— Давай сюда.
— Уинстон, я умоляю, скажи зачем тебе…
— Рот закрой, женщина. Раскудахталась. Неужели я злодействовать пойду? Тут за углом фургон сломался, спрашивают чем ось выправить. Выгодно продам… — вооруженная Лоуд сошла со ступеней, но вспомнила что обещала, незаконных действий не вершить, обернулась и кинула супруге «крону». — Во, задаток дали! Смотри, не потеряй.
— Ах, Уинстон!
…- «Уинстон, Уинстон», а в доме молотков нет. Как живут⁈ — ворчал Л-Уинстон, шагая по переулку. Пора было менять облик. Лоуд огляделась и превратилась в молодого, но крепко обтертого жизнью джентльмена: с длинными сальными волосами, сутулого, в куцем пальто — возле курилен таких персон хватает. Оставалось пристроить топор: попалось на редкость неуклюжее орудие, и так за пояс пихаться не желает, и этак. Борясь с инструментом, Лоуд остановилась у какой-то двери…
… тьфу, оказалось, и дверь неправильная. В самый ненужный момент вздумала распахнуться, изнутри пахнуло виски, табачным дымом, донеслись сдержанно-азартные мужские голоса. Понятно, задняя дверь игорного заведения. Вышел бородатый джентльмен, чуть не столкнулся с Лоуд и замер, словно на портовую сваю налетел. Нет, оборотень понимала, что с топором в руках и в распахнутом пальто выглядит немного экстравагантно, но что уж так глаза выкатывать? Да, жилет и рубашку под пальто не успела изобразить, но грудь вполне мужская, а что ребристая и впалая, так это образ такой. Опиумно-мученический…
Бородач сделал крестный суеверный знак и пробормотал фразу, практически непонятную, хотя два знакомых слова там мелькнули.
— Иностранец, э? — нахмурился Л-молодой опиумный человек.
— Да, изволите видеть, изучаю лондонские нравы, — с ужасным акцентом признался лобастый бородач.
— Угу, я тоже изучаю, — продолжила хмуриться Лоуд. — А чего, коллега, на топор уставился? Топоры везде одинаковые.
— Позвольте, а вы кто? — со страхом и неуместным любопытством спросил не в меру любознательный турист.
— Я-то? Раскольщик я буду, — ляпнула Лоуд, не имеющая понятия какой профессии более подходит нелепый топорастый инструмент.
— Раскольник⁈ — ахнул гость столицы, на диво дурно понимающий нормальный язык. — Видите ли, меня зовут Феодор Достоеффский, и я…
— Да чего пристал, Феодор⁈ — озлобилась потерявшая терпение оборотень. — Щас как рубану…
Турист был догадлив — рванул в одну сторону, Лоуд зарысила в другую. На углу оглянулась: наглый Феодор стоял под фонарем, тянул шею, вглядываясь в темноту. Обозленная оборотень погрозила топором — проклятый турист живо исчез в тумане.
Лоуд пристроила топор под мышкой, запахнула пальтишко и зашагала к реке.
— Вот откуда такие дерзкие понаезжают? Не, мы сами приезжие, но этот бородатый уж вообще ни стыда, не совести. Феодор он, понимаете…
Мешок был на месте, река тоже, пора было браться за дело. Лоуд перенесла груз — щенки вели себя смирно. Спасительница поставила ношу, и, глядя на задернутую туманом пахучую Темзу, сердито продекламировала:
— А белый лебедь на пруду качает мертвую икру.
Мешок почтительно выслушал строку чрезвычайно назидательной и печальной песни, что несколько примирило шпионку с неисчислимыми глупостями данного вечера.
— Ладно, ждите…
…Молодая девица вся в светлом и изумительно элегантном наряде, всхлипывая, сбежала к лодочной пристани. Тусклый фонарь на миг осветил юное, прекрасное лицо, красавица, стуча каблучками, пробежала по дощатому настилу, белая шаль ангельским крылом трепетала за спиной юной особы.
— Мисс, э… мисс… — окликнул девушку выглянувший на звук шагов сторож.
Юная особа ответила новым душераздирающим всхлипом и надбавила ходу. Бежала она крайне нелепо, часто двигая локотками и семеня, ни дать ни взять пташка, вырвавшаяся из клетки с поврежденным крылышком и вдребезги разбитой душой.
— Остановитесь, мисс! — вскричал сторож, глубоко встревоженный этим отчаянием, сквозящим в каждом движении внезапного белого видения. Конец пристани был уже близок, впереди мерцала темная вода Темзы, а обезумевшая девушка и не думала останавливаться…
Под конец Л-девица позволила себе чуть-чуть избыточного и толкнулась от мостков с прирожденным морским изяществом. Ах, это было чудесно: стройная фигура, вся такая развевающаяся и воздушная, рыбкой вспорхнула над речной водой, мелькнула под юбками очаровательная ножка в светлом чулке (в самую меру обнаженная, напоследок-то можно или нет?). Почти без всплеска приняла равнодушная Темза свою очередную жертву, лишь чуть колыхнулась темная водяная гладь. Еще кружился в туманном мраке белоснежный шарф, не спеша опуститься на водяную могилу погубленной невинности…
Шарфом Лоуд весьма гордилась — между прочим, весьма сложная иллюзия. Спектакль вышел что надо, с остальным было хуже — вода этой Темзы такое откровенное говно! И как в нем местные только топятся⁈
Пока Лоуд плыла под водой между опорами пристани, ошалевший сторож, уронив трубку, побежал между лодок, потом кинулся обратно, затрещал старой караульной трещоткой, потом схватился за багор и во всё глотку вопя всякое тревожное и призывное, затопал по мосткам к месту трагедии…
Через несколько минут на пристани столпилась уйма народу: местные обитатели, пьянчужки и прочие зеваки, набежавшие от пабов. Люди, вооруженные баграми, искали тело несчастной, с берега кричали и направляли, указующе светя фонарями. На другом конце пристани Лоуд без особого труда поддела топором кольцо в настиле, уложила в лодку цепь, груз и идиотский инструмент. Сходила к складу, выбрала весла. Успела посоветовать одному из констеблей, что искать утопшую нужно гораздо ниже по течению и благополучно отчалила. На реке болталось уже десятка три лодок, все гребцы очень волновались. Лоуд решила, что помогать столь знающим людям попросту бессмысленно и потихоньку двинулась вдоль берега. Зверьки в мешке внимательно слушали крики людей, тоже очень переживали, но помалкивали…
Шум остался позади, Лоуд умиротворенно работала веслами, ядовитые запахи воды уже не так досаждали, мнилось что море где-то рядом… Эх, тут до того моря… Небось, и там всё поотравляли. Но всё-таки нужно глянуть, а то спросят дома «как там с приливами и маяками?», а Оно «да не успела я, всё как-то дела, дела…». Позорно выйдет.
Лоуд скользила сквозь полосы тумана и мутные пятна береговых огней. Зверьки выбрались из мешка, обнюхали лодку и забрались на банку — оборотень любознательству добычи не мешала, наблюдала за манерами щенков и размышляла. Странная добыча, но интересная. Особенно, Кривоног. Толковый пес, хотя еще и мелкий. Прихватить бы домой. Светлоледя станет возражать, поскольку о правилах сбора памяток заранее уславливались. Но ведь о зверьках тогда не упоминали, значит, имеются эти… как их… нюансы. Но на квартиру к сквайру тащить зверька нельзя, этакий визг в три глотки поднимут, поскольку мисс Анди тоже на дыбки встанет. Временное пристанище песикам нужно найти, а дружку Кривонога еще и приличного хозяина подобрать. Ну и как с этим прикажете изловчиться?
Лоуд решила, что изловчится поближе к месту, и принялась размышлять о том, что «домом» вдруг вовсе даже не Лагуну назвала. Почему-то Бескрылый, Гру, салми и даже дурацкий дирижопель как-то сразу вспомнились. Да отчего бы и двум домам не быть? Один походный, другой для сбора памяток — недурно придумано.
Руки уже приятно ныли — вспомнили как весла держать. Мимо тянулись верфи и пристани, в тумане проплывало пыхтение и огни паровых катеров и барок, тянуло то угольным дымом, то смолой и горячим железом. Дважды одинокого лодочника окликали, Лоуд охотно отзывалась, налегая на «чертт возьми». Проскакивало, лондонские шкипера и речные полицейские — люди весьма доверчивые, как и всякие человеки, мнящие себя пупами воды и мира. Гребла себе в удовольствие вольная шпионка, мурлыкала под нос:
— Пусть звёзды давят нам на грудь — хрен продохнуть, Пусть дым тут ядовит как ртуть и пусть не видно где свернуть
Но мы пройдем лихой наш путь через туман…[1]
