Вместо этого приходит осознание, что думаю о кудрях цвета красного золота и маленьких коричневых веснушках. Я скучаю по ее голосу. Кажется, я никогда раньше не скучал по чьему-то голосу. Не скажу, что в нем есть нечто исключительное, кроме того, что он принадлежит Стелле.

Это нехорошо. Я все больше привязываюсь к женщине, которая считает меня мудаком. Даже если бы она этого не делала, испытывать эмоции по отношению к кому-то — плохая идея. Мне даже не доверили заботу о домашних животных Киллиана… Как, блядь, я должен ориентироваться в реальных отношениях? Черт, я даже не способен сейчас прикоснуться к женщине. Не имеет значения, что курс антибиотиков пройден, и я совершенно здоров. Все равно чувствую себя зараженным. Испорченным.

— На хрен.

Играю несколько аккордов, но звук вступает в конфликт с остервенелым звонком в дверь соседней квартиры.

Я бросаю взгляд на свою дверь. У Стеллы компания? Великолепно. Вероятно, очередной придурковатый чувак, который платит за то, чтобы быть ее другом. И она им это позволяет. А мне? Мне в ответ дали от ворот поворот.

Больше меня это не волнует. Нет, волнует. Я повел себя как полный мудак, пытаясь развести Стеллу на дружбу, вместо того, чтобы просто признаться ей в своих чувствах. И я бы постоянно извинялся за это, если бы она позволила. Прошло уже три дня, а от нее ни слова. Я уже пару раз писал ей, но безрезультатно. Вчера позвонил в дверь, но она не ответила. Ладно, может, Стелла и была в отключке, но не знать об этом — полный отстой. Быть брошенным в социальную Сибирь — отстой.

Звонок не прекращается.

Мои пальцы зависают над струнами. Блядь. Блядь. Блядь.

Может, это не клиент. Возможно, пара. Кто-нибудь такой же милый, как те, с кем Стелла обычно видится. Она пустит его в свою постель? Позволит касаться себя? Будет прикасаться к нему? Несомненно. Если парень получит Стеллу в свою постель, он будет трогать ее. Много. Повсюду.

В затылке становится жарко и щиплет. Это не мое дело. Не мое собачье дело.

Звонок срабатывает снова. Я опускаю гитару и сжимаю зубы. По спине сбегает пот. Все, что я вижу — Стелла: ее мягкая, покрытая веснушками кожа медленно обнажается, когда какой-то придурок расстегивает ее топ…

— Твою мать.

Я встаю и шагаю к двери. Чтобы сделать что? Выставить себя идиотом? Умолять ее остановиться? Смешно. Невероятно нелепо. Ни за что я не стану таким парнем.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти, когда какой-то чувак начинает орать:

— Эй! Есть кто-нибудь? Вы не отвечаете, но все равно должны мне деньги!

Я напрягаю мышцы. Должна деньги? О, черт возьми, нет. Какого хера происходит?

— Эй! — кричит в коридоре сердитый парень. — Есть кто?

Он снова нажимает на звонок.

Ну, все. С меня хватит.

Тощий пацан студенческого возраста вздрагивает, когда я распахиваю дверь, но вскоре успокаивается.

— Эй, мужик. Прости, что беспокою. — Он сердито смотрит на дверь Киллиана. — Твой сосед впустил меня, а потом отказался открыть дверь. Кто-то же должен заплатить за этот суп.

В качестве доказательства он поднимает пакет, набитый коробками с едой.

На одно мгновение облегчение становится настолько сильным, что я прислоняюсь к дверному проему, чтобы дать ему возможность осесть. А потом его место занимает беспокойство, потому что если Стелла позвонила этому парню, она должна была открыть дверь. Я достаю из кармана несколько банкнот, намного больше, чем обычно стоит обед. Сунув деньги доставщику в руку, хватаю сумку и, не давая парню времени на размышления, быстро набираю код от двери Киллиана.

— Стелла? — зову, заходя в помещение.

Ее нет в гостиной, и мой пульс учащается. Мясистый орган заходится в груди, когда я ставлю суп и снова зову ее по имени. На этот раз громче. Вроде как в бешенстве, потому что ну, блядь.

— Стелла!

Слабый голос из ее комнаты заставляет меня бежать по ступенькам вверх, кровь стынет в жилах, в горле пересыхает.

Черт, если это хоть немного похоже на чувства друзей, когда нашли меня, теперь я абсолютно понимаю, почему они нянчатся со мной. Я врываюсь в ее комнату и, резко останавливаясь, едва не спотыкаюсь о ковер.

Стелла лежит, свернувшись на кровати, и трясется, ее влажные волосы спутаны, кожа покраснела.

— Малышка. — Подбегая, трогаю ее лоб. Она горит. — Дерьмо. Как долго ты в таком состоянии?

Вокруг ее тела обернута пропитанная потом простыня. Тусклым взглядом она смотрит на меня секунду, а потом опускается на подушку. Ничего не говорит, только хнычет. И моя грудь сжимается.

Прошли годы с того момента, когда я в последний раз находился рядом с больным человеком. Кажется, тогда Киллиан болел гриппом. И с ним возилась Бренна. Но я помню детство и то, как обо мне заботилась мать.

— Давай, милая, — шепчу, приподнимая Стеллу. — Нужно устроить тебя поудобнее.

Ее голова падает мне на плечо, и девушка снова всхлипывает. Нездоровый жар ее тела ощущается даже сквозь мою рубашку, и я сдерживаю проклятие. Осторожно уложив ее на диванчик, торопливо иду в комнату Киллиана, где, как я знаю, есть бар с напитками. Я в курсе, потому что ублюдок украл у меня эту идею.

Вооружившись бутылкой холодной воды и чистым стаканом, возвращаюсь назад и вижу, что Стелла дремлет. Использую это время, чтобы сменить простыни на ее кровати и взять обезболивающее. Когда снова беру ее на руки, Стелла издает протестующий стон.

— Все хорошо, — мягко убеждаю. — Ты будешь в порядке.

— Больно, — хрипит она.

— Где?

— Горло. Повсюду.

Я усаживаю ее на кровать и разворачиваю грязную простыню. Она одета в мятые и пропитанные потом майку и трусики. Ебать. Проведя рукой по волосам, секунду колеблюсь, а потом расправляю плечи. Она должна быть в чистой одежде. Конец истории.

Это требует некоторых усилий, но я надеваю на нее свободную белую футболку и стягиваю под ней майку. Да, веду себя как ханжа. Я видел столько обнаженных женщин, что сбился со счета. Но это же Стелла. Кажется неправильным видеть ее обнаженной, когда она беспомощна и больна.

Правда, пока я делаю это, она не произносит ни слова жалобы. Просто смотрит на меня тусклым, апатичным взглядом. Протягиваю стакан холодной воды, она берет его дрожащей рукой и делает совсем небольшой глоточек.

— Еще, — приказываю, прикладывая стакан к ее губам.

— Больно.

— Знаю, детка. Но тебе нужно пить. — Передаю две таблетки обезболивающего. — Выпей это.

На выражение ее лица больно смотреть, но Стелла выполняет просьбу перед тем, как откинуться на подушки. Укрываю ее простыней, а потом нахожу градусник.

Все плохо.

— Тридцать девять и четыре? — Я смотрю на нее. — Малышка, стоило позвонить мне.

Стелла не отвечает, но опять начинает трястись, и я укрываю ее покрывалом.

Сажусь рядом и провожу рукой по ее голове, чувствуя, как внутри меня бурлят раздражение и беспокойство. Умираю от желания прикоснуться к ее волосам, гадая, так же они шелковисты, как выглядят. Но сейчас она липкая от пота и, снова ругаясь, достаю телефон, чтобы набрать номер доктора Стерн.

Она отвечает быстро.

— У меня срочный случай, — сообщаю, аккуратно пропуская сквозь пальцы спутанные волосы Стеллы.

— Озвучивай чрезвычайную ситуацию, Джакс.

— У меня здесь подруга. У нее высокая температура. Озноб. Говорит, что болит горло. Нужно, чтобы ты ее посмотрела.

Будь я обычным человеком, доктор Стерн посоветовала бы доставить Стеллу в ближайшую больницу. Но так как «Килл-Джон» очень хорошо платит, чтобы доктор находился на расстоянии звонка по любому поводу, она отвечает, что сейчас прибудет.

Я плохо переношу ожидание. Ненавижу его. Прямо сейчас оно меня убивает. Стелла мучается от боли и хрен знает какой болезни. Желудок словно завязывается в узел, и я ложусь на кровать рядом с ней. Стелла внезапно скручивается, положив голову мне на колени. Ее щека прижимается к моему члену, и я стараюсь не морщиться. Я слишком напряжен, чтобы затвердеть. Но это не мешает ощущать ее присутствие.