К без десяти семь из палатки показалась голова Семягина.

— Доброе утро, Александр Иванович, блины будете, пока горячие?

— Не откажусь, — ответил он мне с улыбкой и выбрался наружу.

Умывшись он подошел подстелил свой запасной ватник на землю, взял один блин от которого валил белый пар, сложил его треугольничком и перед тем, как отправить его в рот спросил:

— Илья, будь добр, скажи, пожалуйста,а что вы вчера с Петровичем про Проводника обсуждали?

Умывшись он подошел подстелил свой запасной ватник на землю, взял один блин, от которого валил белый пар, сложил его треугольничком и перед тем, как отправить его в рот спросил:

— Илья, будь добр, скажи, пожалуйста, а что вы вчера с Петровичем про Проводника обсуждали?

Он спросил это очень буднично, будто поинтересовался погодой

Так кто-то уже настучал Семягину. Я даже догадываюсь кто. Скорее всего Роман Козак подслушал разговор и выложил его начальству.

Или…

Или Семягин сам слышал наш разговор и теперь решил проверить меня на лояльность и доверие к нему.

— Ага, сейчас только допеку.

Нельзя было не ответить. Правила игры предложенные Семягиным в самом начале коллектив принял безропотно.

О личном можно было рассказывать по желанию. Никто не будет допрашивать.

Вопросы же касающиеся работы требовали максимальной искренности.

И я размышлял о том, где проходит граница этой искренности. Проводник не был личным вопросом.

В любом случае включать дурака и отпираться глупо. Но и всего я рассказывать не стану.

Блины были почти готовы. Я долил остатки теста на сковородку, подержал его нужно время ловко перевернул подбросив последний кривой блин половинного размера в воздух.

Затем вывалил его на общую стопку блинов, накрыл все это котелком, рушниками, и чистым дежурным ватников чтобы не остыло.

Налив себе в кружку горячего чая, я присел на раскладной алюминиевые стул, посмотрел на Семягина.

Он с явным удовольствием дожевывал нежный блинчик. Это дома блины привычная еда. А здесь — самый настоящий деликатес, лакомство.

— А добавки можно?

— Конечно можно, тяните Александр Иванович

Я приоткрыл блинную стопку.

— Там еще есть банка с вареньем или медом хотите?

— Нет, благодарю, мне блины без ничего нравятся, хорошо у тебя получились. Так что насчет Проводника.

Я немного придвинулся к Семягину, чтобы меня никто кроме него не слышал.

— Ну насчет Проводника я вам многого не расскажу, потому что не знаю. Слышал есть такой бандит. Преступник, занимается разным нелегальным промыслом. В том числе и скупкой неучтенного золота, организацией незаконной добычи.

Семягин жевал и внимательно смотрел на меня.

— А что же вы с Петровичем заговорили о нем? Неужели ни с того, ни с сего?

— Я узнал о нем во время спасательной операции, когда мы отправились на поиски Гибаряна. Он каким-то странным образом был замешан во всей этой истории. Там были беглые зеки, которые имели к нему отношение. Они все погибли.

— Вот как? Я не знал, расскажи подробнее.

Я в двух словах описал ситуацию с теми телами которые мы нашли в пещере, про Витю, который неудачно оступился.

— Если кратко, то Петрович тоже слышал об этом человеке и строго настрого просил меня никогда не связываться ни с ним, ни с другим криминалом.

— А что есть повод беспокоиться? Ты собирался связываться?

— Нет конечно. Мне это совсем неинтересно. Просто здесь такая концентрация самых разных судеб, что невозможно не сталкиваться с бывшими зэками, которых, как вы понимаете, полно в наших краях.

— Да, что правда, то правда бывшие зэки оседают на Севере после лагерей, правда часть из них бичуют и быстро погибают, но самые стойкие приживаются.

Он помолчал сделал большой глоток чая, подтер свои усы потом выдал неожиданную мысль:

— Ладно про Проводника всё понятно. Знаешь, я иногда смотрю на бичей и ловлю себя на мысли, что эти грязные спившиеся и опустившиеся личности обладают тем, чем не обладает никто из нас. Подлинной свободой. Парадокс. Но там, на дне, ничто не заставляет их иметь мораль, но меня поражает — они ее при-дер-жи-ва-ют-ся!

Последнее слово он произнес по слогам.

Мне вспомнилась история одного такого бича — профессора. Я стал рассказывать про него Семягину.

Я познакомился с ним однажды, когда в Управление привезли новую мебель, а разгружать, как всегда пришлось сотрудникам.

На таких разгрузках неизвестно откуда, словно грибы из под дождя появлялись местные забулдыги-шаромыжники, зарабатывающие себе на бутылку.

Профессор, так его величали его приятели, с достоинством предложил свои услуги и после небольшого торга был нанят во временные грузчики за бутылку «Агдама», хотя изначально требовал коньяку.

Так получилось, что мы встали с ним в пару и пока мы выгружали и таскали мебель я слушал его исповедь.

Он отсидел полный срок по вполне уголовной статье, а не политической, как может показаться на первый взгляд. За взятку на вступительном экзамене в ВУЗ.

Нужно отметить, что это было достаточно редким наказанием за такое экзотическое преступление.

Экзотическое не потому что такие правонарушения не были распространены, как раз таки в республиках Средней Азии и в Закавказье, такое встречалось сплошь и рядом.

А потому что сложно в таких делах было доказать и получить свидетельские показания.

Причина в том, что никому не хочется признавать, что «ребенок» настолько тупой, что не в состоянии сдать вступительные или выпускные экзамены и родителям приходится платить деньги.

Профессор, его звали Саввой, а отчества он своего так и не назвал, получил должность примерно к тридцати пяти — тридцати шести годам.

Как ему это удалось неизвестно, но в особых случаях профессорскую должность или до могли дать и молодому доктору наук.

Как человек жизнелюбивый и весёлый, Савва обзавелся отдельной комфортабельной квартирой в центре города, что было редкостью по тем временам. Машиной, гаражом, дачкой: плохонькой, но всё же. И совсем не собирался делить свой уютный быт на семейный разброд и шатания.

Вместо этого он увлеченно приударивал за студентками и заговорщицким голосом убеждал, что все преподаватели мужчины в ВУЗах идут туда за адюльтером, то есть за натуральным блудом и развратом, именуемым в народе «бл*дками».

Кроме прочего профессор любил деньги. Он покрутился по разным высшим учебным заведениям, понял, что до настоящего преподавательского без высоких доходов не доживет.

Потому что сея разумное и доброе на одну зарплату, особо не разгуляешься. Тогда он нашел, казалось бы оптимальный выход — репетиторство.

Но, к несчастью, абитуриенты попадались, как на подбор, тупые. Многие из них так и не поступали. Мало того, что страдал имидж, так еще и некоторые родители требовали обратно свои деньги.

Среди родителей была особая категория, которая знала цену интеллектуальных способностей своих отпрысков, поэтому была готова платить любую разумную сумму не за репетиторство, а за сразу поступление.

Он попробовал договориться за одного, второго и у него стало получаться.

Все было хорошо, пока ядро, вершащее судьбы, не пролетело совсем близко от него и не попало в проректора, спалившегося на взятке за гос.экземен.

Проректора посадили и профессору пришлось прикрыть лавочку из опасения быть следующим. На тот раз ему повезло. Но денег катастрофически не хватало.

Тогда он придумал беспроигрышную схему. Он знакомился с мамочками выпускников собирающихся поступать, предлагал свои услуги.

Брал за поступление фиксированную сумму вперед. Но всегда оговаривал, что возможны «особые» случаи, когда он бессилен.

В этом случае, он гарантировал стопроцентный возврат денег. А по факту абитуриент либо поступал своими силами, либо нет. В первом случае профессор присваивал заслуги себе, во втором возвращал деньги.