— Я не знаю, кто эти двое.

— Музыкант и бейсболист… и обидно, что ты не знаешь их имен. Но нет, я не говорил ни об одном из знаменитых Барри. Я имел в виду твое свидание. Барри. Придурок, выглядящий как клерк.

— Его зовут Брэдли и он бухгалтер-криминалист.

— Ха. Я был близок.

— Я обязательно вспомню об этом, когда однажды представлю тебя как басиста, играющего в хоре.

Он снова толкает меня.

— Дерзкая Стелла. Подумать только, я прошел ради тебя по грязной воде.

Я украдкой улыбаюсь, но ничего не говорю. Я не настолько простачка.

Он хмыкает с явным раздражением.

— Перестань увиливать от ответа, Кнопка.

— Это был вопрос? Вероятно, я упустила его во всей суматохе, связанной с Барри.

— Да, вопрос.

— В самом деле? Все, что я услышала: «Вернемся к разговору о Барри».

Я чувствую, как он закатывает глаза, хотя смотрю вперед.

— Острячка, — бормочет он до того, как прочистить горло и заговорить со мной с четко выраженным английским акцентом, который может посоперничать с акцентом мистера Скотта. — Мисс Грей, хотел бы задать вопрос. Какова природа ваших отношений с Брэдли, бухгалтером-криминалистом?

Я не могу сдержать смех.

— Ты говоришь как профессор.

Он улыбается, слегка показывая зубы.

— Вообще-то я изображал своего отца. То, чего я стараюсь избегать, когда это в моих силах. — Он кивает подбородком в моем направлении. — Так что? Отвечай на вопрос.

— Даа… Без комментариев.

Джон останавливается, открывая рот в явном возмущении.

— Ты не можешь сказать такое!

— Конечно, могу, — бросаю я через плечо. — Это не твое дело.

Он снова начинает двигаться, в два больших шага догоняя меня.

— Ну же. Что происходит, Стелла? Брэдли сказал, что ты стоила каждого пенни. И он не единственный старикан, с которым я тебя видел.

Настала моя очередь остановиться.

— Что? Когда? Ты следишь за мной?

— Смотри, ты задала три вопроса, — самоуверенно произносит он. — И могу поклясться, что ты хочешь получить ответы на все, так ведь?

— Говори давай. — Я вторгаюсь в его личное пространство.

Джон хватает меня за палец, которым я тычу в его грудь, и ловко сцепляет наши руки, удерживая их близко к животу. Костяшки моих пальцев касаются твердой стенки его пресса, и тепло танцует по внутренней стороне бедер. Покраснев, я вырываюсь, но это не убивает его самодовольную улыбку.

— Два дня назад, Парк Мэдисон Сквер. Ты с каким-то страшно нервным чуваком обедали в «Shake Shack» и я бы сказал, что большую часть беседы вела ты.

Он видел меня с Тоддом? И я не заметила?

Мое тело заливает неприятный румянец.

— Господи. Ты шпионил за мной. Какого черта, Джон?

Он прищуривается.

— Эй, я сидел в двух столах от вас, занимаясь своим делом и попивая коктейль с кофе. Знаешь, ты вроде как шумная.

— А какого черта ты делал там одновременно со мной? И сегодня снова в то же самое время? Подозрительно.

— Ох, успокойся. — Он лениво взмахивает рукой. — Я признаю, что мы как-то странно выбираем время. И поверь, мне тоже не по себе, но я тебя не преследую. У меня есть дела и поинтересней.

— Например, есть в одиночестве? — Я сожалею о своих словах, как только произношу их.

Джон едва реагирует, что еще хуже. Он закрывается, выглядя опустошенным.

— Ага, обедать в одиночестве, — отвечает он хрипло, но без тепла.

Смысл его слов совершенно ясен: есть в одиночестве гораздо важнее, чем заниматься чем-нибудь со мной.

Внутренне я вздрагиваю, но понимаю, что тоже вела себя дерьмово по отношению к нему.

— Прости. Я не имела в виду…

— Ага, имела.

Его тон легче, губы искривляются, словно он сдерживает улыбку. И я понимаю: Джон не из той категории людей, кто лелеет обиду. Множество людей утверждают, что отпустили, но на самом деле это доступно лишь немногим. Черт, да я сама едва ли так делаю.

— Ну, я не хотела тебя обидеть, — поясняю я. — Я тоже обедаю в одиночестве.

— Когда? — спрашивает он, с подозрением глядя на меня зелеными глазами. — Потому что здесь, кажется, присутствует некая закономерность.

— Двое мужчин — это не закономерность.

Джон смотрит на меня так, будто я несу чепуху. И оказывается прав.

— Может, мне нравятся мужчины постарше. И что с того?

Он фыркает.

— Мужчины постарше, у которых есть деньги, чтобы платить.

Чертов идиот. Мои бедра дрожат от потребности сбежать. Я держусь.

— На что ты намекаешь?

Он оглядывается вокруг, а затем наклоняется. Его голос тепло рокочет у моего уха.

— Ты эскортница?

С таким же успехом он мог бы дать мне пощечину. Со вздохом я отпрыгиваю назад, чувствуя себя странно незащищенной. Так вот почему он заговорил со мной? Какое-то болезненное любопытство по поводу моей профессии? Звезды в моих глазах? Исчезли. Остались ли у меня хоть какие-то добрые мысли по поводу нового соседа? Пылают в пламени адского огня.

Джон хмурится, скользя взглядом по моему лицу. Но он не выглядит раскаивающимся, просто нетерпеливым.

— Ты на самом деле только что спросил, шлюха ли я? — Мой голос эхом разносится по улице, и выгуливающий собаку мужчина поворачивает голову в нашу сторону.

Джон игнорирует все, кроме меня.

— Не шлюха. Эскорт. Они спят не со всеми клиентами. Только с теми, кого сами выберут.

Ярость вибрирует в моих костях.

— Я… Ты… Я…

— Ты и я… — Он машет рукой. — Выкладывай, Стеллс.

— Пошел ты! — горячо выкрикиваю я. — Трахни себя соломинкой для коктейля!

Джон таращит глаза, его щеки становятся красными.

— Тебе не обязательно грубить.

— Это я грублю? — Я практически задыхаюсь от шока. — Я грублю? Ты обвиняешь меня в том, что я проститутка.

И знаете, что хуже всего? Мне стыдно. И для этого нет причин. Абсолютно. Я не эскортница, а даже и будь ей, это мое личное дело. Тем не менее, вот что со мной сделали его слова.

— Ты не стала бы первой. Это самая старая в мире профессия, — он говорит таким тоном, словно я этого не знаю.

Я выпрямляю спину.

— Знаешь что? Мы закончили.

А потом разворачиваюсь и ухожу.

Естественно, этот придурок идет следом.

— Ой, да брось. Что я еще должен был подумать? — Он резко машет рукой. — Ты зависаешь с придурочными престарелыми чуваками, которые заявляют, что ты стоишь каждого пенни, и они хотят еще.

Я ускоряюсь.

— Я могла бы учить их вязать!

— Я не видел там вязальных спиц.

— Не искушай меня. Иначе я засуну их тебе очень глубоко.

— Подло. Но все равно это не объясняет наличие чуваков.

— Я могла бы учить их йоге или танцам. Чему угодно. — Я пристально смотрю на Джона, шагая вперед. — Что угодно, кроме трахаться с ними за деньги!

Его румянец становится ярче.

— Может быть. Ладно. Понял. Трахаться за деньги неприемлемо.

Фыркая, я отталкиваю его. Или пытаюсь, олух слишком силен, чтобы сдвинуть его с места.

— Перестань преследовать меня, — шиплю я, направляясь к метро.

— Мы живем в одном доме.

Я останавливаюсь, Джон тоже. Достаточно высокий, чтобы заслонить облачное небо, он смотрит на меня с недоумением.

— Слушай, придурок. — Для пущей убедительности я бью его кулаком в живот. Черт подери, это как ударить в теплую стену. — Когда я говорю, что мы закончили, я имею в виду, что мы закончили. — Я ударяю его после каждого слова. — Не разговаривай со мной. Не смотри на меня. Просто забудь, что знаком со мной.

Выражение его лица можно описать только как надутый мужчина с выпяченной полной нижней губой. У меня появляется желание укусить ее. К сожалению, не могу решить, хочу я сделать это с сексуальным подтекстом или со злостью, так что можно будет почувствовать мой гнев. Может быть, и то, и другое.

Когда он заговаривает, голос звучит задумчиво и мрачно.

— Я думаю, нам стоит вернуться к этому, когда ты перестанешь хотеть оторвать мне член или втыкать вязальные спицы в странные места.