— Ну не выбрасывать же? — возмутилась Лоуд. — Я тут по всему городу прятала, старалась, а теперь взять и забыть? Да и глупо гонять лодку полупустой.
— Ну. Совсем полупустой, — заметил Гру, пытаясь усесться за весло.
— Распихай коробки с чаем пошире, там полно места, — посоветовала оборотень. — И не уподобляйтесь Светлоледе — чуть что, сразу брюзжать принимаетесь. Лодка-то хорошая?
— Неплохая, — согласился Укс. — Но потонем, чтоб мне пополам разорваться.
Лодку Лоуд выбирала тщательно: полированный планширь, доски аж лоснятся, уключины с узорчиком. Едва угнали, пришлось двум сторожам по башке дать, а с замком только ушлые гремлины и справились. Но ничего, главное, сделали.
— Как идет! — восхитилась оборотень. — Ни звука, ни всплеска. Умеют шмондюки строить.
Мужчины невнятно промычали: оба были в респираторах и натянутых поверх них масках-чулках — сей жутковатый вид внушил неимоверное уважение малолетним головорезам, помогавшим в сборе и отправке груза, но мешал грести.
Ялик выгреб уже к середине реки, Лоуд огляделась — вдалеке маячил смутный сигнальный фонарь уходящего катера. Этот не помешает.
— Если при Прыжке качнет, определенно черпанем, — предостерег Укс.
— Каким-то ты трусливым стал, — удивилась Лоуд, перебираясь на нос. — Если черпанем, так и что? Не сахарные. Да и с какой стати нам черпать? Всё, отсчитываю. Три… два…
…Ничуть не качнуло, и никакого треска не случилось, но тонуть начали мгновенно. До берега оставалось несколько шагов, мокрые гребцы с проклятиями выбрались на камни. Кормы у шлюпки не имелось: в Прыжке как ножом срезало. Качались коробки, подпрыгивали на волне бутылки «Швепса», коричневым ковром расплывались кофейные зерна…
— Не вместились мы в окно. Немного не так нужно было, — заметила оборотень, стряхивая с себя отяжелевшее пальто.
— Не так⁈ — взъярился Грузчик. — Ты, Оно, вообще сдурело! Кто клялся «я знаю как! я знаю как!». Да у меня нога, считай, точно там и стояла!
— Ну! — подтвердил Гру.
— Может, из-за ваших ног все и вышло? — выдвинула Лоуд вполне вероятную версию причины крушения. — Чего вы орете? Спасать нужно, пока вообще всё не утопло. А лодку потом другую возьмем. Там рядом стояла, темненькая такая…
Партнеры полезли спасать имущество, добытое честным и непосильным шпионским трудом. Укс рычал, ругался, но удивительные вещи действительно было жаль упускать…
* * *
…Мин рычал, Зу подвывала — они выздоровели. Ну, может, не на голову, но в остальном уж точно. Песок оставался теплым даже ночью, по берегу от города до Бухты Змеиных Родников имелась уйма гротов, склонов и карнизов с ровными камнями. А, и с неровными, тоже. И в мастерской было недурно, но если нельзя выть, так уже немного не тот восторг случается. Старый Гак уже выходил ночью с арбалетом, утверждал, что в саду какие-то мелкие йиены завелись. Ну почему же мелкие? Немного обидно.
Зу стала выше ростом, стройной и красивой. Если вглядеться. Короткая стрижка гремлинше очень шла, татуировки на шее и щеке скрыли шрамы и выглядела Зу круто. Со шрамами на голове и лбу нужно было что-то элегантное придумать, хотя боевые отметины считаются недостатком внешности лишь у тыловых глупцов. Но подкормить ветераншу еще очень и очень требовалось…
Летняя ночь создана для прогулок и глупо этим не пользоваться. Тем более, лето уже шло к концу. Мин твердо решил отправляться на север с предпоследним караваном. Как раз «Новая собака» пойдет, большая часть моряков там знакома, поспокойнее путешествовать будет. Чернонос тоже считал, что засиделись — Глор он уже знал получше своего хвоста, успел подраться с собаками в Цитадели и вообще мучился вольными анархическими настроениями. И Зу, и крысу, будет полезно взглянуть на море с борта драккара, оценить истинную величину мира.
Днем выздоравливающие энергично ремонтировали чулан и разговаривали о севере. Зу расспрашивала о мастерских. Долине и ее обитателях, хотя и так почти всё уже знала. Ну, о мастерских, понятно, можно говорить вечно.
…— Все же не знаю. Я больше разрушать умею, а тут наоборот. И металла у вас мало. Будут ко мне ваши переростки придираться.
— Ты, главное, к ним сама не придирайся. Сработаетесь. А разрушать нам будет что. Война, она сама нас найдет, а диверсанты всегда нужны…
Но пока стоял мир и тянулось славное приморское лето, можно было завалиться на кучу стружек и взвыть тихим воем. Подождет война…
К войне готовились все. В Глоре проводились неспешные, но крайне хитроумные мероприятия на случай внезапной мобилизации. Мина частенько вызывали на консультации, сидели то в Гильдии, то в «Компании Нельсона», решали заковыристые технические вопросы. И в Новом Конгере шевелились на этот счет, и в Краснохолмье, и даже в крошечных Ливнях строили новый военный маяк. В иных мирах тоже напряженно работали: заглядывал Андрей, рассказывал о тревожной обстановке в сопредельностях. О возможной войне помнили на севере и на юге, и на Старой Земле, и в Лондоне, и даже в деревушке Туллох-Овкка, что в горной Шотландии. Питие виски здесь с некоторых пор не поощрялось, килты не особо носили, зато боевой хайхланд[1] танцевали с таким задором, что и описать невозможно. Народ здесь подобрался работящий, свиноводство процветало, девицы из соседних кланов замуж за деревенских шли с превеликой охотой. Смущал, правда, соседей, обычай еженедельного «майдануса», но Мак-Бул объяснял, что ритуал старинный, символический и худого в нем нет. И правда, ничего в Туллох-Овкке плохого не случалось — всё осталось в чопорной Англии, а то и дальше. Вспоминая Лондон и жахлывый «Нью-Крейн», плевали горцы-свиноводы в ту поганую сторону, а в какую еще непременно плюнуть надлежало, то из памяти поизгладилось.
Лондон порой вспоминали и в Медвежьей Долине, но без особых плевков. Летом с оказией попала в «Две лапы» симпатичная диадемка с бриллиантиками. В записке было сказано, «вот за подкладку завалилось, делимся для памятности». Милая вещица, пусть и полной бесполезности. Решено было, что сувенир на свадьбах долинные невесты будут надевать. На осень в деревнях свадеб порядком намечалось, а пока невесты в каминный зал заглядывали, на «принцесский венец» смотрели и от восторга ахали. Осень ожидалась урожайной, щедрой и праздничной. Да и какая мирная осень не праздничная?
Вот в самом Лондоне личный состав Второго Боевого Крыла Чистой Ночи твердо помнил, что война никуда не делась, строил запасной укрепрайон под парком Сент-Джеймс и напряженно трудился над формированием новых подразделений. Процесс шел отнюдь не безнадежно…
И только один персонаж этой бесконечной шпионско-политической эпопеи о Лондоне не вспоминал.
Тиф жила в хижине недалеко от дозорной башни, что стоит на Всхолмской дороге. С пологого склона виднелось море, до того огромное, что и поверить в него трудно. Днем можно было спуститься вдоль ручья в бухточку и осторожно окунуться на мелководье. Сияли ослепительные летние дни. Вдали по дороге двигались повозки, иногда скакали спешащие гонцы — Тиф смотрела на них со склона, щурилась на жаркое, как небывалая газовая горелка, солнце. День тянулся длинный и спокойный, приходил вечер, Тиффани засыпала, и спала, не видя снов, рассветные лучи вползали под крышу, и наступало утро… Отшельница выходила к ручью за водой, издалека приветствовала стражника на башне — тот отвечал привычным взмахом копья. Стражники никогда не подходили к хижине — было указано им на этот счет весьма строго. Да и не каждый герой рискнет напрашиваться в гости к молчаливой девице, что в одиночестве живет у заброшенного кладбища.
Это называлось «карантин», хотя кто в огромном городе Глоре знал то хитрое слово? А слово было хорошим, снизошло оно полным спокойствием на душу мисс Тиффани Лидл, согрело тело. Одинокой Тиф себя не чувствовала. По утрам она старательно прибирала между вольно разбросанных могил, методично срубала высокие колючки, расчищая заросшие тропки, днем варила обед и проверяла расчетные книги, что привозила молодая строгая женщина с чудным именем Син. Имелся у этой глорской деловой дамы немалый торговый бизнес, а умелых счетоводов на местных складах катастрофически недоставало. Платили за проверки не то чтобы особо щедро, но и не мало — в самый раз. Привозил на ослике продукты улыбчивый старик, рассказывал о городских новостях. Ну и иные гости бывали, как на подбор спокойные, рассудительные, не особо засиживающиеся. Тиф знала, что за ней присматривают, ждут не станет ли худо, не начнет ли кровью плевать. Боятся здесь заразы чахотки, что очень верно и правильно. Да и самой Тиф спокойнее — если помрешь, так и закопают, пусть с осторожностью, зато тщательно и надежно. А на таком кладбище и лежать приятно: смотри себе на море и дорогу, да наслаждайся…