Утро встретило нас низко стелющимися над землёй тучами. Тут не было солнца. Проклятое место. Сосны, сгрудившиеся вокруг останков деревни, словно отгораживали нас от внешнего мира. Только теперь мы и сами туда не стремились. Слишком опасно было там, в болотах. Они окружили посёлок скрытыми ловушками, непроходимыми трясинами, невидимыми топкими бочагами. Вот зеленеет красивая полянка, но стоит ступить на траву, как нога уходит в мутную жижу, которая цепляется за обувь, норовя утащить вглубь.

Во дворе возился с деревяшками дед Михей, сколачивая толстые ставни. Молоток так и плясал в его руках, и возраст был ему не помеха. Деревенские, наверное, все такие.

Я натянула куртку, день выдался промозглым от сырости, и вышла во двор.

— Может, чем помочь? — присела возле старика на чурбачок.

— Нет, лучше прогуляйтесь с Гришкой до сосёнок, авось грибов наберёте. Всё хлеб.

Гришкой звали соседского парнишку, лет восемнадцати, который приехал на лето к бабке Аглае. И застрял здесь, как все мы.

Как это произошло, никто не знал, и понять такие выверты, то ли пространства, то ли времени оказалось невозможно.

В ту ночь мы с родителями возвращались из города, где проходили соревнования по джиу-джитсу. В пути нас застал такой ливень, что за стеклом не было видно ни зги.

— Тут неподалёку есть деревушка, — сказал отец, глядя на буйство природы, — где живёт знакомый дед, старик Михей. Переночуем у него. Ехать дальше невозможно. И опасно.

— Дорогу найдёшь? — с сомнением в голосе спросила мама, смотря на сплошную пелену дождя.

— Отыщем, — кивнул отец и свернул на просёлочную "грунтовку".

— Лара, застегни ремень, — мама всегда чрезмерно заботилась о нашей безопасности. Папа шутил, что это профдеформация врача.

Меня она опекала денно и нощно. “Лариса, не забудь шапку, возьми ветровку, застудишься”. И это в летние вечера, когда, казалось, даже солнце уставало от собственного жара.

В ответ я только досадливо морщилась, и не из-за опеки. Имя Лариса мне не нравилось, предпочитала, когда меня называли просто Ларой.

Мы ехали мимо деревьев, поникшими под ливнем и печально качавшими ветвями, словно провожая нас в последний путь. До деда Михея добрались уже ночью. Старик вышел во двор, подсвечивая себе большим фонарём.

— Ктой там стучит? — он подслеповато щурился в темноту.

— Дем Михей, это Кромские. Денис, Ольга и Лара.

— А! Сослепу и не разглядеть, — старик прошаркал ногами в галошах до калитки, открыл створки ворот, чтобы загнать машину, — что, совсем дорогу залило?

— Не то слово, — отец встряхнулся, как кот, стараясь избавить себя от лишней влаги, и крепко пожал руку хозяина дома, — побоялся до города по такой непогоде ехать. Можно, у вас заночуем?

Мы с мамой сидели в машине, чуть приоткрыв окно.

— Конечно, раз такое дело. Девчата, выходите. У меня и чайник как раз подоспел, — дед Михей приветливо нам махнул.

Мы с мамой шустро выскочили из авто, поспешив под небольшой навес, к двери.

В маленьких уютных комнатах было тепло, на лавке примостился толстый рыжий кот, на печке шумел только закипевший чайник. На столе стояла тарелка с пряниками и блюдце с душистым малиновым вареньем.

Мы разулись в небольших сенях и сели за стол.

— Не смотрите, что у меня дом маленький, разместимся, а мне бобылю много и не надо.

Жильё состояло всего из двух комнат. В первой была небольшая печурка, топившаяся по старинке, углём. Рядом стоял газовый котёл, новомодное веяние. Теперь все использовали голубое топливо: чисто, и мороки никакой.

Здесь же, под окнами, центральное место занял большой круглый стол, накрытый вытертой скатертью. За занавеской скрылась уютная спаленка. В углу притулился широкий сундук, каких, наверное, и не делают уже. Я с любопытством разглядывала обстановку: бывать в настоящих деревенских домах мне приходилось нечасто.

Напившись горячего чая, начали размещаться на ночлег. Нам с мамой дед Михей оставил кровать, отцу досталась лавка с толстым тюфяком из перины, сам же старик разместился на сундуке, бросив туда пуховый матрас.

Ночью громыхнуло так, что нас буквально подбросило на кроватях.

— Что происходит? — отец встал и выглянул в окно.

— Наверное, дерево какое на трубу завалилось, — дед Михей накинул ватник и поспешил во двор, — там перекрывается газ, — бросил он по пути.

Отец вышел за ним.

Опять тряхнуло, окна затянуло далёким заревом начинающегося пожара. Я прильнула к стеклу. Вдалеке на самом краю деревни, полыхал столб огня. Где-то кричали люди, по улицам сновали тени: это селяне бежали тушить пострадавших соседей.

Снова земля ушла из-под ног, в окно швырнуло сажей, которую тотчас смыло непрекращающимся дождём.

— Отойди от стёкол, — прикрикнула на меня мама, — может поранить осколками.

Я немного отодвинулась, не в силах отвести взгляд от разыгравшейся вакханалии. Во дворах заревом поднималось пламя, осветив почти всю деревню. Даже ливень не мог унять разбушевавшийся огонь. Мужики выводили с подворья скотину. Потухло электричество, и дом освещался только неверным отблеском пожара, ярившегося на улице.

Долго огонь боролся с хлёстким дождём, но постепенно поутих, выдохся и заструил жалкими дымными очажками, которые злобно гасил ливень.

Скоро в избу вошли дед Михей и папа. От них пахло гарью.

— Ох, что творится! — покачал головой старик. — Газ рванул так, что пятнадцать домов погорели. Утром посмотрим, какие ещё можно восстановить. Подсобим соседям. Хорошо хоть живы все остались.

— А где они? — я снова вернулась к окну, вглядываясь в навалившуюся на деревню тьму.

— Дык, по соседям. Куда им среди ночи ещё деваться? — дед Михей устало опустился на сундук, — ложитесь и вы отдыхать. Утром разберёмся.

Заснуть не получалось, я лежала в темноте, разглядывая потолок. Пугающее зрелище горящих домов до сих пор стояло перед глазами. Небо выцвело перед зарёй, залив тусклым светом комнаты. Лежать дольше не было сил. Встала, накинула дедовскую фуфайку, влезла в кроссовки и вышла во двор. Добежала до «удобств» и уже возвращалась в дом, когда моё внимание привлекло нечто странное.

Из деревни не было дороги. То есть она шла вдоль посёлка, по краям также стояли дома, а вот возле кромки леса наезженная грунтовка обрывалась, будто и не было, а перед ней стеной росли сосны, с ветвей которых свисал клочковатый серый мох. Я протёрла глаза, взглянула ещё раз. Видение не исчезло.

Со всего духу кинулась в дом:

— Вставайте! Там такое, — не в силах объяснить происходящее, ткнула пальцем в окно.

Папа и дед, как были, в одном исподнем выскочили во двор. Ничего не понимая, уставились на меня.

— Лара, это шутки такие? — отец грозно сдвинул брови, майка-алкоголичка сползла с плеча.

— Какие шутки, на дорогу смотри!

Мужчины подошли к штакетнику, что огораживал двор.

— Это ещё как понимать? — папа оглянулся на меня, как будто надеялся, что дело в моей дурацкой выходке, и дорога вот-вот появится из-за деревьев.

Я развела руками.

— Эге, да тут дело почище пожара! — дед Михей запустил пятерню в седую бороду, — гляди, Денис!

Там, где проходила "грунтовка", были проложены и трубы, сейчас их искорёженные останки валялись под деревьями, рядом, дохлыми змеями лежали оборванные провода.

Долго мы потом бродили по деревне, не в силах понять, что произошло. К нам постепенно присоединились и остальные. Заголосившие было бабы-погорелицы вмиг уняли свои слёзы, когда поняли, что проблема куда серьезнее, чем сгоревшие дома.

На главной улице собралось человек тридцать. Мужики смолили сигареты, одну за одной, обсуждая, как быть дальше. Женщины сгрудились у покосившегося забора, тихо переговариваясь.