Начался хаос и толкотня. Болельщики старались разнимать. Наперсточник пытался сбежать, прикрывая голову руками. Но не тут-то было.

Кто-то уже с чувством раздавил сандалией фирменные солнечные очки аферюги. Другие таскали его за одежду и пытались всадить удары посильнее, целясь и тыкая кулаками прямо тому в лицо.

Били гада все. И те, кто ставил деньги и проиграл, и те, кто азартно угадывал, но ничего не потерял.

Рафинированный народный гнев как есть. Во всей своей беспощадности.

Поначалу бык пытался пробиться ко мне. И я готовился принять бой, оценивая его вес и способность быстро двигаться. Я даже огляделся, чтобы понять, сколько у меня есть пространства для маневра.

Но тут из метро выскочили двое милиционеров. И вся компашка, за исключением справедливо огребающего наперсточника, была вынуждены покинуть площадку бегством.

Перед тем как бежать, бык всмотрелся мне в глаза, мол, «мы еще встретимся». Но в тот день я его видел в первый и в последний раз в жизни.

Скорее всего, он пополнил многотысячные ряды пехотинцев мафии, покинувшие этот бренный мир за вымышленные и фальшивые бандитские идеалы, и совершенно конкретные финансовые интересы узкого круга людей.

Что же касается остальных, то битый наперсточник был внешне очень похож на одного гражданина, умершего в самом расцвете сил,и на чьем могильном камне в Одессе была выбита надпись: «Здесь покоится безвременно ушедший Король Наперсточников».

В пределах могильной ограды лежало и еще два точно таких могильных камня, только с другими надписями «Или здесь…», «А может быть здесь…».

А может быть, это был вовсе и не он. Сколько такой пены поднялось в последние дни Союза.

Наперсточники тысячами колесили по городам и весям необъятной Родины.

Выходит, что вся эта история с ее безобразными сценами запомнилась мне навсегда.

После нее я понял, что наши люди доверчивы и наивны. Часто иррациональны, и ими легко управлять при помощи психологических манипуляций, эксплуатируя человеческие пороки и слабости.

С того момента я дал себе слово, что постараюсь быть всегда начеку и не позволять себя обманывать. Признаюсь, мне это не всегда удавалось.

Мои сограждане не были глупы. Нет. Я уверен, что среди тех кто попытал «счастья» было много образованных и начитанных людей.

Просто они совершенно не умели противостоять подобному злу, в головах у них почему-то не щелкал предохранитель «стоп».

Наверно потому, что они не верили, что вот так, при свете дня, на людях их будут нагло обманывать и выставлять дураками. Они не допускали мысли об этом. Они верили в честность и порядочность других.

Вспоминая сейчас, мне подумалось, что пожалуй, в глазах того мелкого жулика кое-что было. Я увидел там отражение, уже куда большего зла.

Ваучеров и всей этой чухни про свободный рынок. Когда под «рюмкой» исчезал не просто шарик жемчужного цвета, а детские сады, библиотеки, магазины, институты, заводы, фабрики, дома отдыха и санатории. Да чего уж там, порой и целые отрасли.

Наперсточники там, правда, посолиднее были. Их просто так за руку не поймать. Да.

Но схема примерно такая же. Кручу, верчу, обмануть хочу.

Через полчаса примчалась Алена и еще два врача. Они отнеслись к моей версии с клофелином с сомнением и диагностировали сердечную или сосудистую недостаточность и тяжелую форму отравления.

Я не врач. Хрен его знает, как это соотносится с состоянием моего друга, но я решил не спорить. У меня пока не было доказательств про клофелин, но я понимал, как могу проверить.

С диагностикой ситуация тоже была не очень. Алена чрезвычайно удивилась, когда я спросил про электрокардиограмму. Технология ЭКГ как и УЗИ еще только-только внедрялись и ближайшие аппараты располагались в Москве.

Они долго созванивались со своими светилами и решали, можно ли отправлять Костю самолетом.

С момента предполагаемого отравления прошло уже более часа. Я настоял, на том, чтобы у Кости собрали анализ крови, и отправился в одну из двух аптек в Поселке, где можно было узнать про продажу клофелина.

Я разговорил милую женщину-провизора, пытаясь узнать, покупал ли кто-нибудь клофелин.

Ответ меня озадачил. За последние две недели клофелин покупали лишь единожды, и покупатель был мужчиной.

Сотрудница работала в аптеке всего месяц, поэтому не смогла ответить, был ли тот покупатель местным, или он работал на летней вахте.

Она просто еще не была в достаточной мере знакома с людьми, живущими в поселке.

Ее сменщица была в отпуске, поэтому моя собеседница работала в аптеке без выходных. Не по правилам, но что делать.

Посетителей у девушки было немного, поэтому она все болтала и болтала, не давая мне уйти.

— Надеюсь, что когда она выйдет, то не забудет и тоже даст мне отдохнуть. Аскорбинку возьмите, здесь большой дефицит витаминов. Нужно поддерживать организм.

Я поблагодарил, купил одну упаковку таблеток с аскорбиновой кислотой и отправился пешком во вторую аптеку.

Там мне повезло меньше: пожилая сотрудница наотрез отказалась обсуждать со мной продажи клофелина. Она вообще оказалась немногословной и замкнутой. Ее возраст и внешний вид говорили сами за себя.

Скорее всего ее занесло в эти края уже давно. И судя по ее возрасту она тут со времен, образования поселка.

Таким людям не к кому было возвращаться, и, если они не спивались и не становились бичами, жизнь и быт которых требует отдельного описания, то оседали на Севере навсегда, до окончания своих дней.

Эта самая немногословность была залогом их спокойной жизни, и в какой-то степени выживания. Меньше знают — крепче спишь.

О них мало что знали и быстро переставали интересоваться, откуда они прибыли и чем занимались до вербовки на Север. При этом к ним быстро привыкали.

Они становились неотъемлемой частью местного пейзажа и жизни. Как постамент с партийными лозунгами на въезде в Поселок или как портовые краны со своими треугольными птичьими клювами.

О том, что она «бывшая» я понял по особому серому оттенку лица, неизменно выдававшего арестантов из этих краев.

Ладно, бабуля. Не буду тебя мучить. Ведь тебе и без меня в жизни неприятностей досталось. Я ее не видел раньше в Поселке, но не сильно удивился этому обстоятельству, потому что я и так нечастый гость в аптеках.

Я пожелал доброго окончания рабочего дня, бросил взгляд на ее седые волосы, выбившиеся из-под белого чепчика.

Она по женскому обыкновению на автомате поправила волосы. На внутренней стороне ее правого предплечья мелькнула татуировка с надписью «Барс». А на левом еще одна грубая, некрасивая татуировка с изображением одноглазого пирата с ножом в зубах, а под ней надпись «Ира».

Заметив мой взгляд, бабуля спешно одернула манжеты рукавов своего медицинского халата, так что аббревиатура исчезла.

Ого. Да тут целый любовный тандем у этого «ангела во плоти». Ира и Барс. Возможно, что баба Ира еще тот фрукт. Надо будет потом не забыть спросить у тех, кто соображает в тюремных наколках, что означает этот рисунок.

Выйдя на улицу, я взглянул на часы. У меня еще было время дойти до гостиницы и попробовать перехватить Марину в ее номере.

Короткое лето подходило к концу. Можно было сказать, что наступила осень. Еще более скоротечная, чем лето на Севере. Осенние дни здесь совсем другие. Тут, в Поселке нет этой пышной картины с оранжево-желтым буйством красок. Нет парков, одетых в золотой багрянец.

Можно сказать, что осень в Поселке черная. Листья с редких деревьев, быстро опадая, совсем обнажают темные стволы. Нельзя сказать, что это отталкивающее зрелище. Такое скоротечное увядание природы по-своему красиво.

В ближайшие дни снова пойдет снег. Он будет кружиться над крышами домов, над дорогами и бескрайней тундрой.

Весь остальной мир снова отодвинется от жителей Поселка на целых одиннадцать месяцев. В первую зимнюю ночь у геологов было принято провожать лето.