Странно устроена человеческая природа. Вчера меня выворачивало наизнанку от одного воспоминания о том, как мы нашли дядю Стёпу. Сейчас я спокойно смотрела на висящую в коконе старушку, лишь подмечая новые детали происходящего. Паутина, удерживающая в своих объятьях труп, не была плотной, будто её покромсали в нескольких местах, и теперь оттуда свисали рваные лохмы. Под телом скопилась лужа жёлтой дряни, вперемешку с остатками плоти. Останки старушки казались осушенным сосудом, маленьким и несуразным.

Гриша позеленел и пулей выскочил во двор. Фёдор, напротив, подошёл ближе, вглядываясь в малейшую деталь и словно наслаждаясь зрелищем. На его лице появилось странное выражение: извращённая удовлетворённость и почти детский восторг. Зрачки расширились, ноздри трепетали, вдыхая смрад, исходящий от тела.

Мы с Алексеем переглянулись и, не сговариваясь, вышли прочь.

— Жуткий тип, — с содроганием сказал дядя Лёша, — я всё думал, зачем он со мной напросился? С приезда ни с кем не общался, никому не помогал. А тут. Доброволец, — он с отвращением сплюнул на землю, — пошли, позовём остальных.

Из-за угла дома показался бледный, как полотно, Гриша.

— Сначала зайдём к маме, она врач. Пусть осмотрит первая, возможно, это поможет нам.

Алексей молча кивнул и направился к нашему дому. Фёдора мы дожидаться не стали.

Мама, выслушав, взяла свою сумку и отправилась за нами. Фёдора уже не было. Содрогнувшись от увиденного, она приступила к осмотру, как обычно, выключив все эмоции.

— Алексей, её надо снять.

Богатырь, сдерживая подступающую тошноту, забрался на табурет и, приподняв труп за ноги, срезал паутину. Скорбные лики с икон равнодушно наблюдали за всем происходящим из своего угла. Мама надела перчатки, чтобы помочь мужчине, придержала тело снизу.

Они опустили кокон на пол, где, перевернув лицом вверх, срезали окутывающую тело паутину. Труп напоминал сдутую резиновую куклу. Кожу покрывали многочисленные трупные пятна. На животе и затылке виднелись рваные отверстия. По комнате поплыл тяжёлый дух разложения и ещё чего-то, чему названия не существовало. Я открыла нараспашку окна, впустив свежий ветерок, хоть немного сбивающий смрад.

Мама деловито осматривала тело, как пациента на приёме. По лицу сложно было догадаться, что она обо всём этом думает. Вердикты заранее она тоже выносить не привыкла.

Вскоре во дворе загомонили люди: новость распространялась по деревне быстрее, чем пожар. В комнату было сунулся Лев Андреевич, но, увидев останки, стремглав ретировался.

В окне показались дед Михей и папа.

— Оля, что тут? — отец заглянул к нам.

— Я осматриваю, Денис. Выйди и забери Лару с собой, — распорядилась мама.

На улице нас обступили селяне:

— Что там? Её сожрали? Фёдор говорит: выпотрошили старушку, — неслось со всех сторон.

Самые ретивые попытались было пройти внутрь, но в дверях встал хмурый дядя Лёша. Пыл у назойливых жителей сразу поугас.

— Угомонитесь вы, — вдруг прикрикнул на народ дед Михей, — тут горе, а им знай, дай языками почесать.

— Что с нами теперь будет? — заголосила краснолицая дебелая баба.

— Замолчи, Люба, — шикнули на неё мужики, — выть дома будешь.

Женщина присмирела и отошла в сторонку.

— Сейчас дождёмся Ольгу Романовну, — кивнул старик на дверь, — и обговорим всё порядком.

В этот момент на крыльцо вышла мама. Лицо её было неожиданно уставшим и обескураженным.

— Что там, Оля? — отец подошёл к ней, обнял за плечи.

Мама сняла очки, протёрла их и сказала:

— То же, что и вчера. Тело стремительно разложилось от неизвестного яда. Впрыснули его через рот, по пищеводу он попал в желудок. А вот ел её не один, рваные раны говорят о том, что через них высосали субстанцию, что осталась от внутренних органов. Странно… Как будто их яд стал сильнее. У Степана внутренности так разложиться не успели. Здесь же… Всё заняло не более двух часов. Я так думаю.

— Откуда такие выводы? — подошёл к ней Лев Андреевич.

— Мы видели, когда существа вошли в деревню. Если они пытались попасть в другие дома, надо учесть это время. К тому же это ночные хищники, а значит, управились до рассвета.

По толпе прошёл шепоток страха, словно по ней пролетел ледяной ветер.

Дед Михей рассказал о вчерашнем наблюдении за монстрами. Женщины испуганно заозирались, подзывая к себе детей.

— Мы сейчас с Денисом вкруг деревни прошли, — продолжил он, — не наши это места. Село, будто в тайгу выкинули, кругом буреломы, чащи непролазные. Ни одной тропки.

— Существа оставили на нашей двери метку, — добавил папа, — Лара сегодня её сняла. Та же паутина, что опутывает тела. Только дед Михей говорит, пахнет от неё болотом. Мы думаем, там дальше, за чащей они и расположены. Оттуда монстры и лезут.

— Братцы, — мелкий, лысоватый мужичок, вышел вперёд, — мы что же, здесь среди болот застряли? Если броду не знаешь, можно полжизни его искать. Как же быть?

— Ты, Лёня, не мельтеши, — осадил его старик, — дорогу завсегда разведать можно. Я думаю так. Будем каждый день с утра выходить в одну сторону. Проверять, как можно пройти. Надо выбираться отсюда.

— Как же по болоту? — Встряла та же краснолицая женщина, — с малыми детьми?

— Можешь оставаться, — оборвал её Фёдор, появившийся непонятно откуда, — без вас уйдём.

— Ты за всех не решай, — перебил его Алексей, — детей в деревне немало. И как их вести, подумать надо.

Люди нервно перетаптывались на месте. Что предпринять в такой ситуации, никто не знал.

— Вот что, — подытожил старик, — пустое всё это. Не болтать надо. Дело делать. Алексей, завтра с утра приходи, с нами пойдёшь. Прорубать тропку будем. Остальные, пока день на дворе, укрепляйте ставни и двери. Посмотрели мы вчера, как они пытались в дом попасть. Сила у них немалая.

Мужики, переглянувшись, попрощались с нами:

— Вы только скажите, чем помочь. Мы завсегда.

— Постойте, — окликнула их мама, — про метку вам дед Михей сказал. Я думаю, они по запаху ориентируются. Посмотрите каждый на свои двери, если найдёте, промойте их чем-то пахучим. Хлоркой, например. А лучше все так сделайте. А мы сегодня посмотрим, как они себя поведут. И, думаю, никого предупреждать не надо, что после захода солнца на улице делать нечего. Ещё мы не местные, не знаем, кто тут живёт. Если есть старики одинокие, заберите их в семьи. Не надо оставлять тварям шанс убить ещё кого-нибудь.

— Ну, вы всё слышали, давайте расходится. Лёша и Денис, подсобите с телом. Никитишну похоронить надо, — дед подхватил двустволку и прошёл в дом.

Народ потихоньку разошёлся. Старушку на простыни, взяв её с четырёх сторон, отнесли под сосны. По соседству с первой могилкой скоро вырос второй холмик. Деревья печально качали ветвями, скрывая от людей скорбное место.

До вечера по деревне разносился стук молотков. Люди укрепляли свои жилища, надеясь, что смогут пережить эту ночь, как и следующие. С улиц исчезли гуляющие дети, матери держали их взаперти. Село опустело, лишь изредка пробегал кто-либо из соседей одолжить гвозди, шурупы или какой инструмент.

Солнце ещё виднелось через пелену туч, когда люди начали запирать дома в ужасе от грядущей ночи.

Мы с мамой домыли дверь, обитую теперь изнутри железными полосками и оснащённую дополнительными запорами.

— Хватит на сегодня, девоньки.

Дома, закончив ужин, мы тоже готовились к ещё одной ночи наблюдений. Отец затащил наверх пару стульев. Пока не стало совсем темно, он укрепил окошко. Пусть в него пролезть под силу разве что кошке, но не стоит недооценивать противника.

Как и вчера, как только основательно стемнело, во двор пробрались три существа. Калитку оснастили навесным замком, но это их не остановило. Уродцы легко перелезли через забор, цепляясь своими длинными когтистыми лапами.

Они уверенным шагом двинулись по вчерашнему маршруту: один к двери, другой к окну. Тот, что забрался на крыльцо, потянул носом воздух, и неожиданно его морда оскалилась, он затряс головой, отпрянув от пахнущей хлоркой двери. Раздался крик на грани слуха, высокий и скрежещущий.