Истерика смеха длилась и длилась, Егор начал злиться.

— Да что смешного, блин! Как будто ты от рождения всё знала.

Вскоре девица умолкла, поднялась и спокойно и не торопясь утёрла слёзы платочком. Села на стул, повернув его спинкой к Егору. Сложила на спинку руки и опёрла об них голову.

— Мы поспорили с нашим… танком. Ещё в первый или второй день: когда же ты спросишь?!

— И кто победил?

Рыжая пригладила рукой встрёпанную шевелюру и призналась:

— Не помню. Кажется, мы так и не договорились о сроках. А если не помню, то победила я!

И она вновь расхохоталась.

Егор закрыл ладонью глаза; так и ждал, пока рыжая не нахихикается.

— Тварда, — сказала Куней.

— Тварда, — поспешно повторил Егор.

— Если по Высочайшему Конкордату, то вот так: Thvaard.

И рыжая написала слово пальцем в воздухе, оставляя огненные буквы.

Те продержались несколько секунд и погасли.

— Латинский?

— Возможно. Но, кажется, что-то северное, свейское. Там какие-то заморочки со слиянием языков, я точно не помню, — призналась рыжая. — Да и кто тот Конкордат читал? Он же написан богами для богов, архимагами для архимагов, а для нас, обычных астральников, или тех же простецов, есть упрощённые изложения.

— Но всё же «Тварда»?

— У нас, в Российском Союзе, или официально «Тварда», или по-старому, довоенному — «Твердь».

— Запутанно, — пробормотал Егор.

— Ну, как есть, — пожала плечами рыжая. Ей-то всё привычно и понятно. — Я в контрактах так и пишу — «Твердь», и не парюсь. Просто и понятно. Но, слышала, что если дело доходит до межклановых контрактов, то там или «Тварда», или по Конкордату пишут. Для иноземцев точно Конкордат, с местными-то попроще.

Она повернулась к седому.

— Эй, псинка! А ты как пишешь Твердь?

Мелвиг простонал и отвернулся к стене.

— Никак не пишет, — весело кинула рыжая. — Неграмотный он у нас.

Послышалось злое усталое рычание.

Куней хихикнула.

— Так… — произнёс Егор, не зная как приступить к сложной теме.

— Что?!

— Скажу прямо и честно, — честно и прямо сказал Егор, — Мне нужны шары и тоже с десяток. Очень надо. Для эксперимента.

Рыжая изумлённо охнула. Седой осторожно, кривясь и шипя, повернулся к Егору.

— Ты можешь нарыгать мне шариков? Ой, прости, накашлять! — поправился Егор и, опять же, честно покраснел. Ему, и правда, было ужасно стыдно.

Мелвиг медленно приложился ладонью к лицу.

Помолчал.

Натужно кхекнул.

По комнате разлетелась серебристая икра.

— Спасибо! — крикнул Егор, подпрыгивая и выхватывая из воздуха радужные сферы. — Они нужны на важное дело!

Вскоре и наловил, аж двенадцать штук. Упаковал в пакет, а тот сунул в рюкзак. Запас на сегодняшнюю ночь и вечер был готов.

Куней следила подозрительно и хмуро. Когда все сферы были пойманы и спрятаны, помялась, встала и махнула рукой.

— Пойду я, — рыжая потянулась, оскалилась в зевке и щелкнула зубами. — Скоро ужин. Змейское мясо должны привезти.

И ушла.

Егор же остался с седобородым наедине и почему-то чувствовал себя ужасно неловко, будто нищий родственник, выцыганивший у богатых родичей подачку.

— Они правда нужны, — объяснил наёмнику. — Расскажу, если задумка выйдет.

Мелвиг хрюкнул.

То ли «да», то ли «нет».

Или «ври дальше».

Егор решил считать ответ положительным, а третий вариант просто забыть.

Послонявшись по комнате и не придумав себе никакого занятия, он сел на кровать и прижался спиной к стене. Подтянул ноги, обхватил их руками и уставился в окошко под самым потолком.

Окно горело закатным багрянцем и бросало алые отсветы на потолок.

И вот тут, в первый раз после ухода из родного мира, Егора и накрыло.

Отправка телеграммы разбередила душу. Раньше-то как было: на целый год он полностью отрезанный ломоть. Один-одинёшенек. Родина и семья остались позади, далеко и надолго. А тут вышло, что хоть криво и косо, и за непонятную, но явно большую плату, Егор может отправить сообщение родным.

Протянулась и задрожала ниточка, а вместе с ней и что-то ещё, глубинное.

Может та самая душа, в которую Егор не верил? Кстати, может ли в магическом мире с настоящими богами у атеиста самозародиться душа? Егор читал, что в стародревние времена, лет пятьсот назад, некоторые учёные считали, будто жизнь сама зарождается в груде грязной одежды.

Ну вот не было ничего, кроме драных штанов и рубахи с пятнами крови, вшей, навоза и прилипшей шелухи от семок, а потом — бац! прошла неделя и в одежде копошатся гомункулы. Противные и шкодные существа, над которыми, однако, можно делать опыты, экономя серебро на выкуп бандитов, воров и прочих висельников.

Насчёт души тогдашние мудрецы были самых разных мнений, но про самозарождение, вроде, не писали. Больше о богах и раздаче душ оными.

Тут мысль вильнула и Егор позвал:

— Мелвиг… то есть, Путята?

— Што-о-о… — протянул тот, не открывая глаз.

— А как зародились твои соплеменники? Или родичи Куней. Знаешь?

После продолжительного молчания седой прокашлял:

— Этхо… быгхо… дхавно.

— Не знаешь?

Мелвиг молчал. И Егор понял, что вопрос из тех, на которые ответа лучше не просить. А то прилетит по хребту откуда не ждали.

— Ладно, — признал он поражение. — Может, потом.

И опять накатило.

Вспомнилось всё: отец в больнице, родной город, дом — малогабаритная трёшка в Королёве, комната с книжными стеллажами под потолок.

Школа, пара хороших друзей из класса, банда дур-анимешниц, классная училка, которая вела у них английский, музыкалка на Октябрьской, в которую Егора безуспешно пихал отец и которая оказалась и не музыкалкой вовсе, а целой школой искусств. Впрочем, ей это не помогло. Егор целую неделю не появлялся дома, прятался у друзей и ночевал в Москве на вокзалах, но от бывшей музыкальной школы отбился.

О чём позже сильно жалел.

Юрка, школьный приятель, родителям не сопротивлялся, в музыкалку устроился. И потом взахлёб рассказывал как там хорошо, какие умные пацаны в группе, и какие, — конечно же пустоголовые идиотки, — но симпатичные девчонки.

И не то что Егор Юрку завидовал. Видал тех девиц из группы другана, не было среди них подходящей, именно Егору нужной. Но ведь и группа на потоке не одна, да и потоков несколько?

Короче, не завидовал, нет, нет!

Просто признал, что выборка интересная, а он, Егор, сглупил. Можно было и гаммы попиликать, да и выучить чем Бах отличается от Фейербаха, а Шостакович от Кандинского.

Ничего сложного, не органическая химия, поди.

Зато на интересных девчонок посмотрел бы. В пустоголовых дур Егор не поверил. Была у Юрка такая метода: девчонок хулить, чтобы ими приятели не заинтересовались, конкуренцию не создавали. Но иногда проговаривался, уж очень хотел знакомством похвастаться.

Впрочем, где тот Юрок!

— Пойду, прошвырнусь, — сказал Егор. — Гляну, может ужин готов?

Седой промычал невнятное.

Егор сбегал до кухни, вызнал, что по расписанию ужин минут через сорок, да и выбрался на улицу.

Небо окрасилось зарёй, бросая багряный отсвет на землю, воду и деревья. Озеро пустовало. Дети, похоже, разбежались по своим делам.

Но пару подростковых силуэтов Егор разглядел. Кажется, это были Жарка и вторая девица, пухленькая пятиклашка. Света, кажется. Её Егор почти не запомнил при знакомстве. Хотя, вот сейчас, когда подумал об этом — вспомнил. И как Зорко подколол её с кличкой, и как та уверенно его отбрила.

Да, точно, Егор даже сказал: «Соколова, запомню».

Удивительно как иногда работает память! Стоит бросить мелкую подсказку, штришок, не больше, и немедленно всплывает целая картина.

Девицы бродили по дорожке меж деревьев, в дальней части территории, за изгибом озера. Там же виднелись и скрытые за зелёными насаждениями небольшие дома в северном стиле, которые Егор назвал бы коттеджами.

Егор сделал несколько шагов по дорожке в ту сторону. Девчонки — это неплохо, пусть даже такие мелкие. Можно попробовать разговорить. А уж как они трещать умеют — просто загляденье! Есть шанс узнать многое, особенно по тому загадочному заявлению о «не сдохнуть».