Взрослые молчали, будто боялись озвучить свои страхи. Ели в тишине, почти не глядя друг на друга.

С улицы послышался заполошный крик:

— Михе-е-ей! Скорее!

Переглянувшись, метнулись во двор. Там, за калиткой, стоял Трофим. Трезвый, с опухшим лицом и тёмными кругами под глазами.

— Кобель твой на месте? — мужичок вглядывался в конуру, которая притулилась за углом дома.

— Тебе что за дело до моего пса? — Дед разозлился, — иди поздорову, опять с утра заливаешь.

— Ни-ни, — провёл по горлу Трофим, — собаки пропали почти у всех. За одну ночь. Может, волки напали?

— Стали бы они псов жрать, — старик, ворча, прошёл к будке.

Лицо его вытянулось, когда он наклонился и заглянул внутрь. Старик побледнел, взял цепь, дёрнул её на себя. На конце болтался окровавленный ошейник, с застывшими клочками шерсти, ошмётками мяса, словно собаку силой выдернули из него.

Трофим сдвинул шапку на затылок и запустил пятерню в волосы:

— Что я говорил! — сказал он шёпотом, дико вращая глазами, — всех сожрали!

Дед Михей, прихватив из дома двустволку, направился по соседям. Я, ведомая страхом и любопытством, поспешила за ним.

— Как вы, Мария? — спросил старик у полной женщины, которую первой увидел за калиткой.

Та горестно развела руками, к забору подошёл её муж, лет пятидесяти с ранней лысиной, отвоевавшей на макушке большую плешь.

— У тебя тоже пёс пропал, Михей?

— То-то и оно. И ведь неслышно никого ночью было. Если бы волки зашли, собаки подняли такой лай, всё село проснулось. А тут — тишина.

— Не знаю, волки или кто, — испуганно оглянулся мужчина, — а я свою корову сегодня в сени загоню. Леший знает, что за чаща нас окружает. А если там медведи? Вон Степан же говорил, мол, съели всех.

— У меня и живности нет, так пара курей по двору бегает, — развёл руками старик, — а что со Степаном? Оклемался?

— Так, мы его ещё не видали, — подхватила разговор Мария.

— И не проверил никто? — нахмурился дед, — нехорошо это.

Он зашагал по улице к дому Степана, я семенила за ним, подстраиваясь под стариковскую походку.

Мы свернули в маленький тупичок, в конце которого виднелась синяя обшарпанная калитка.

— Степан! — крикнул дед, подойдя вплотную к забору. Тот был довольно высок, двора не видно.

Подождав немного, старик открыл калитку и направился к дому. Дверь стояла распахнутой, будто хозяин только вышел. Мы зашли внутрь, нас встретила тишина.

— Стёпа! Ты тут? — обошли комнаты, заглянули даже в большой двухстворчатый шкаф, — что за напасть? Где его искать теперь?

Мне оставалось лишь пожать плечами.

Вышли во двор, заглянули в баню и сарай, там тоже оказалось пусто.

— Ох, и не нравится мне это, — старик понизил голос почти до шёпота, — Степана надо найти.

— Если его никто не видел, может, посмотреть в сгоревших домах? — предложила я.

— Да что он там забыл? А впрочем, пойдём. Не в лес же он ушёл, в самом деле.

Почти все сгоревшие постройки находились рядом, когда занялся первый дом, огонь перекинулся на соседние строения. Идти далеко не пришлось. Вскоре пахнуло гарью, и мы вышли к обугленным остовам. Один дом выгорел полностью, у других же занялись крыши, где не стало сарая и бани. Эти мёртвые жилища невольно навевали тоску. Ветер гонял по дворам кучки пепла, валялись обугленные вещи, выбитые рамы смотрели на мир пустыми печальными глазницами. Огороды были потоптаны, не видно снующих повсюду кур. Жизнь будто покинула это место.

Мы осторожно пробирались через кучи мусора и битого стекла.

— Смотри, аккуратнее, — дед придержал меня за руку, не давая пройти вперёд, — вдруг крыша обвалится.

Он первый прошёл в ближайший дом, заглянул в сени:

— Нет здесь никого, айда дальше.

Второй «погорелец» тоже пустовал. Через останки выгоревшего забора прошли к третьему дому, в воздухе потянуло сладковато-приторным запахом разложения.

— Скотину, что ли, кто бросил? — поморщился старик.

Этот дом, покрытый копотью, точно саваном, почти уцелел. Стены и крыша на месте, лишь зияли провалы разбитых окон, наполовину прикрытые почерневшими ставнями с облупившейся краской. Мы подошли к двери, её намертво заклинило, но створка была достаточно приоткрыта, чтобы мы смогли протиснуться внутрь. Запах стал сильнее. Под ногами хрустела разбитая посуда, валялись останки сломанной мебели, на одном окне ветер покачивал полусгоревшие занавески.

Дом был большой, из гостиной виднелся вход в три спальни. Две из них хорошо освещены, там никого не было. Дверь в последнюю оказалась заперта. Дед Михей подошёл, дёрнул её на себя. Раздался скрежет: черепки заскребли по полу. Комната встретила нас темнотой и волной отвратительного запаха: гарь и гниль, смешавшиеся с трупным смрадом. Старик прошёл к окну и толкнул ставни. Я ждала его на пороге. Комната озарилась лучами тусклого, пробивающегося сквозь тучи, солнца.

Я едва удержала крик! От увиденного живот скрутило спазмами. На полу лежали трупы нескольких собак. Их словно высосали изнутри, оставив лишь кожу. Глаза закатились под череп, посиневшие языки вывалились из пасти. Лапы судорожно сведены к впалым животам.

Я подавила рвотный позыв, плотнее зажав пальцами нос. Даже запах гари не мог перебить стоявшего здесь зловония. Подняла глаза. С дальней балки свисал кокон, затянутый в плотную, похожую на простынь, паутину. По очертаниям в нём угадывался человек. Он покачивался на толстой, как канат, паутине. Спокойно. Размеренно. Будто так и было задумано. Словно чья-то злая воля жила здесь по своим законам. И не было ей дела до внешнего мира.

Желудок отчаянно рванулся вверх, освобождаясь от завтрака. Меня согнуло пополам в приступе рвоты. Спазмы не давали сделать даже глотка воздуха.

Дед Михей с позеленевшим лицом замер, тупо уставившись на качавшийся, словно маятник, мешок. Не обращая внимания на меня, скрюченную в три погибели возле стены.

— Дед, — окликнула я его, как только меня немного отпустило.

Он вздрогнул и будто бы очнулся, переведя бессмысленный взгляд в мою сторону.

— Ох, девонька. Пошли скорей отсюда. Старый я дурень, поволок тебя за собой!

Он суетливо подбежал ко мне, подхватил под руку и помог выбраться на свежий воздух. Стало намного легче, но жуткая картина всё стояла перед глазами.

— Что это? — вопрос был глупым, но я не знала, как воспринимать то, что творилось в заброшенном доме. Мысли нервными колючками метались в голове.

— Кабы я знал, — голос Михея стал глухим, — народ надо скликать.

— Я позову на помощь, — тело требовало простых и понятных действий, чтобы отвлечься от пережитого.

Вышла из калитки, от судорог слегка покачивало. Добрела до первого жилого дома и со всей мочи затарабанила в высокую калитку.

— Хозяева, откройте! — крик захлебнулся в надорванном горле.

За воротами послышались шаги, в приоткрытую створку выглянул худой мужичок в очках с широкой оправой. За толстыми линзами глаза казались неестественно большими.

— Помогите, там дед Михей, — пальцем ткнула на сгоревший дом.

— Ему плохо? — Забеспокоился мужчина, — сердце?

Я отрицательно мотнула головой, не в силах объяснить происходящее.

— Идите, он ждёт, — слова вырывались из горла сухими комками, словно наглоталась песка, и теперь тот царапал глотку.

Очкарик, как был, в комнатных тапках, заспешил по улице. Я, жадно вдыхая чистый воздух, прислонившись к калитке, пережидая, когда пройдёт противная дрожь в коленях. В носу всё ещё стоял трупный запах.

Вскоре очкарик выскочил на улицу, на ходу нервно поправляя сбившиеся очки, и побежал по улице, не стучась, заскочил сначала в один двор, потом в другой. Из домов повалил народ, деревня ожила, наполнившись криками, суматохой и плачем.

Толпа ринулась в тот самый дом с нашими находками, где их ждал старик. Они снесли всё на своём пути: и обломки мебели, и непокорную дверь. Я же опустилась на траву возле калитки, и закрыла глаза.