Обратная сторона бланка покрывалась почеркушками. Вороно-парень устроился поудобнее на стуле, закрыл глаза и, кажется, задремал. Мелкая девица порхала в стороне, иногда скрываясь меж станков.

В конце концов Егор остановился на таком варианте: «Жив далеко моржи вернусь год».

Перевернул лист, написал набело и подвинул по столу к брюнету.

— Вот. Адрес где писать?

Графы с адресом на бланке не было. Только место под имя получателя и текст.

— Разберёмся, — проворчал ворон и глубоко зевнул, с клацаньем захлопнув рот. — Алисия?

Девица подошла, приволочив за собой дребезжащий стул. Села третьей к столу, положила на него лист бумаги офисного формата и схватилась за карандаш, отобрав его у Егора. Поглядывая через тряпку на того, принялась набрасывать портрет. Не Егора, а кого-то заметно старше, похожего на деда, Карпа Степановича.

Дорисовала. Задумалась.

Вышло не очень похоже и девица, скомкав бумагу, швырнула на пол.

Неведомо откуда появился ещё один лист. И вновь принялась черкать. Портрет стал заметно лучше, Егор почти узнал деда. Задавать вопросы не рискнул, девица хмурилась и это было заметно даже через полотенце. Напевать тоже перестала.

Ещё несколько вариантов, ещё несколько листов на полу.

И, наконец, из-под её карандаша вышел Карп Степанович, просто как живой, таким, как его и запомнил Егор. Художница остановилась, критически оглядела набросок, встала и ушла.

— Он? — спросил птице-человек.

— Да.

— Хорошо.

Тем же карандашом «телеграфист», — как мысленно стал его называть Егор, — накарябал как курица лапой текст телеграммы.

Встал, прикрепил рисунок обычными канцелярскими кнопками на большой лист фанеры у стены и достал из кармана здоровенный чёрный маркер. Примерился и принялся маркером закрашивать портрет.

— Зачем?! — вскрикнул Егор, которого буквально серпом по сердцу ударило.

— Не мешай, — процедил человеко-ворон, механически точными движениями портя рисунок. И, казалось, следы маркера дымились. — Отправляю.

Нет, не казалось. Дым струился. Когда тёмные полосы покрыли бумагу, замазав и текст телеграммы, рисунок вспыхнул и осыпался серым пеплом.

Телеграфист устало выдохнул и сказал Егору:

— Всё, ушло.

— Дед точно получит?

— Точнее не бывает, не зря Алисия старалась.

Егор растерянно рассматривал серые хлопья на полу. Он-то понадеялся забрать с собой портрет деда, а тут вот такое.

— Кофе будешь? — сказал носатый ибериец и поставил на стол две чашки с глотком галактической бездны.

— А… нет. Меня наверное ждут.

— Тогда иди, — взмахнул плечами-крыльями любитель кофе и маркеров. — Дверь там.

— Приходи ещё, — девица незнамо как оказалась рядом с Егором и погладила по плечу. — Телеграммы приноси. И шарики эти, — она склонила голову, разглядывая рюкзак в руке Егора. — Вкусно. Мне понравилось.

Девчонка улыбнулась.

В мастерской посветлело.

Алисия крутанулась и ускользнула к недописанным картинам.

Хмурый ибериец подтолкнул Егора в спину.

— Иди, иди. И возвращайся. Запомни, «Телеграф для святых» всегда ждёт тебя. И… — он на долгие секунды умолк, по лицу пробегали тени жестокой внутренней борьбы. Наконец, выдавил: — Добрый совет напоследок: никому про них не рассказывай.

Брюнет указал взглядом на рюкзак. Что имел в виду — было не совсем понятно, но чудилось, что ворон намекал на шары. Ломик подтверждал.

Взмахнул рукавом-крылом из блестящего чёрного шёлка и исчез.

Как и стол со стульями, как и слепая художница.

И Егор ушёл, ненадолго обернувшись на пороге и окинув опустевшую мастерскую-телеграф долгим взглядом. Но на улице наверняка ждала злая Куней и потому он поторопился.

…Куней была не то чтобы зла. Казалась задумчивой и слегка раздражённой. Но злилась не на Егора, и это порадовало.

— Ну что, познакомился с телеграфом? — спросила она.

— Да, очень странное заведение.

— Не то слово. Тебе кто достался?

— Достался?

— Ну, кто из телеграфистов встретил тебя?

— Алисия, художница. Кажется, слепая. И парень с кофе. Такой, знаешь, весь в чёрном и с огромным чёрным фломастером. Как зовут — не сказал.

— Хм, — пробормотала рыжая. — Не слышала о таких. А что за кофе?

— Обычное, неплохое. Напоили, потом ещё предложили. А что?

— Опять повезло тебе, городской… — протянула огневолосая. — А меня вот чаем упаивают. Чай черный, чай зеленый, белый, синий, оранжевый. С цветочками, лепесточками, душистым сеном, в кружавчик…

— Чай в кружавчик?

— Да не чай, чайнички! Кружевные накидочки. И блюдца… с вязаными салфеточками. И столики их резные, и креслица удобные, и подоконнички широкие, и стеночки высокие — все в кружавчиках! Там эти три девицы языками молотят не переставая, аж уши вянут. И ещё вяжут и вяжут, плетут и плетут! Вот как я тридцать лет назад сдуру в «Телеграф» сунулась, они всё спицами стучат!

Она прервалась и вдохнула воздуха. И продолжила:

— Всю комнату заплели, паучихи! И чаем поят... «Откушай, милочка, горяченького чаёчку мятного. Надысь мятки свежей котейки занесли», да «Приложись, милочка, к холодненькому, с ледком. Сама поутру на озере колола». Вот, невмоготу уже! Я как-то о кофе спросила, на меня вся троица уставилась как на врага, аж спицами скрипеть перестали. И так хищно их в руках вертели, примериваясь… Ну, я прямо дышать забыла.

— Страшные?

— Да, так-то милые, конечно. Чаёк, кружавчики, медок-ледок, — растерянно пробормотала Куней и дёрнула плечом. — Но как зыркнут!

И вздрогнула.

— А ещё печеньки с меня просят каждый раз. И чтобы разные, с особыми вкусами. Имбирные им носила, медовые, с крошкой шоколадной. Но они всё новые и новые хотят. Я им что, пекарь?! Я наёмница!

— С пеммиканом испеки, — блестя глазами шёпотом предложил Егор и оглянулся на дверь телеграфа.

— С пеммиканом?! Это мясо с жиром и ягодами? Ха-ха, — уныло посмеялась рыжая. — Да они потом с меня живой не слезут! Потребуют печенье с селедочной икрой иль ещё какой хреноргой!

Обсудив разные мелочи, двинулись обратно, к дому Моржей.

На сей раз руководствовались советами ломика, который разбросал свои ощущала как можно шире. На удивление, дорога вышла не сильно короче, хотя и протискиваться через ржавые заборы не пришлось. Видимо, местные не так уж и обманули Куней, просто советовали исходя из личного опыта. А там уж как вышло.

На парковке перед ТЦ стояла пара грузовиков-рефрижераторов и как раз сейчас в один из них лебёдкой затаскивали заднюю половину змея. Передней не было видно, наверное уже погрузили. Броневиков добавилось, стояло уже четыре штуки и валялся тот, гармошкой, в углу площадки.

— Сколько мяса, — сказал впечатлённый Егор. Раньше змей казался меньше, а тут сразу видно — потребовались длинномерные фуры, чтобы змеюку увезти.

— Кстати, да, — задумчиво согласилась Куней. — Погоди-ка здесь.

Она рванула к водителю одного из грузовиков. О чём-то пошепталась с ним, что-то передала из рук в руки. Вернулась ещё более задумчивая.

— Клыки купила? — блеснул мыслью Егор.

— Клыки? Ядовитые? Не, это пусть Моржи выкупают, им пригодится.

— А тогда что?

— Слишком любопытные получат по загривку. Ясно?

Егор фыркнул и двинулся дальше.

Не очень-то и хотелось!

Но долго не выдержал. Минут через десять, когда под ногами хрустел балластный щебень железной дороги, решил уточнить:

— А я ведь правильно понял, мы оба зашли в телеграф, но встретили разных людей?

— Правильно. Только не люди это, — раздумчиво произнесла рыжая.

— А кто?

— Кто-то. И не Народ, пахнет от них не так.

— Как у вас всё сложно.

— Ты это, — остановилась Куней и сурово взглянула на Егора, — отвыкай от «у вас». Теперь для тебя это «у нас». Уверена, Моржи тебя предупредили.

Егор подумал, подумал и промолчал.

Ведь, действительно, предупредили. А он тупит.

Рыжая победно усмехнулась.

— Идём!