— Это я тоже сделаю, — целую ее веснушчатый нос, — если будешь хорошо себя вести.

Показав мне язык, она отходит и щелкает по тарелке на ударной установке Уипа. По помещению разносится негромкий звон.

— Попробуй сыграть, — предлагаю я. Она вздрагивает, словно ребенок, который шкодил и попался, и тут же прячет руку за спину. — Серьезно, Стеллс, Уип не станет возражать.

Бросив смущенный взгляд, она проскальзывает на низкий стульчик и берет пару палочек, которые здесь хранит Уип. Легонько постукивает по барабану.

— Слабовато, — хмыкаю я. — Давай, детка, сильнее, он для этого и создан.

Стелла корчит гримасу, а потом пожимает плечами.

— Выплесни свою ярость, — подначиваю я.

Она начинает медленно, едва касаясь установки, но потом словно срывается и набрасывается на инструмент, как животное из «Маппет-шоу». Наблюдая за ней, я улыбаюсь. Когда Стелла заканчивает, ее волосы спутаны, дыхание сбито, но в глазах наконец-то появился блеск.

— Это было охренительно.

— Не так уж и плохо, — замечаю я, хлопая.

— Это было ужасно. — Она отбрасывает прядь волос барабанной палочкой и улыбается. — Хотя выбивать дурь из барабанов весело. Теперь я понимаю Уипа.

— Он будет рад это услышать. — Жестом подзываю ее поближе. — А теперь примерь мою роль. Мы будем петь.

Стелла снова бормочет что-то о спаривании кота с коровой, но направляется ко мне, глядя при этом возмущенно и с подозрением.

— Ну же, это будет весело, — уговариваю я, толкая ее плечом.

— Или ты с криками сбежишь, — мрачно отзывается она.

— Я тебе уже говорил, как завожусь, когда ты сердитая?

— Нет. Но ты немного того, так что я не удивлена. — Положив голову на мой бицепс, она смотрит на меня сквозь длинные ресницы покрасневшими глазами. — Что поем?

— Когда мне хочется почувствовать себя в безопасности или меня накрывает меланхолия, пою песни «Битлз». Если хочу послать мир нахер, тогда «Нирваны».

Стелла внимательно смотрит на меня.

— Почему именно они?

— Моя мама очень редко слушала музыку, но любила «Битлз». Их песни напоминают мне о детстве и ее улыбке.

В стремлении поддержать меня, Стелла придвигается ближе.

— Ты никогда особенно не рассказывал о своей маме.

Я пожимаю плечами.

— Да особо нечего рассказывать. Я вырос, и ей не понравился мужчина, которым я стал. К тому же я понял, что мне эта женщина тоже не нравилась, поэтому… — снова пожимаю плечами, — теперь моя семья состоит из выбранных мною людей. И меня это устраивает.

Стелла медленно кивает.

— А «Нирвана»?

Я слабо улыбаюсь.

— Курт — мой идол. К тому времени, как я открыл для себя «Нирвану», он умер, но я все равно чувствую свою связь с ним.

— У вас много общего, — мягко подтверждает она.

С тем лишь исключением, что, в отличие от него, я выжил. Сжимаю гриф гитары достаточно сильно, чтобы почувствовать, как он впивается в кожу.

Стелла целует мой бицепс.

— Я имею в виду то, как вы оба любите музыку и выглядите, словно вам наплевать на общественное мнение.

— Ну… — ухмыляюсь я, — и это тоже.

С решимостью во взгляде она распрямляет плечи.

— Тогда давай «Нирвану».

С болью осознаю, что ей хочется сейчас накричать на весь мир. Желание догнать мудака, зовущегося ее отцом, и втоптать его в тротуар, накрывает меня с новой силой. Однако Стелла нуждается во мне больше.

Я перебираю несколько аккордов. Сейчас гитара звучит идеально.

— Ты знаешь «Heart-Shaped Box»?

— Да, но недостаточно, чтобы правильно спеть все слова.

— Что насчет припева?

От напряжения она кривит носик.

— Ты имеешь в виду эту часть: «Hey, Wayne, I got a new complaint»? Конечно.

— Ну почти. Там было «Hey, wait». — Начинаю играть вступление, и Стелла подпрыгивает, когда насыщенный и сильный звук гитары прокатывается по лофту. — Я буду петь куплеты, а вместе мы споем припевы. Хорошо?

Кивая, она выглядит нервной, но возбужденной. Я чувствую, что становлюсь увереннее, движения все легче. Вот как на меня влияет музыка, надеюсь, со Стеллой она делает нечто подобное.

— Серьезно, так и сделай. Кричи в микрофон. Здесь только мы.

Я начинаю петь, и Стелла визжит от счастья, дергая меня за подол футболки. Ее выходки заставляют меня смеяться на протяжении части песни, что вынуждает и ее присоединиться к моему веселью. Приближаясь к припеву, я улыбаюсь, глядя сверху вниз, и ободряюще поднимаю брови. Она делает глубокий вдох, а затем расслабляется.

Кнопка не преувеличивала: она совсем не умеет петь. Но то, как она вступает в песню, энергично дергая округлыми бедрами, смотрится потрясающе. Мне нравится петь со Стеллой, наблюдать за тем, как ее увлекает это занятие. Когда я дохожу до части с мощным соло, она спрыгивает со сцены и пускается в пляс, широко разведя руки и кружась.

Ее радость просачивается в меня и наполняет музыку. Я много раз испытывал схожий кайф, выступая перед многотысячной толпой и слыша, как мне кричат поклонники. Но сейчас это нечто большее. Я не знал тех людей, они оставались безликой массой. Стелла же — мое все. Выступать для нее — это подарок, в котором я даже не подозревал, что нуждаюсь.

Песня заканчивается, перетекая в следующую. Впервые я играю для нее свою музыку, пою свои тексты, придерживаясь быстрого темпа, чтобы Кнопка могла продолжать танцы. Когда я перехожу к «Апатии», она кружится и подпевает фальшиво, но от души. Стелла до сих пор в синем платье, которое надевала на ужин, юбка кружится вокруг ее бедер, периодически поднимаясь и являя на мгновение ее розовые трусики.

На концертах в меня бросали бюстгальтерами, перед глазами мелькали самые разнообразные девушки. Ничто из этого не заводило меня так, как желание еще разок увидеть сладкую попку Стеллы.

Наши глаза встречаются, и Кнопка покачивает бедрами, в которые я влюблен с того момента, как она украла поцелуй и изменила мой мир. Пальцами пробегаю по струнам, и заканчиваю петь. Каким-то образом мы останавливаемся одновременно. Грудь Стеллы поднимается и опускается с каждым прерывистым вдохом.

Мое тело гудит, по коже стекает пот. Ее щеки вспыхивают, волосы на висках от пота кажутся более темными. Изо рта выскальзывает кончик языка, чтобы облизнуть нижнюю губу. Этого достаточно, чтобы я стал твердым. Не прерывая зрительного контакта, я снимаю с плеча ремень от гитары и медленно ставлю ее на стойку.

Взгляд Стеллы затуманивается от страсти.

— Сними футболку.

Живот сводит от болезненного томления, когда я тянусь руками за голову, хватаю горловину футболки и стягиваю ее. Стелла покачивается, словно это зрелище волнует ее и выбивает почву из-под ее ног. По моей коже разливается жар, дыхание ускоряется.

А потом полностью прерывается, когда Стелла стаскивает платье по плечам и бросает его на пол. Следующим слетает бюстгальтер. Я низко рычу, глядя на ее затвердевшие, возбужденные розовые соски.

— Иди сюда, Джакс Блэквуд, — хриплым от желания голосом требует она.

Кнопка хочет поиграть, и поэтому сейчас я Джакс. Спрыгнув со сцены, приближаюсь к ней. Схватив ее за сочную попку, поднимаю на руки, и наслаждаюсь тем, как по голой груди скользит шелк ее кожи. Приоткрыв губы, Стелла крепко обнимает мою талию ногами. Ее поцелуй отзывается в коленях, на головке члена, который рвется внутрь нее.

Ситуация слегка выходит из-под контроля. Мы натыкаемся на диван, падаем на прохладную кожу, и нежное тело Стеллы накрывает мое. Она нужна мне. Кожа к коже, губы к губам. Она — воздух, вода и жизнь. Обхватываю руками ее изящную спину и притягиваю еще ближе, даже когда она скользит языком глубже, пробуя меня на вкус нетерпеливыми облизываниями.

Ее крохотные шелковые трусики трещат от моей хватки, и я стону, когда влажность соприкасается и трется о низ моего живота. Стелла протягивает между нами руку и расстегивает пуговицу на моих джинсах, а потом я приподнимаю бедра, чтобы высвободить член. Но так и не могу оставить в покое ее сочный рот. По позвоночнику горячей волной пробегает чистая похоть, когда она наконец обхватывает мой член.