Моя интуиция подсказывала, что Семягин говорит искренно и я решил ей довериться.

— Еще вопросы есть? — он шел и не смотрел на меня.

— Нет, Александр Иванович. Спасибо большое, пока все ясно.

— Что ты думаешь, насчет Романа?

— Козака? В каком смысле? Спрашиваете, стоит ли привлекать его к расследованию?

— Нет, но до меня дошли слухи про карточный долг.

Семягин осторожно проверял знаю ли я что-нибудь об этом.

— До меня тоже. Тот, кто мне об этом поведал просил не рассказывать никому из страха перед местью. Но раз вы упомянули Козака сами, то теперь это уже не имеет значения.

— Это серьезная ситуация. Козак проиграл деньги.

— Не только, деньги, но и получку на год вперед.

— Вот так дела, как такое возможно, чего им не хватает? Я не пойму, как я это все мог проглядеть.

— Я вам так скажу, в студенческие времена я повидал картежников. Азартные игры это страшная воронка, которая может затянуть даже вполне разумного человека. Не случайно Пушкин писал про «Пиковую даму», а Достоевский «Игрока». С одной стороны люди тупеют до неузнаваемости. Видит человек, что проигрался в пух и прах, ну остановись… Но нет, он хочет отыграться. С другой, они становятся изощренными лгунами, когда им нужно раздобыть денег на игру. Проигравшийся картежник способен на отчаянные поступки.

— Я с ними не сталкивался особо. Видать у тебя больше опыта в этом вопросе. Давай начистоту, как думаешь, Козак мог убить старика?

— По рассказам, он был маниакально одержим идеей отыграться. Старик не хотел продолжать играть, но Роман прицепился, как пиявка и требовал продолжения игры. В самом начале Петрович предложил ему полностью простить долги. Но не тут-то было. Как будто, кто-то ему выключил разум. Он считал, что старику просто везет.

— Что-то подсказывает мне, что это было не просто везение.

— Вы думаете, что Петрович катала?

— Катала?

— Ну карточный шулер, мошенник.

— Думаю, что он обучился в тюрьме всем этим нечестным фокусам с картами.

— С чего вы это взяли, Александр Иванович?

— Эта история с карточными играми и «случайными» выигрышами Федора Петровича повторялась практически в каждой экспедиции.

Я удивленно посмотрел на Семягина, а он тем временем продолжил

— Ну это не принимало таких экстремальных форм. Он мог обыграть каждого игрока рублей тридцать-сорок, ну пятьдесят. А потом все отказывались садиться с ним за стол. Ты просто человек не азартный, поэтому все это тебя не коснулось.

— И вы это знали?

— Конечно, Илья.

— И ничего не предпринимали, чтобы это прекратить?

— Видишь ли, карточные игры в команде не самое лучшее развлечение, но у нас с ним был уговор. Я закрывал глаза на это небольшое это хобби Федора Петровича.

— А он?

— Он играл просто для удовольствия. И в свою очередь делал так, чтобы мы могли выявлять самых азартных и неуравновешенных людей в команде. Ну и после проигрыша у них пропадало желание играть на деньги.

— То есть вы знали про Козака и его проигрыши с самого начала?

— Я знал, что они играли, но не знал, что он так много проиграл. Не пойму почему, но старик не стал со мной делиться информацией.

— Люди считают, что его «жаба» заела. Когда сумма стала слишком велика, он не сумел отказаться.

— Козак не мог простить Федору Петровичу потерянные деньги и репутацию среди членов команды?

— Чем больше думаю, тем очевиднее становится, что Козак мог бы пойти на такое.

— Помнишь, он неудачно пытался взять расследование в свои руки? Не для того ли, чтобы направить его по ложному следу, а Илья?

— Ну это-то ни о чем не говорит, он просто ответит, что хотел предложить свои услуги и поскорее разобраться. Вопрос только в том, сумеем ли мы в ближайшее время собрать доказательства. Все, что у нас есть — это только мотив.

— Мда, ты прав. Кого будем допрашивать первым?

— Козака. Думаю нужно с ним переговорить, но очень осторожно, так чтобы не напугать его. Он может натворить глупостей.

Мы вернулись с санями нагруженными парией топлива. Бондаренко и Брахман убирались на территории лагеря после завтрака. Остальных не было видно, видимо они разбрелись по палаткам.

— Где Роман? — спросил Семягин заглянув в его палатку и не найдя там его.

Брахман и Бондаренко переглянулись затем мой сосед с большой тревогой посмотрел на меня.

Он уже догадался, что мы с Семягиным обсудили карточный долг Козака.

Весь его внешний вид как бы говорил об обиде и возмущении тем, что я не сдержал данное слово и поделился подозрениями с руководителем геологоразведочной партии без него.

Я заглянул ему в глаза и сделал успокаивающий жест открытой ладонью, направленной вниз.

— Вон он рыбу ловит, — Бондаренко показал в сторону озера.

Цепочка следов длиною метров в тридцать вела к одинокой фигуре, сидящей на стульчике перед лункой.

Козак рыбачил метрах в тридцати от берега. Лёд был еще совсем тонкий. Семягин недоуменно огляделся.

— Мы ему говорили, что лёд еще не созрел, но все без толку. Разве он послушает? Говорит, что сейчас лучшая рыбалка. Рыба хорошо идет осенью.

Я подошел к месту, где проходила предполагаемая линия берега. И попробовал на прочность лёд ногой. Семягин наблюдал за мной.

— Вроде, набрал прочность.

— Пошли, — позвал меня за собой Александр Иванович.

Я огляделся и взял с собой шест. Но мои опасения были напрасными минусовая температура сделал свое дело. Мы пошли по следам, оставленным на белоснежной поверхности озера Козаком.

Увидев наши приближающиеся фигуры, Козак приветливо помахал рукой.

— Не бойтесь, идите смелее. Я пробурил лунку, лёд уже толщиной в десять-двенадцать сантиметров. К тому же тут не глубоко, эти трусы только и знают, причитать, как бабы.

На этих словах он посмотрел в сторону берега и презрительно сплюнул.

Его поведение изменилось. Он демонстрировал брезгливость по отношению к двум фигурам стоящим на берегу и наблюдающим за нами.

В тесном садке на льду трепыхалось пять или шесть довольно крупных рыбин, примерно килограммового веса.

— Вот, полюбуйтесь какая красота! — снова заулыбался Козак.

— Ого! Мускун, — Семягин присел на корточки и улыбнулся в ответ, разглядывая улов, — Роман, скажи, пожалуйста, какую сумму ты проиграл Федору Петровичу?

Роман продолжая улыбаться ответил не сразу. Он ждал этого вопроса и наслаждался своей почти театральной паузой.

— Я так и знал, шеф, что вы меня спросите об этом, — он развернулся поднял брови и посмотрел Семягину прямо в зрачки.

Козак не проявлял ни толики нервозности. Он вел себя слишком хладнокровно для игрока, которого вот вот обвинят в убийстве.

Он очень спокойно и подробно рассказал про карточную игру, про долг. Ответил подробно и обстоятельно на каждый из наших вопросов. Он не юлил и прекрасно понимал, что после его рассказа он становится главным подозреваемым. Это больше всего смущало меня.

— Ну раз у вас ко мне больше вопросов нет, то у меня есть вопрос к вам обоим. Не возражаете? — Козак, полный предвкушения от предстоящего удовольствия, смотрел на нас обоих так, словно собирался праздновать победу в битве за свою жизнь.

— Не возражаем, спрашивай, — Александр Иванович, тоже был несколько сбит с толку его поведением.

Он оглядел нас с торжествующей улыбкой.

— Знаете ли фамилию того зека, которого Петрович забил половником на зоне?

— Нет, а при чем тут этот зэк? — Семягин нахмурил брови, пытаясь обдумать услышанное.

— А при том, что его фамилия Бон-да-рен-ко… — Козак был доволен произведенным эффектом, разглядывая наши вытянувшиеся лица, — но это еще не всё. Вижу, что про Бондаренко вы все поняли. А знаете, как фамилия племянника того зэка?

Неприятная догадка кольнула мое сознание. В памяти параллельно всплыл зимний пейзаж с сопками.