Неверным шагом двинулся к старосте, тот подпёр входную дверь, от страха забыв, как та открывается.

— Стоять! — прикрикнул дядя Лёша, — Фёдор, ну-ка повремени. Ты с ним тут дружбу водил, поясни толком, что происходит?

Угрюм оскалился:

— Да уж, довелось послушать, пока они свои планы обсуждали. Ну, что же, поделюсь и с вами. Мне от этого хуже не будет. На одном условии.

— Каком же?

— Уходите отсюда, деревню оставьте мне.

— Зачем? Как от тварей спасёшься?

Фёдор ухмыльнулся:

— Ваш разговор я тоже слышал. Убили матку, и поделом. Проживём как-нибудь.

— Это не нам решать, — вмешался дед Михей.

— Так я и не у вас спрашиваю, — ответил Угрюм, — так как?

— По рукам, — сказал Матвей, — а теперь говори.

Фёдор неверным шагом подошёл к стоявшей под окном лавке и сел, облокотившись о стену:

— Меня тоже опоили, — усмехнулся он, — только вот дозировку не рассчитали. Так о чём я, — наморщил Угрюм лоб, — ах, да. Вы должны Семёну благодарны быть, — ткнул пальцем в сельчан, — город долго не простоит.

— Как так? — удивился дядя Лёша.

— А так. Договорился он с маткой, что провезёт в город на своей телеге парочку тварей. И те ночью откроют ворота. Вы не смотрите, что они туповатые, матка ими, как куклами своими управлять может. Угодья для монстров здесь худые. Всех, что нашли, поели. Сёла далеко за топями, да и там с этой напастью жить научились. А тут только мы и городские. Задумала их главная, значит, пробраться туда. Раньше твари ей пищу в своих желудках носили, как птенцу, пока матка не окрепла. Да только ей свежая кровь нужна, чтобы сильнее стать, и захватить побольше территорий, где можно питаться и новых тварей плодить. Семён должен был не только монстров в город запустить, но и отравить колодцы кровью королевы, эта гадость вводит человека в кому. Потом твари подвесят их в коконах, как консервы и будет Семён кормить мату, беря тушки из запасов, — он противно рассмеялся дребезжащим голосом.

Теперь пришёл и наш черёд удивляться: такого поворота не ожидал никто. Мы молчали, не зная, что сказать. Чудовищно. Отдать на растерзание целый город.

— Да ты что, ирод, — Матвей сжал кулаки, — осчастливить нас решил? Столько народу погубив? Нас с каждым годом всё меньше. Сколько людей будет через двадцать-тридцать лет? Должны мы любого отстаивать, выжить помогать. А ты, вон как задумал…

— А давайте его в лесу привяжем? — предложил Гриша, — заступница его вчера синим пламенем сгорела, остальные такими добрыми не будут.

Семён затрясся, как заяц под дулом ружья:

— Я же ради нас… вас. Да мы бы как короли зажили…

— Ты никогда сердобольным не был… — Матвей нахмурил брови, — но чтобы так…

— Нечего обсуждать, — дядя Лёша подошёл к Матвею, успокаивая, положил руку ему на плечо, — собирайтесь. Мы отыщем свои вещи и завтра на заре отправимся. К вечеру должны до города добраться.

— На телеге полдня туда ехать, — встряла какая-то женщина.

— Тем лучше, — улыбнулся Пётр, — не придётся ночевать в лесу. Топи там есть?

— Небольшая. С хорошей гатью, проблем мне будет, — Матвей, скривившись, отвернулся от Семёна, — телега запросто проезжает, что же мы не пройдём?

— Тогда заканчивайте базар, — заговорил дед Михей, — этого в клеть, пущай сам посидит там. Потом решим, что с ним делать. Кто идёт?

Всё деревенские подняли руки, даже прихвостни старосты.

— Не понял, — Фёдор на свежем воздухе отдышался, вернулся нормальный цвет лица, — а я как же?

— Хотел остаться, пожалуйста, — хмыкнул дядя Лёша.

— Э, так я думал, со мной кто будет. Володя, Саня? Вам зачем в город?

Бугай, похожие друг на друга, как двое из ларца, переглянулись:

— Ищи дураков. Прислугу себе ищешь? — заговорили они почти в унисон.

— А мы вас тоже с собой не звали, — прищурился дед Михей, — зачем нам прихвостни Иудушки?

Мужики растерянно заморгали:

— Не при делах мы, — развели они руки, — с нами он планы не обсуждал. Мы помогали только. Погрузить, разгрузить.

— Ага, — добавил Гриша, — в клетки посадить, тварям скормить. Отличные помощники, — задрал он вверх большой палец.

— Чего с ними валандаться, — нахмурился дядя Лёша, — Денис, дети, отведите их в клетки, пусть посидят.

Троица, сложив руки за спиной, как арестанты, прошли на уже знакомый склад. Замки почти всех клеток были испорчены. Уцелела одна, с умалишённым парнем.

— Открывай, — подтолкнул папа в спину Семёна.

Тот, тяжко вздохнув, полез в карман за ключами. Отперев клетку, обернулся к нам:

— Надеюсь, всех вас монстры схарчат, не подавятся.

— Смотри, как бы сам на обед к ним не попал, — Гриша метнул маленький сгусток пламени под ноги мужчинам. Те торопливо забрались внутрь, где противно и тоненько хихикал блаженный.

Семён обернулся, схватился за прутья клетки:

— Всё равно твари и до вас доберутся! — черты его лица исказились, кожа словно натянулась, облегая скулы. Меня передёрнуло, староста и сам становился похожим на монстров.

— Лара, ты чего? — тронул меня за плечо Гриша.

— Смотри на него, — я кивнула в сторону Семёна.

Взгляд мужчины помутнел, словно его глазами кто-то чуждый смотрел на этот мир. Папа тоже подошёл к нам:

— Сдаётся мне, не совсем уже это Семён…

Староста оскалился:

— Совсем, не совсем. Вы все сдохнете, а меня никакая тварь не тронет.

— Пошли отсюда, — покачал головой отец, — в нём мало чего человеческого осталось.

Мы заперли дверь на склад и направились в дом, чтобы собрать вещи.

— Есть у меня подозрение, что на Семёна каким-то образом повлияла та матка, и со временем стала руководить его действиями, — негромко заметила я, папа и Гриша просто кивнули, молча со мной соглашаясь.

Вернувшись к срубу старосты, увидели, что маму окружили женщины, расспрашивая о монстрах. Правда ли удастся без опаски добраться до города?

Фёдор обескураженно оглядывался по сторонам, народ разошёлся собираться в дорогу, и с ним никого не осталось.

— Я тут подумал, — начал он, — с вами подамся.

— Нет, — спокойно ответил отец, — ты нас здесь подставил, монстрам на съедение отправил. Боюсь представить, на что ещё способен. Оставайся со своими дружками.

Из дома вышел дядя Лёша наперевес с вместительным рюкзаком.

— Ты не можешь решать за всех, — сжал кулаки Угрюм, — и силёнок ваших маловато, чтобы со мной справиться.

— Поглядим, — папа поднял в руках биту.

— Эй, охолонитесь, — дядя Лёша встал между мужчинами, — в чём дело, Денис?

— Решил он с нами идти, тут, видишь ли, прислуги не осталось, кроме Наташи, — папа похлопывал битой по ладони, — а я думаю, что незачем с собой его тащить. Проблем и так хватает.

— Верно, — кивнул дядя Лёша, — Фёдор, уговор был такой: мы уходим — ты остаёшься. Всё честь по чести.

— Передумал я, — нахмурился Угрюм, — не имеете права бросать нас здесь. Хоть Наташу пожалейте.

— Смотри, — усмехнулся папа, — про жену вспомнил.

— Брось, Денис, с ним собачиться, — махнул рукой дядя Лёша, — ничего не докажешь. Пошли, вещи наши отыщем, Семён уже к себе в сарай их пристроил.

Мы остались присмотреть за Фёдором.

— Чего они с ним носятся? — возмутился Гриша. — Запереть его к остальным. Там ему самое место.

— Согласна, — кивнула я, — он нас продал, как только возможность выпала. Иногда взрослые слишком гуманны.

— Ты и я тоже вроде не дети, — парень положил руку мне на плечо. Мы не говорили о тех поцелуях, но при каждой возможности, Гриша старался тихонько приобнять меня. Мне нравились его ненавязчивые ухаживания. И забота обо мне.

— Тебе, может, тоже надо собраться? — Гриша чуть отстранился, заглядывая в глаза.

— Что мне собирать? Вещи и те не мои. Я же в рюкзаке еду несла, так что он теперь, вроде как без надобности.

— Горючего бы поискать, — Гриша потёр подбородок, — твари ещё остались. Хоть их днём и не видно, но кто знает, успеем ли мы дотемна добраться до города. С нами дети. Может, керосин где в заначках есть?