В груди что-то ёкнуло, и сердце унеслось вскачь, обгоняя, наверное, болиды на трассе. На душе стало тепло и легко, и чувство тоски, поселившееся внутри, после того как мы очутились здесь, куда-то пропало. Надежда робкими лучиками пробивалась сквозь мою хандру, и снова верилось, что всё будет хорошо. И вместе с тем, стало страшно, что мечты не сбудутся.

— Если мы вернёмся, появятся новые люди и новые… девушки, — подняла я голову к Грише.

— Подруга, — ухмыльнулся тот, — ветераны друг друга не бросают, — и ещё крепче обнял, уткнувшись носом в плечо. Я гладила его волосы, и на улице будто показались солнечные лучи сквозь плотную завесу туч.

Жизнь наша постепенно вошла в колею. Мужчины в основном трудились в теплицах, на заготовках дров и других тяжёлых работах, женщины: в прачечной, столовой, больнице, администрации. В городе был построен коммунизм: с каждого по возможности, каждому по потребности. Оно и понятно: кому нужны деньги там, где нет ничего, кроме желания выжить любой ценой. Не имеют больше значения машины, украшения, новые гаджеты. И каждый трудится, не отлынивая, потому что даже от одного работника зависит выживаемость всего города.

Нападения монстров прекратились, но по ночам никто так и не решался покидать пределы селения. По рассказам Кирилла Валерьевича, раньше с наступлением тьмы твари частенько осаждали стены, искали в них бреши. Иногда им удавалось частично разломать кладку, поэтому вдоль стены всегда дежурили вооружённые мужчины, график смен расписывался на всех в городе, исключая лишь стариков. Однако сейчас нападения прекратились, чему все несказанно обрадовались.

Комендант, Яков Семёнович, улыбчивый пожилой мужчина со светлыми, чуть вьющимися волосами, сам приходил в наш дом, узнав, что нам частично удалось разгадать, отчего монстры так сильны и хитры.

Они долго разговаривали на кухне, мама объяснила принципы жизни гнезда тварей, папа рассказал о том, как Семён чуть не сгубил город.

Яков Семёнович хмурился, вертя в руках чашку с травяным чаем:

— Плохо дело. У нас обмен с несколькими деревнями, что разбросаны по округе. Им легче выращивать скот, нам же овощи. Наладили систему отопления в парниках. Но вот теперь придётся проверять досконально каждую повозку. Вдруг, где заведётся ещё один такой староста, тогда нам придётся худо. Как говорите, Ольга Романовна, матка, поедая людей, становится умнее, будто учится?

— Вы правы. Принципы такой связи не смогу вам объяснить точно, но то, что она существует — это бесспорно. С возможностью влиять не только на своих солдат, но и на сознание людей. Учтите, сейчас эту территорию может захватить другая матка, а значит, расширит свои угодья и наплодит новых особей. И возможно, их способности будут выше, чем у тех тварей, с которыми мы уже сталкивались. Всё зависит от силы королевы. Я понимаю, что бороться с ними крайне тяжело и опасно, но необходимо. Иначе людям не выжить.

— Чем бороться, у нас жалкие остатки оружия и каждый патрон на вес золота. Не с топорами же против них идти.

— Ставить ловушки, — папа поднялся, принявшись мерить маленькую кухоньку шагами, — рыть волчьи ямы, силки, что угодно. Они опасны, но не всесильны.

— Легко сказать, — комендант нахмурился, — мне рисковать людьми нельзя, чтобы проверять каждую теорию.

— Вы обратитесь к нашему инженеру, Льву Андреевичу, — подсказала мама, — может, ему удастся собрать какой-нибудь капкан, что удержит монстра или сможет его убить. Плохо, нет оборудования, чтобы изучить их строение и состав крови.

— Да будь у нас хотя бы электричество, дело бы уже повернулось по-другому, — комендант поставил чашку на стол и поднялся, — спасибо за новости. Мы всё обдумаем, если что, вызову вас к себе. Сейчас полезна любая кроха информации.

Он попрощался и вышел, мы же с Гришей, которого уже выписали, зашли на кухню.

— Как вы думаете, дядя Денис, — с ходу начал Гриша, — последуют они вашему совету?

— Наверное, да, — ответила мама вместо отца, задумчиво глядя вслед ушедшему коменданту, — он человек разумный. Должен и сам осознавать всю опасность.

И работа, действительно, закипела. Лев Андреевич смог собрать пару мощных капканов, в лесочке вырыли несколько ям, вкопав на дне заострённые колья, поставили даже силки, но всё тщетно. То ли монстры и правда ушли, то ли мы перебили последних. Все ловушки пустовали.

О наших способностях молчали, мама боялась, что Яков Семёнович отправит меня и Гришу на их уничтожение. Несмотря на заботу о людях, это дало бы неплохой шанс для горожан. А родители после той памятной ночи не желали больше отпускать нас.

Шли месяцы, промозглое лето сменилось сырой осенью, участились простуды и бронхиты у горожан, мама почти все дни проводила в больнице. Лекарств было очень мало, из тех, что удалось сохранить или раздобыть в разорённых деревнях. Женщины собирали в лесах полезные травы, но и их не хватало на всех, и эффект такого лечения был заметно слабее. Растительность, без нормального солнечного света стала тщедушной и едва пригодной для использования.

В подъездах росли поленницы дров, готовились к зиме, стаскивая просушенную древесину ближе к квартирам. Дети снова пошли в школу, несмотря на наше положение, Яков Семёнович заботился об образовании, бережно сохранив учебники и книги, освободив от других обязанностей педагогов, чтобы могли заниматься с ребятами.

Потихоньку к городу подкрадывалась зима, появляясь лёгким инеем на ветвях, одевая лужи хрустким ледком. Морозы нагрянули к середине декабря, на площади установили привезённую из лесу ель. Людям нужны были праздники, как маленькая отдушина в череде беспросветных будней. Залили небольшой каток, из снега настроили горок, где теперь пропадала ребятня.

В наш рацион добавили консервацию, которую готовили всё лето: пупырчатые огурчики, хрусткая капуста, помидоры с алыми боками, несколько видов салатов.

Только всё чаще закрадывалась в душу тоска по прежней жизни. И не виднелось просвета впереди. Город, одевшись снегом, не стал красивее, всё та же хмарь воровала сияющие зимние краски, глушила бриллиантовые блики сосулек. И мы, люди, казались инородным телом среди погибающих лесов и осколков городов и деревень.

Пролетела зима. С каждым днём, похожим на предыдущий. Наступила грязная, слякотная весна. Я напросилась перевестись на работу в теплицы. Живые зелёные всходы овощей радовали глаз, разгоняя уныние. К тому же там мы были вместе с Гришей, теперь уже почти не расставаясь. А по вечерам все на кухне пили чай, делясь новостями.

Дядя Лёша и дед Михей уже стали частью нашей семьи, так мы к ним привыкли, а Гришу папа за глаза называл зятем, чем тот почему-то ужасно гордился.

Так и сегодня: добродушная Клавдия, заведующая столовой, в благодарность за то, что мама вылечила её сынишку, передала нам пару маковых булочек. Разрезав их на кусочки, мы потихоньку смаковали сдобу с травяным отваром. Про обычный чай давно забыли. Но и так было очень вкусно.

На улице стемнело. Безликая весна смешала все краски, не поймёшь, где небо, где земля. Будто стекло занавешено куском тёмного полотна, где маленькими дырочками смотрелись свечи в чужих окнах.

Мама подошла, глянула во двор и, словно озябнув, обняла себя за плечи:

— А у нас сейчас уже стоят зелёные деревья и начинают петь соловьи, — тоскливо произнесла она.

— Да ты не отчаивайся, Оленька, — сказал дед Михей, — я всё же верю, что нам удастся вернуться.

— Это не отчаяние, — мама склонила голову набок, — только всё здесь мне напоминает старый мультфильм, где злодеи отобрали у мира все краски. Такое всё безрадостное, унылое. Не хватает глазам радужного спектра.

— А в самом деле, — подхватил Гриша, — надо спросить у Кирилла Валерьевича: вдруг в городе остались запасы ярких красок. Ведь можно выкрасить стены домов, чтобы стало повеселее.

— Идея неплохая, — улыбнулась мама, — только сдаётся, нет здесь такого количества краски.