Балашов эмоцию парня подметил.

— Что кривишься?

— Да вот, входная дверь в дом не запирается, здесь тоже замков нет, — сказал Егор совсем не то, что думал.

— Со входной всё отлично, защита там есть. Если потребуется, она и Старшего элементаля остановит. А там и мы подтянемся.

— А здесь?

— Здесь недоработка, — подозрительно легко согласился начальник охраны, спускаясь по ступенькам. — Прыгнет какая тварь во двор, и всё! Украдёт стряпниц, как жить будем? С голодухи помрём!

При этом весьма нехорошо хохотнул.

Стало ясно, что не всё так просто.

— Но мы это исправим, — и Балашов весело похлопал ладонью по перилам. — Завтра напишешь докладную, я завизирую, и ты с нашим механиком придумаешь как тут все обустроить.

— Я?! Но почему?

— Кто-то же должен этим заняться. Почему не ты?

— Но…

— У клана нет свободных людей, все при деле, — жёстко отрезал Балашов. — Я с тобой нянчусь, и это уже в ущерб клану. Будь самостоятельнее. С лестницей тебе и практическое занятие, и знакомство со специалистами клана. Как по прописи требуется!

Под такие разговоры Егор с Балашовым спустились по лестнице на цокольный этаж. Вышли в коридор, точно такой же широкий, как на первом этаже, но совершенно без отделки.

Голые стены из здоровенных керамических блоков, рыже-красных с чёрными подпалинами, поднимались метра на три-четыре. А там переходили в арки сводчатого потолка, сложенного из кирпичей привычного размера.

В стены, под сводами, вделали толстые деревянные балки. Цельные чёрные стволы, кажется, опалённые на огне, прошивали подпотолочное пространство поперёк коридора. Ошкурёные и даже опиленные под квадратное сечение, но работа грубая, небрежная. Кое-где аж короткие сучки торчат.

Похожие деревянные балки и на первом этаже попадались, хотя там куда как ровнее и тоньше. В чём корень такой разнице и вообще зачем балки при полностью каменном потолке, Егор не понимал. Но раз люди сделали, не поленились, значит и причина есть.

Пониже балок на стенах там и сям виднелись чёрные рога с пузатыми стеклянными шарами, которые тускло светились, бросая жёлтые пятна на кирпич и гранитные плиты пола.

Балашов в коридоре остановился, кинул внимательные взгляды по сторонам.

Насторожился и Егор, не зная чего и ожидать.

В цоколе было сумрачно и тихо, лишь слышалось как в левой части здания что-то негромко, но мощно гудит. Ну и что-то недалеко странно и неравномерно постукивает. Этак «тук-тук», «тук», «ту-ук-шарк», «тук-тук-хрясь!».

После очередного «хрясь» где-то слева за поворотом взгоготали на два голоса.

— Старики-разбойники, — бросил Балашов и мотнул головой: — Топаем!

И буквально через десяток-другой шагов свернул налево, в проход, который наверху вёл бы во внутренний двор. А здесь проход сузился до коридорчика, который вильнул направо и налево и вывел к трём большим дверям, одна из которых, справа, оказалась распахнута.

За дверью открылась взгляду узкая комната с парой кроватей, тумбочек и преогромнейшим количеством высоченных стеллажей. Стеллажный лес вздымался вдоль стен, сплетался на потолке и опускался низкими арками.

Присмотревшись, Егор понял, что комната не так уж и мала. Всяко больше чем у Зорко.

Дело в стеллажах, это они тяжко стискивали пространство. На полках нашлись груды небрежно набросанного железного лома, деревянные ящики, разноцветные картонные коробки, мутные зелёные бутыли, банки из темно-рыжего стекла со стеклянными же крышками, дерюжные мешки, полотняные свёртки и кульки из серой бумаги.

Всё это давило, нависало, грозилось рухнуть и погрести под собой.

Казалось, здесь и вздохнуть-то — великий подвиг. А уж руки расставить и вовсе невозможно, поломаешь. Тут сам воздух казался тяжёлым, тёмным. Тускловатые лампы на потолке не могли разогнать полумрак.

Однако, местным обитателям всё было нипочём.

Они не только организовали стеллажный лабиринт и хаос на полках. Они жили на этом складе. Выгородили место для пары укрытых ширмочками кроватей, принесли стулья, поставили комод и пару тумбочек. А главное — втиснули длинный рабочий стола, над которым развесили аж три лампы и пяток направленных светильников.

Стол завалили грудами пыльных томов, свитками заляпанных жирными пятнами чертежей, записок на клочках бумаги, небрежных эскизов, огрызками карандашей, целыми и сломанными линейками, транспортирами и всяким невнятным барахлом.

Сдвинув в сторону груды вещей и освободив угол стола, двое мужчин азартно рубились в какую-то игру на расстеленной цветастой карте, расчерченной так и сяк. Метали карты, двигали фишки, выдирали друг у друга из рук фигурки. С досады или радости хлопали по столу.

Иногда замирали, хмуря брови и оценивая тактическую ситуацию.

Балашов дождался краткого перерыва, постучал по дверному косяку и спросил:

— Сильно заняты?

Игороки обернулись.

Один из них, поперёк себя втрое шире, не скрывая радости в голосе, рыкнул:

— Хах, Михалч, не дали мне тебя разгромить!

Поспешно вывалил на стол свои фигурки и фишки, шустро перемешал их с активами оппонента и поднялся с табурета. Потянулся во весь невеликий рост, едва ли не ниже Егора, хрустнул бычьей шеей и весело оскалился краснобородой рожей. Рыжина была с изрядной проседью.

— Валах, это кто? — рявкнул он. — Видал сопляка вчера, смешно в снегу барахтался.

И подвигал бочкообразными плечами, разминая. Да и весь он был какой-то бочковой: с тяжёлым телом-колодой, толстыми руками-кадушками и жбаном рыжей кудлатой башки. Вот если взять Балашова, слева от него поставить Егора, справа двух Зорко, то по общей ширине плеч эта композиция могла сравниться с новым знакомцем.

Коряжистый мужик приблизился и удивительным образом навис не только над Егором, но и Балашовым — даром что тот на две головы выше. Подтянул лямки своего затасканного бурого комбинезона с множеством кожаных вставок и деталей, карманов, клапанов, ремешочков и шнурочков. Щелчком сбил набок тронутую ржавчиной каску с прикрученными спереди очками-гогглами.

Да, да, на его голове была каска. С округлым гребнем и квадратной стальной фиговиной с закопченным окошком спереди.

Или пожарная, или шахтёрская, — так решил Егор.

— Знакомься, — сказал Балашов Егору. — это наш оружейник. Мастер-оружейник.

Оружейник шагнул вплотную, двумя пальцами схватил Егора за плечо и пророкотал:

— Я — Торвальд Огневис Жарагг. Повтори.

— Вы — Торвальд Огневис Жараг. — послушно откликнулся Егор и скривился. Плечо будто в тиски зажало.

— Нет, не Жараг! А Огневис Жарагг! Повтори.

— Огневис Жараг.

— Хах. Нет! Ещё повтори!

— Жарагггс! — выпалил Егор. Рука в стальной хватке пылала от боли. — Повторил!

Бочкодемон гулко хохотнул и отпустил Егора.

— Хах. Сойдёт для надземника. Можешь звать меня Гыгыс. Все зовут и ты зови.

— Гыгыс? Это не обидно?

— На подземном языке «Гыгыс» — имя первого из героев нашего Народа. Его при рождении мать об сталагмит случайно ударила. Говорить толком не научился, но с гранитными выползнями рубился на диво знатно. Выползни тоже не ума палата, хах. Но звери знатные, не каждый из Народа справится. А Гыгыс их пачками рубил!

— А вы? — укусил Егор, разминающий ноющее плечо. Свинцовая батарея подмышкой здорово мешала. — Сколько нарубили?

— Хах. Не хами, юнош. Сейчас выползни в Ржавой книге. Убьёшь одного — пол-жизни у сыродутной печи горбатиться будешь. Специально для тебя её и построят, хах.

— Такие редкие?

— В жизни не зырил! У свейцев, вроде, две пары живут, но в наших краях повывели.

— Так, — прервал Балашов. — Воспоминания о славном прошлом отложим. Это Егор, — он указал на означенного, — дальний родич главной ветви. Он теперь живёт с нами. Прошу ознакомить его со всем, но лишнего не говорить.

— Это как?! — озадачилась рыжебородая бочка. — Всё рассказать, но ничего не сказать?

— Ярослав Зайгарович на вас надеется, — веско заявил Балашов и незаметно подмигнул Егору. — Уверен, вы не подведёте.