— Да как же ругался, — Фёдор нахмурился, — обвинил меня во всех смертных грехах.

— Может, и не напрасно, — шёпотом сказал Гриша.

— Грязью поливал, — не заметив выпада, продолжал Угрюм, — угрожал расправой.

— Да уж ты не заговаривайся, — перебил его старик.

— Так и было. У молодых своих спросите.

Что-то не клеилось во всём этом. Как будто кто-то нарочно воспользовался ситуацией в селе. Хотя кому могла помешать бессловесная, незаметная Лена?

У калитки начал собираться народ. Мы с Гришей зашли в дом, подальше от расспросов.

Дядя Лёша выглянул в окно:

— Идём, дед. Надо объясниться с людьми. А то сами невесть чего понадумают.

Они вышли. В комнате повисла тишина, прерываемая тихими всхлипами Трофима. Он сидел на лавке, положив голову на стол:

— Как же так, а? Леночка?

Мама прошла в комнату, нашла пару старых покрывал. Вернулась на кухню и положила руку на плечо мужчины:

— Трофим, Лену надо похоронить.

Он поднял голову, шмыгнул носом:

— Не по-людски как-то, в покрывале.

— А что делать? Сейчас не до хорошего.

— Вы правы, Ольга Романовна, предать надо земле, — и он снова опустил голову на руки.

Я выглянула в окно, народ потихоньку расходился, взбудоражено обсуждая случившееся. Больше всех жестикулировал Фёдор, постоянно тыкая пальцем в дом.

Мужчины, взяв лопаты, положили скорбный груз на покрывало, закинув другим сверху, и пошли к уже знакомым соснам. Там на стихийном погосте, стало одним телом больше.

Трофима заперли в собственном доме. Боясь, как бы кто из соседей не навредил ему. В то, что он убил свою жену, так никто из нас и не поверил. Но факты упрямо твердили обратное.

Незаметно прошёл день, перед закатом Гриша попрощался и ушёл к себе, мы же, закрыв дом, легли спать.

— Фу, ба, — сморщился Гриша, пройдя на кухню, где он спал на большой русской печи, — зачем ты опять этой шерсти натащила?

Перед печкой на лавке лежала непросохшая пряжа, источавшая тяжёлый запах.

— Вот посмотрю, что ты зимой скажешь, — проворчала в ответ старушка, — когда в моих носках бегать будешь.

Гриша промолчал. Подарки бабушки Аглаи лежали у них целыми пакетами, только никто и не думал их носить. Брали, чтобы не обидеть старушку. Часть мама раздавала, но оставалось всё равно много.

— Давай я её на улицу вынесу?

— Ещё чего не хватало. Собаки растащат или помокнет. Ничего, притерпишься, — бабушка сидела в своей комнате, стуча спицами.

Гриша махнул рукой и пошёл запирать ставни, заложил дверь тяжёлым засовом. Забрался на печь, кривясь и чихая. Задёрнул занавеску, что, конечно, не спасло его от запаха.

Вскоре он заснул. Деревенские теперь вставали с первыми лучами, чтобы использовать весь световой день. Сон у парня, который в городе был полуночником, нормализовался. Теперь он засыпал вместе с уходящим солнышком. Старушка ещё посидела при свече, попила чаю с травками. Потом тоже забралась в кровать. Свеча погасла.

Ночью Гриша проснулся от странных шорохов, хотел окликнуть бабушку, но что-то его смутило в этих звуках.

Он пригляделся: из-за занавески, в тёмной комнате виднелось едва заметное движение. Спросонья зрение никак не могло настроиться на окружающую тьму. Парень протёр глаза и снова выглянул. По комнате передвигались на четвереньках две твари. Они обнюхивали мебель, залазили во все углы. Одна приблизилась к печи, втянула ноздрями воздух и отпрянула оскалившись. Затрясла головой. Вдруг они синхронно повернулись в сторону бабушкиной спальни и направились туда. Гриша расслышал тихое шипение, затем утробное причмокивание.

Страшная догадка закралась в мысли паренька, заставив встать дыбом волосы. Он зажал рот руками, сдерживая рвущийся крик, стараясь дышать как можно тише.

Ему казалось, что он лежал так целую вечность. В комнате что-то опрокинулось, и Гриша вздрогнул всем телом, выйдя из полубессознательного забытья. Показались существа, выходящие из спальни. Трое. Они по паучьи направились к двери, последний резко обернулся в сторону печки, где лежал Гриша. Шумно зашипел, как спущенная шина. Двое тоже замерли. Тварь подкралась, поводя головой так, словно смакуя запахи на вкус. Придвинулась ещё ближе и втянула воздух. Резко выдохнула и злобно вскрикнула отпрянув.

Больше не задерживаясь, монстры покинули дом. Гриша лежал в темноте, вцепившись изо всех сил руками в одеяло, будто от этого зависела его жизнь. Глаза парня остекленели, дышал он часто и прерывисто, по лицу и спине стекал холодный пот.

В открытую дверь проскользнул первый луч солнца, как воришка, прокравшийся в дом. Взгляд парня упал на дверной проём, он вздрогнул всем телом, а потом спрыгнул на пол и побежал прочь из дома.

Мы проснулись оттого, что кто-то, что есть мочи барабанил по двери.

— Кого там принесло? — крикнул дядя Лёша, он выскочил из своей спальни и глянул на часы.

— Это я, Гриша! — послышалось из-за двери.

Мужчина отворил засовы, на пороге стоял бледный как смерть юноша. Мы тоже все высыпали из комнат. Гриша прошёл в дом, обвёл нас безумным взглядом и упал в обморок.

— Быстро на кровать его, — распорядилась мама.

Дядя Лёша подхватил на руки бесчувственное тело и занёс в свою спальню. Под нос ему сунули ватку с нашатырём. Гриша поморщился, гулко чихнул и очнулся, безумно вращая глазами.

— Где я?

— Всё хорошо, — мама присела рядом, — ты в безопасности, — она протянула ему успокоительное.

Гриша поднялся в кровати, залпом осушил стакан, вытер губы:

— Они ночью забрались к нам.

Только сейчас я заметила, что виски и чёлка парня были седыми.

— Как тебе удалось уцелеть? — Удивилась мама, — ты сбежал?

— Нет. Бабушка разложила сушить мокрую шерсть, а она воняет жутко. Они пробрались в спальню, сначала ко мне подошли, но нюхнули вони и не стали рыскать на печке. Я там был.

Сбивчивый рассказ расставил всё по своим местам.

— Пошли, посмотрим, что там, — обратился дядя Лёша к отцу.

— Погоди, — папа вышел во двор, и через пару минут вернулся с самодельным факелом, — так надёжнее.

Дядя Лёша кивнул, подхватил ружьё, и мужчины пошли к дому Гриши. Я увязалась за ними. Мне хотелось собрать как можно больше информации об этих тварях. Это казалось важным. И потом, то, что не заметил один, приметит другой.

Дверь стояла распахнутой, мы прошли внутрь. В доме воняло кислым запахом прелой шерсти, неудивительно, что твари не почуяли Гришу, если даже за столько времени вонь не выветрилась.

В спальне, возле свисающей с потолка лампочки, мерно покачивался кокон. С него, как и у Никитишны, капали жёлтые, похожие на гной, сгустки. В спальне воздух был спёрт смрадом разложения, не помогли ни открытая дверь, ни распахнутое настежь окно.

Дядя Лёша забрался на табурет и срезал тело в паутине. Папа подхватил снизу. Уложили труп на пол.

— Думаю, Олю звать не стоит, — сказал отец, — вряд ли она найдёт что-то новое.

— Идти надо в лес, дорогу прокладывать. Где-то же он кончается. Не может быть так, чтобы живых никого не было.

Мне представился мир, населённый этими страшными тварями, которые уничтожили почти всех. По коже поползли мурашки.

— Слушайте, а как скелеты пробрались в дом? Ведь ставни и дверь были закрыты? — папа направился к выходу, — здесь засов, снаружи его не поднять.

— Погоди, вместе глянем, — догнал его дядя Лёша.

Я вышла вслед за ними. На окне, ведущем в спальню, не хватало одной ставни. Она стояла, аккуратно приставленная к стенке.

— Хм, сперва решил, что Гриша в беспамятстве распахнул окно, — сказал отец, — а тут вон как.

У ставни были отломаны железные петли.

— Это ж какая силища должна быть, — задумчиво произнёс дядя Лёша, — гляньте, шурупы просто вытащили из пазов, как из пластилина.

— Они едят, — тихо ответил отец, — а значит, становятся сильнее. Ты прав, медлить не стоит. Иначе твари просто сожрут по одному всех здесь.