— А вообще… тебе нравилось быть человеком?

— Вообще… — задумчиво смотрит в даль. — Да, нравилось. Но тогда я и не знал ничего другого, — переводит внимательный взгляд на меня. Словно пытаясь понять, а какого мне самой было с рождения жить в теле вампира.

— А теперь? Тебе больше нравится быть вампиром или человеком?

— Что же… — вновь становится задумчивым. — У вампиров есть определенные преимущества в физическом плане, это правда, но… у них куда больше ограничений, чем у людей, — снова смотрит на меня, и в его взгляде отражается печаль.

Моргаю. Наверное, он говорит о своем статусе слуги? Или о каких ограничениях идет речь? О каких-то в жизни вампиров? Какие ограничения у нас есть?

Несколько секунд мы молча идем вдоль парка. Маркус, кажется, ударившись в воспоминания о своей прошлой жизни, а я, раздумывая о его словах.

— Расскажи какой была твоя жизнь до того, как ты стал вампиром? — поворачиваю голову и смотрю на его задумчивое лицо.

— Это была жизнь без… страха, — поднимает глаза к небу.

— Страха? — удивленно хлопаю глазами.

— Мы просыпались утром, шли на работу, общались с другими людьми, вечером развлекались в городе или занимались домашними делами.

— Пока что звучит очень похоже на обычную вампирскую жизнь, если не считать времени дня, — пожимаю плечами. Отчего-то мне очень хотелось доказать, хотя бы себе, что быть вампиром не хуже, чем человеком.

— После того, как солнце садилось за горизонт, мы могли продолжать веселиться и гулять хоть до самого утра, хоть до следующего вечера, если не было дел, — смотрит на меня с болью. Вампиром запрещено так долго находиться на улице. — И мы могли общаться с кем угодно.

Перевожу взгляд на тротуар. Вампирам запрещено находиться на улице днем, а еще сближаться с людьми.

— По факту на людей действуют такие же правила, — хмыкаю самоуверенно. — Просто некоторые их нарушают, — многозначительно смотрю на него, намекая на то, что у людей тоже есть негласный комендантский час. Хотя и не такой строгий, как у нас.

— Но мы могли без страха сближаться с теми, с кем захотим, — продолжает упрямиться.

— Ага, и быть съеденными рано или поздно, — усмехаюсь и хмурюсь.

— Да, быть съеденными, — повторяет немного мечтательно.

— Что?

— Когда ты человек, ты боишься быть съеденным, боишься стать жертвой, поэтому избегаешь всего опасного, а когда ты вампир, тебе доступно все и ничего одновременно, потому что ты машина, существующая лишь во имя смерти, — произносит тихо и печально.

Несколько секунд мы идем в тишине. Перед глазами летают картинки то ли из его воспоминаний, вычерпнутые моей силой, то ли из моего собственного воображения. Вижу ночной клуб. Яркие цвета огней, танцующие силуэты и пятна крови на задней двери, украшенной граффити.

— Я могу быть с человеческими девушками, но боюсь, что убью их. Точно также и ты можешь быть с человеческими мужчинами, но боишься, что выпьешь их, и в этом страхе мы, бесконечно одинокие, тянемся друг к другу, потому что иначе не выжить, иначе…

Ловлю в темноте взгляд его печальных глаз. Отражение огней фонарей под черными ресницами. Он протягивает руку, и я касаюсь его прохладных пальцев.

— Мы совсем потеряем остатки человечности и останемся лишь…

— Машинами..? — удивляюсь тихому звуку собственного голоса.

— Для убийства, — смотрит на меня, и я начинаю понимать, к чему он клонит.

— Высшие и их слуги, — опускаю взгляд на асфальт.

— Да, — пролетает тихое по парку. — Если высший еще контактирует с обществом, то слуги отрезаны, они больше не его часть, больше не нужны для построения связей и продолжения рода. Они лишь машины для убийства, другого смысла в них нет.

Несколько секунд мы молча идем вдоль забора, постепенно приближаясь к дому.

— Когда ты был человеком, у тебя была девушка? — смотрю на него с интересом и отчего-то ощущаю смущение от собственного вопроса.

Смотрит на меня и улыбается воспоминаниям.

— О, у меня было много девушек, — усмехается и сжимает мою руку. Да, мы еще от парка идем, держась за руки.

— Ты врешь, хвастун, — смеюсь, глядя в его серые глаза и пытаюсь угадать, правда ли это.

— Можешь не верить, если не хочешь, — пожимает плечами, словно ему все равно. — Я начал общаться с девушками еще в старшей школе. Тогда я ничего не знал о запрете с кем-то сближаться или о том, что у каждого должна быть лишь одна пара, тогда я… был свободным.

— Свободным?

— Я общался где-то с тремя-пятью девушками параллельно, с какими-то дело доходило только до близких разговоров, с кем-то куда дальше. Так продолжалось и в вузе. Там у нас стало куда больше свободы и самостоятельности, но эти связи не были долгими. Все, чего мы боялись, как бы после очередного перепиха в темном углу клуба она не залетела. А если залетела, как доказать, что не от тебя, — тихо смеется в кулак.

— Что за кошмар? — морщусь, отказываясь даже представлять это.

— Это была настоящая свобода, — улыбается с наслаждением.

— И ты вот так постоянно… с несколькими девушками..? — спрашиваю с некоторым отвращением. Для вампиров полигамные пары уж слишком неестественны. Мы достаточно долго придерживаемся одного партнера и просто так его не меняем.

— Нет, где-то за год до обращения я решил остепениться… — произносит это и запинается. Уставляется на свои ноги и немного замедляется. — Мы решили. Я и она, — переводит взгляд на меня, и сразу становится очень неловко.

— Вы образовали пару?

— Да, что-то вроде того. Так что… к моменту обращения у меня была пара. Девушка, которую я любил, с которой проводил много времени, к которой привык, которой дорожил… — перечисляет спокойно, но голос его звучит так, будто он постепенно сдирает кожу с себя самого.

— И что с ней стало после твоего обращения? — спрашиваю осторожно, и ответом мне становится его абсолютно опустошенный взгляд.

— Я выпил ее.

— Выпил..? — замедляю шаг и останавливаюсь. Маркус проходит немного вперед, тоже замедляется, останавливается и оборачивается. — Ты хочешь сказать, что ты… ты..?

Смотрю на него, пытаясь разобрать какие-то эмоции в пустом взгляде серых глаз. Зацепиться за что-то и узнать правду. Увидеть, что произошло на самом деле, но…

— Да, — смотрит на меня сухим и спокойным взглядом.

— Но зачем, ты же… ты сблизился с человеком и… — теряюсь от количества слов и эмоций, которые нельзя выпускать наружу, чтобы не нарушить напряженную тишину ночи, наполненную запахом крови.

— Я не мог поступить иначе, — смотрит под ноги. — Можешь считать меня монстром, но я должен был… попытаться.

— Попытаться? Но ты ведь должен был понимать! Она ведь была дорога тебе, — делаю отчаянный шаг вперед, словно это могло удержать прошлого Маркуса от этих импульсивных поступков.

— А я был дорог ей, — отвечает спокойно. — Она не хотела, чтобы я умирал. А я не хотел притворяться мертвым, когда был жив. Только не для нее, — протягивает руку и осторожно касается моего лица. Словно смахивает легкую паутину времени.

— И как долго… продлились ваши отношения? — насторожено замираю.

— Недолго, — переводит взгляд на одинокий листок, медленно падающий на асфальт. — Немного больше недели.

— Но ты ведь… понимал, на что идешь?

— Отчасти, но какое теперь это имеет значение? — возвращает взгляд на меня.

— И каково это было? Пить ее? Ты ведь… любил ее. Как ты мог желать ей смерти?

— В какой-то момент… — задумчиво перемещает пальцы с моей щеки на плечо. — Желание ощутить вкус ее крови стало сильнее страха за ее жизнь.

— Но ты ведь мог остановиться, — напряженно сжимаю губы.

— Так могут говорить лишь те, кто никогда не пробовал настоящей живой крови, — приближается ко мне почти вплотную и медленно облизывает губы.