в противоположную сторону. Тогда беды не избежать.

Меня насторожило то, что медведь вёл себя беспокойно, время от времени то садился на землю, то вставал на задние и крутил головой, будто пытаясь поймать крутящийся над туманом запах.

Скорее всего медведь чувствовал запах Брахмана с наветренной стороны и уходил от него.

Стрелять с двадцати шагов можно, но нужно быть уверенным, что туман не скрывает Макарова за спиной бурого зверя.

Бурый медведь — крупный могучий зверь, смертоносный характер которого всем давно известен.

Плотное, сбитое туловище, мощные лапы с кривыми длинными когтями, короткая сильная шея и большая лобастая башка с маленькими темными глазами.

На Севере наши охотники недолюбливают медведей именно за эти глаза. По ним невозможно угадать, какие мысли шевелятся под черепом в мохнатой клыкастой башке.

Здешний народ считает туман злым духом, который зачастую убивает людей, попавших в него.

Туман забирает души и превращает их в свое оружие, вселяя души в тела медведей.

Так и появляются одержимые хищники, готовые напасть на человека.

Встретившись с таким медведем, местные прежде всего пытаются с ним договориться и уйти своей дорогой.

Зверь начал двигаться в мою сторону. Неправда, что медведя никогда не слышно. Медведь клацал своими когтями по камням на тропинке.

Когти бурого медведя — это страшное оружие, которым природа наделила хищника.

Первое, что приходит в голову, когда рассматриваешь эти гибкие роговые крючки, — глубокие шрамы в виде параллельных полос, которые остаются у тех, кому не повезло встретиться на пути медведя. Но повезло остаться в живых.

Когти медведя — это еще и универсальное орудие, которое обслуживает своего хозяина.

Эти загнутые серпы как раз и есть один из главных инструментов этого хищника.

Когда имеешь дело с медвежьими когтями, надо помнить, что они не растут просто из лапы пучком, как торчат гвозди из доски.

Каждый коготь растёт из пальца, как ноготь на руке человека, и этот палец сам по себе способен к действиям. Медведь может подогнуть четыре когтя к ладони, а оставшимся проткнуть банку с тушенкой или сгущённым молоком.

Конечно, когти медведя не обладают разрезающей остротой кошачьих лап. Они стачиваются из-за массивного тела, но в комплекте с чудовищной силой удара лапы, на которой растут когти, представляют из себя совершенное природное оружие.

А эту силу трудно преувеличить. От удара медвежьей лапы ломаются позвонки лошади или северного оленя, падает замертво человек.

Эта сила в состоянии свалить обломанный бурей пень, по размерам сопоставимый с самим медведем, оставить глубокие царапины на стальном борту вездехода, развалить охотничий домик-зимник.

Когда медведь наносит удар, пальцы с когтями на его лапе растопырены, для того чтобы увеличить площадь поражения.

После удара зверь сжимает ладонь — так, чтобы полукруглые костяные серпы ещё глубже вошли в тело жертвы и удерживали её, пока она не перестанет двигаться.

Однако когти несут и другие функции, полезные для бурого медведя.

Например, когтистая лапа — прекрасный инструмент для разламывания трухлявых деревьев в поисках муравьев или диких пчел с их медом.

А ещё — нечто вроде экскаваторного ковша, если требуется разрыть нору арктического суслика или сурка или выкопать берлогу.

Я повернулся и показал чтобы люди молча начали двигаться назад, чтобы укрыться за ближайшими камнями.

Меня поняли. Семягин и остальные стали отходить как можно осторожнее, ища глазами подходящее укрытие.

Медведь же продолжал идти мне навстречу, постоянно останавливаясь и нюхая воздух.

Он то исчезал из виду, то снова появлялся в облачных хлопьях тумана.

И в тот момент, когда я решил остановиться и подождать пока медведь снова выйдет, у меня из-за спины раздался оглушительный выстрел.

Зверь мгновенно развернулся и кинулся назад по тропе, уходящей в молочную пелену. Он скрылся из вида, мелькая черными подошвами.

Это последнее, что успеваешь заметить, когда убегает медведь. Потому что зверь, почуяв опасность, тотчас растворяется в ближайшем кустарнике, высокой траве или другом убежище.

Так исчезать умеет только медведь — мгновенно и бесшумно, точно призрак.

— Зачем⁈ Кто стрелял⁈ Там же Макаров! — я обернулся и смачно выругался в адрес стрелка, — Брахман жив?

Бондаренко кивнул и опустил ружье.

— Брахман! Медведь бежит к тебе! Сойди с тропы! — выкрикнул я вслед убегающему зверю вовсю глотку, так что у меня свело голосовые связки.

Это был очень опрометчивый выстрел. Мало того, что Бондаренко не попал — стрелять в медведя нужно наверняка, так он еще и подверг всех нам большому риску.

Выстрел издалека мог спровоцировать медведя на нападение на Макарова.

Я начал осторожно двигаться в сторону, где предположительно находился Брахман и собирался уже ему крикнуть об этом, как услышал еще один выстрел, а потом еще один.