Так было много раз, когда разумные и эффективные идеи или инициативы отклонялись, задвигались, а потом в нужный момент выдавались за свои.

Великому Николе Тесле пришлось трижды быть обманутым и использованным Эдиссоном, прежде чем он понял, что он должен и может вести самостоятельную работу, не озираясь и не ведясь на посулы подобных «благодетелей».

Мне же, можно сказать — целая жизнь. Только в самом конце той прошлой жизни, я стал действовать не вступая в конфликт со своей совестью и не пытаясь угодить чаяниям и ожиданиям начальства.

Это был не индивидуализм, нет. Я по прежнему работал в команде. Просто моим «начальством» стало дело. Достижение Цели. Открытие месторождений. Я поздно понял в той жизни, что у начальства свои цели, не совпадающие с моими.

На сцене стоял Гунько. Он снял с носа очки и посмотрел на меня с укоризной. Рядом с ним в президиуме сидело два руководителя: председатель профкома Сорокин и зам Главного Геолога нашего управления Подзюбан.

Я зашел. Повернулся к людям в зале, приложил руку к груди слегка поклонился, громко и разборчиво произнес:

— Я прошу у вас прощения, мое опоздание вызвано чрезвычайными обстоятельствами, это не признак неуважения к вас. Извините.

Затем я с правого края поднялся по ступенькам и подойдя к Гунько шепотом произнес ему на ухо.

— Гибаряна отравили, он оказался в коме. Я помогал с носилками. Его переправили на самолете в Город. Пока больше ничего не известно.

— Там где больше двух, говорят вслух! — выкрикнул кто-то из актового зала, собрание недовольно загудело.

Николай Прокофьевич теперь наклонился к моему уху и спросил:

— Ты Ямазова видел? Заходил к нему, проведать?

— Я и не собирался, но его с утра из «больнички» забрали родственники. Так что разговаривать там не с кем. Да и о чем мне с ним говорить?

— Но наш уговор в силе? — он посмотрел на меня опустив очки на кончик носа и вздернув вверх брови.

— Конечно, Николай Прокофьевич! Я же дал вам слово!

— Хорошо, постой здесь. Сейчас тебе слово дадим.

Зал продолжал гудеть и протестовать. Я остался стоять на сцене по просьбе Гунько.

— Пусть объяснится почему опоздал! Не красиво это Бурцев! — басом негодовала какая-то женщина с крупными габаритами.

Гунько ладонями пытался погасить недовольство людей пружинисто опуская свои руки к полу.

— Товарищи, подождите, товарищи! У нас действительно непредвиденные обстоятельства. Да, тише вы!

Последнее восклицание возымело действие зал потихоньку смолк.

— Товарищи, нашему коллеге, Гибаряну Константину стало нехорошо. Его состояние ухудшилось. Сейчас он направляется в лечебные учреждения Города, с ними дежурят наши врачи. Илья Бурцев помогал медикам с транспортировкой и погрузкой больного на борт самолета. Так что нам остается только пожелать здоровья Константину. А теперь продолжим?

Гунько оглянулся на президиум, оба человека за столиками кивнули.

— Итак, мы с вами зачитали и рассмотрели рапорта спасателей, мою объяснительную и отказ Гибаряна писать отчет, до тех пор пока не вернется его непосредственный руководитель, Куницын Владилен Викторович, который, как известно в срочном порядке полетел в министерство улаживать вопросы с дальнейшим финансированием обширной геологоразведки на территории, которая курируется наши Геологическим Управлением. Как мы знаем по слухам, Гибарян и Бурцев нашли очень перспективные участки для промышленной разработки золота. Но вот незадача.

Гунько сделал паузу и обвел зал взглядом.

— Мы не имеем дневников геологической разведывательной партии, не знаем ни координат этих участков. Нет ни карт, ни записей.

— Пусть Бурцев выйдет и объяснит, как так вышло.

Кто-то выкрикнул из зала.

— Почему он скрывает? Кто дал право? Надо написать в правоохранительные органы.

Кричал второй.

— Разгильдяйство и вредительство! В такое время тратить ресурсы — это преступление! Отстранить его от работы!

Третий встал, и держа свою кепку в огромном кулаке, направил его в мою сторону и потрясал им воздух.

— Тише, товарищи! — снова успокаивал зал Гунько, — дадим слово Бурцеву?

Зал снова загудел, на этот раз одобрительно.

— Илья, раз люди просят — уважь их своим рассказом.

Я не боялся выступать перед большой аудиторией, но в данном случае я понимал, что Гунько вежливо перевел на меня стрелки.

Я сделал шаг вперед и громко начал:

— Коллеги, друзья, товарищи. К сожалению в экспедиции я заболел болотной лихорадкой и заработал амнезию. Или по-простому, потерю памяти. Она понемногу восстанавливается, но многое мне самому неизвестно. Я действительно, многое не помню. Поэтому ничего существенного к рапортам и отчету Николая Прокофьевича добавить не могу.

Зал снова меня осуждал. Это было неприятно ощущать. Разные люди с неодобрением высказывались о моей амнезии. Мой друг Семен вскочил с места и пытался переубедить осуждающих

— Товарищи, я давно знаю Илью Бурцева! Он исключительно порядочный человек! Он действительно потерял память, но обязательно все вспомнит! Я готов ручаться за него.

Но Сёму никто не слушал. Все внимание было сосредоточено на мужике с кепкой в руках.

— Сдать его надо в милицию. Он же позорит честное имя геолога! А еще лучше комитетчикам! Пусть посидит у них! Он там быстро все вспомнит! Предлагаю голосовать за отстранение от выполнения обязанностей!

— Правильно! Отстранить его!

Гунько виновато посмотрел на меня, по-моему он не ожидал такой реакции зала.

— Тише товарищи! — зал смолк, — Илья тебе есть, что ответить коллегам, своим коллегам и товарищам?

Я отрицательно покачал головой.

— Я все сказал. Мне нечего добавить.

— Тогда вынужден ставить на голосование вопрос о временном отстранении от выполнения служебных обязанностей инженера-геолога Бурцева Ильи Назаровича.

В этот момент дверь распахнулась и в актовый зал зашел участковый инспектор, я сразу его узнал, и два дружинника из ДНД с повязками на рукавах.

Он взял под козырек, сначала повернулся к стоящему Гунько, представился, мрачно оглядел зал и спросил:

— Кто здесь будет гражданин Илья Бурцев?

Повисла пауза.

Я сделал шаг вперед и спокойно ответил:

— Бурцев — это я. А в чем дело, товарищ младший лейтенант?

— Вам придется пройти со мной.

— Хорошо.

Мы сидели вчетвером с участковым и дружинниками в помещении где располагался опорный пункт Милиции.

Участковый уточнил у меня фамилию имя отчество, год и место рождения, заполнил шапку формы и спросил не желаю ли я в чем-нибудь раскаяться и чистосердечно признаться.

В ответ я покачал головой и попытался узнать в чем меня обвиняют.

Милиционер не удостоил меня ответом. Он поднял глаза и спросил:

— Оружие, запрещенные предметы при себе имеете?

— Нет, — спокойно ответил я.

Он удовлетворенно кивнул, записал что-то в бумаги. Следующий его вопрос прогремел для меня громом.

— Скажите гражданин Бурцев, когда вы видели в последний раз гражданку Гинзбург Марину Иосифовну?

Я очень хорошо понимал, что означает этот вопрос. Я машинально полез в карман и нащупал там пузырек с клофелином.

— Скажите, гражданин Бурцев, когда вы видели в последний раз гражданку Гинзбург Марину Иосифовну?

Я очень хорошо понимал, что означает этот вопрос. Я машинально полез в карман и нащупал там пузырек с клофелином.

Приехали. «Адиос Мучачос, Компаньерос деми вита»

— Что у вас там? — он устало мотнул головой в сторону моей руки и кармана.

— Лекарство.

— Покажите, — он посмотрел на одного из дружинников и тот подступил ближе ко мне.

Я достал из кармана баночку с клофелином.

Скверная ситуация. Все не идеально. Шиворот навыворот. Теперь мне абсолютно понятно поведение Сержа.

Он не стрелял, потому что был на территории закона. При этом он уже на тот момент прекрасно знал, что я в скором времени попаду на их территорию.