В 2011 году из-за опасений инвесторами дефолта США цена золота установила новый мировой рекорд — 1600 долларов за тройскую унцию.

В июле 2020 года в связи с пандемией коронавируса цена на золото обновила рекордные показатели с 2011 года: стоимость августовского фьючерса поднялась до $1807,35 за тройскую унцию.

27 июля 2020 года стоимость золота поставила новый рекорд — $1943,9275 за тройскую унцию, побив предыдущий рекорд $1921,18 в сентябре 2011 года.

Пока в 2024 году цена на золото достигла нового рекордного уровня.

За последние шесть месяцев стоимость драгоценного металла выросла более чем на 2О %, а к концу июня стоимость котировок на мировом рынке превысила 2394 $ за тройскую унцию.

Спрос на золото продолжает расти и по прогнозам аналитиков может превысить стоимость 2500 $ за тройскую унцию к концу 2024 года.

Молодая обнажённая женщина легко соскользнула с постели, метнулась к окну с задернутой занавеской, чуть отодвинула плотную ткань, раскрыв себе небольшую щель, заглянула в нее и замерла от восторга.

— Ах, как же тут красиво! Как здорово, что я смогла вырваться к тебе сюда, на Край Света.

Она смотрела одним глазом, на особую синеву неба, последние сочные цвета уходящего лета.

И если достаточно близко приблизиться к ней снаружи с улицы, то в ее зрачке можно было увидеть мир, оказавшийся в потоке лучей ослепительного утреннего солнца.

В комнате было тихо. Царил полумрак. По её стройным бедрам запрыгали легкомысленные зайчики.

Девушка как бы пританцовывала в такт музыке, которую она очень тихо напевала себе под нос.

Тяжелая копна тёмно-русых волос, колыхающаяся от движений тела, полыхнула живым пламенем, когда по ним скользнуло солнце.

Неожиданно женщина обернулась и, поймав восхищенный взгляд мужчины, лежащего на кровати с хромированными металлическими спинками, одарила его в ответ нежной улыбкой.

— Погода сегодня — просто шик. Когда собиралась сюда. Я не думала, что здесь будет так красиво. Думала, будет серо и очень скучно. А нет, очень даже нормально для этого места живут люди.

Она подошла на цыпочках и присела на краешек постели. Ее ноги, особенно голень и иркы, завораживали, околдовывали. Мужчина достал из пачки сигарету, чиркнул спичкой и закурил, выпустив облако сизого дыма.

— Ты, конечно, бог в постели. Аполлон. Ничего не скажешь. Но как быть с моим вопросом? Я сегодня улетаю, а ты так мне ничего и ничего и не сказал.

Мужчина молчал и разглядывал ее фигуру.

— Ну что мне еще для тебя сделать? — она спросила с надрывом, просящей интонацией, — я всё-всё делала, как ты мне велел. Ты просил найти того, у которого память отшибло — я тебе нашла. Ты просил хлопотать, чтобы этого Ямазова включили в группу. Я этого добилась. Ты не представляешь, чего мне это стоило.

Она продолжила.

— И узнавала, и бегала, и с этим твоим Сержем встречалась. Боже, какой он страшный человек. Мамочки, кто бы знал, как я его боюсь…

Мужчина взял пепельницу, стряхнул в него пепел и прервал свое молчание.

— Пока ты со мной, тебя пальцем никто не тронет.

— Тебе меня не понять. Ты даже близко не представляешь, что значит быть девушкой, здесь среди этих… — она подбирала слово, — мужланов.

Она закрыла лицо руками.

— Я тебе сказал — не тронут тебя. Успокойся.

— А как, как мне быть спокойной? Когда он там. А я здесь. Он пишет мне письма, в них есть слова зачеркнутые цензурой, но прочитать возможно. Как там у вас это называется? Он пишет, что его постоянно прессуют. Он там не выдержит долго. Я знаю. Ну что мне еще для тебя сделать?

Она соскочила с кровати на пол, встала на колени и стала гладить его свободную от сигареты руку, которую взяла себе в обе ладони. На груди у него красовалась татуировка в виде серпа и молота с крыльями.

— Помоги ему, пожалуйста, я тебя прошу.

Он сделал последнюю глубокую затяжку и загасил окурок.

— Ладно. Есть у меня один, человечек. Поможет он твоему непутевому братцу.

— Ты поможешь? — ее глаза расширились и вспыхнули надеждой, она вскочила и приложила руки к груди, — Ты переведешь его в другую колонию?

— Ты что? Совсем тютю? Я тебе, что министр МВД или генеральный секретарь Брежнев? Как я тебе его переведу в другую колонию? Ты ему еще персональную амнистию запроси.

— Опять будешь держать меня на коротком поводке, опять я буду ждать твоих обещаний. Мы с ним все детство вместе росли, ни папки, ни мамки,ты же знаешь!

Из ее глаз полились крупные слезы.

— Успокойся ты, дура. Сказал помогу — значит, помогу. Мое слово — кремень. Если обещаю, то делаю. Не могу сделать, тогда не обещаю.

— Но как ты ему поможешь? — женщина быстро стирала ладонями слезы с лица. Она теперь смотрела недоверчиво, ожидая подвоха.

— В той зоне, где твой брательник чалиться, — он встал с кровати, — в общем там поезд ходит. Дважды в неделю, мимо зоны. Если он хлебалом щелкать не будет, передадут ему маляву.

Мужчина начал одеваться.

— Я поняла, малява — это в переводе на человеческий язык — записка. Что потом? — нетерпеливо спросила женщина.

Он остановил на ней тяжелый взгляд, помолчал пару секунд, потом раздраженно сделал ей замечание:

— Да не тарахти ты, как тарахтелка. Помолчи и слушай. Вечно вы бабы — наперед батьки в пекло лезете, со своими разговорами.

— Всё-всё, я молчу.

— Передадут ему маляву, там лаз есть, раньше там военная часть стояла. По лазу кабель связи шел. Если не будет дураком, полезет в лаз, вылезет за колючкой. Там мой человечек его встретит. Поможет до поезда добраться. Дальше сам. А будет дураком, сам спалиться и другим малину обгадит.

Он уже оделся.

— Спасибо, спасибо! Я знала, ты мне не откажешь и не бросишь нас.

Женщина кинулась к мужчине на шею обниматься. Но тот остановил ее жестом, посмотрел на нее искоса и отстранился. Указал рукой на кровать. Женщина тут же села.

— Он у тебя дурак или умный?

Она заговорила скороговоркой:

— Он умный, он очень умный. Вот увидишь. Он не подведет тебя, я обещаю.

— Раз, умный, то это хорошо. Я делаю это не бесплатно…

Он наблюдал, как с ее лица сходила улыбка.

— Я на все готова, только скажи! Что от меня надо? Готова.

— Кое-что надо.

Он заглянул ей в глаза, снял со спинки стула и бросил в ее сторону женскую одежду. Велел одеваться. Достал бутылку «Зубровки» и начал ее инструктировать.

Гунько расхаживал по кабинету Куницына, сложив руки за спину и, нахмурив брови, слушал мой подробный рассказ.

— Я сначала думал, что мне конец, когда увидел, что он ствол наставил. Парень стрелял в меня, но промахнулся и попал в бедро Султыгу. Тот орет, Муса испугался, мою винтовку отбросил. Сам на «раже», весь на нервах, быстро полез обратно в палатку.

Я Ямазова оттолкнул, и за ним. Смотрю,он хватает уже свою винтовку. Видать, та ему привычнее. Выдернул ее пацана. Думаю, надо все оружие от греха прямо сейчас собрать и подальше убрать.

Гунько все же решил перед общим собранием выслушать меня, чтобы понять что же произошло.

— Из платки вылезаю, Ямазов на животе ползет, зубами, ужасно так, скрипит: то ли воет, то ли рычит. И главное все ближе к моей винтовке. Вовремя я вылез, побежал у него прям из под носа выхватил свою. Потом еще отбежал и третью подобрал.

Ямазов страшно так глазами водит, сами знаете, они у него на выкате, думаю вот-вот глазные яблоки наружу вываляться. Кричит на меня, проклинает, обещает убить. А я ему — да успокойся ты, сейчас кровью истечешь.

Муса выскакивает из палатки, два рюкзака тащит, свой и Султыга, бежать хочет. Зовет дядьку. А тот ему приказывает бежать самому, оставить его.

Они, конечно, это всё на своем языке балакали, в котором я, понятно, ни бельмеса не смыслю. Но в таких ситуациях просто по интонации и выражению лиц всё прочесть можно.