Я фыркаю, не сдержав смеха. — Удачи ему с этим.

Голова отца склоняется набок, и он пристально смотрит на меня, оценивая.

— Знаешь, почему я выбрал тебя в качестве Залога? А не твоего брата?

О, нет. Только не этот разговор. — Подбросил монетку?

— Ты была таким необычным ребёнком, Мизери. Никогда не проявляла интереса к происходящему вокруг, запертая в хранилище внутри своей головы, до тебя было трудно добраться. Замкнутая. Другие дети пытались подружиться с тобой, ты упрямо держала их на расстоянии…

— Другие дети знали, что именно меня отправят к людям, и начали называть меня «беззубой предательницей», как только смогли составить полноценные предложения. Или ты забыл, как в семь лет сыновья и дочери твоих коллег по Совету украли мою одежду и вытолкнули меня на солнце прямо перед полуднем? И эти же люди плевали на меня и издевались, когда я вернулась после десяти лет службы в качестве их Залога, так что я не… — я медленно выдохнула и напомнила себе, что всё нормально. Со мной всё в порядке. Я неприкасаемая. Мне двадцать пять, у меня есть мои поддельные человеческие документы, моя квартира, мой кот (пошла ты, Серена), моя… Ладно, сейчас у меня, наверное, нет работы, но я скоро найду другую, со стопроцентной гарантией отсутствия Пирса и ему подобных. У меня есть друзья — подруга. Наверное.

Главное, я научилась безразличию. Ко всему.

— Свадьба, о которой ты упомянул. Чья она?

Отец поджимает губы. Прошло несколько мгновений, прежде чем он снова заговорил.

— Когда оборотень и вампир стоят друг перед другом, всё, что они видят…

— Астру, — я опускаю взгляд на свой телефон, испытывая нетерпение. — Три минуты и сорок семь секунд…

— Они видят свадьбу между вампиром и Альфой, которая должна была принести мир, но обернулась смертью. Оборотни — животные, и ими всегда останутся, но мы находимся на грани вымирания, и нужно думать о благе большинства. Если мы позволим людям и оборотням сформировать альянс, который исключает нас, они могут полностью нас уничтожить…

— О, боже! — Внезапно до меня доходит, к какому безумному, нелепому финалу он ведёт, и я прикрываю глаза. — Ты же шутишь, да?

— Мизери.

— Нет, — я издаю смешок. — Ты… Отец, мы не можем выйти из этой войны с помощью брака. — Не знаю, почему я перешла на Язык, но это застаёт его врасплох. И, может быть, это к лучшему, может быть, ему это нужно. Минута, чтобы осмыслить это безумие. — Кто согласится на это?

Отец смотрит на меня так пристально, что я понимаю. Просто понимаю.

И я разражаюсь хохотом.

Я громко смеялась только с Сереной, а значит, с тех пор прошло больше месяца. Мой мозг чуть не задыхается, поражённый этими новомодными, загадочными звуками, которые издаёт мой голосовой аппарат. — Ты что, испорченной крови напился? Потому что ты спятил.

— Моя задача заботиться о благе большинства, а благо большинства заключается в процветании нашего народа, — его явно задела моя реакция, но я не могу сдержать смеха, клокочущего в моём горле. — Это была бы работа, Мизери. Компенсируемая.

Боже, это же… это так смешно. И безумно. — Никакая сумма денег не убедит меня выйти замуж за… Это десять миллиардов долларов?

— Нет.

— Ну, тогда никакая меньшая сумма не убедит меня выйти замуж за оборотня.

— Финансово ты будешь обеспечена на всю жизнь. Ты же знаешь, карманы Совета глубоки. И настоящего брака никто не ожидает. Вы будете супругами лишь на бумаге. Ты проведёшь на территории оборотней всего один год, что послужит сигналом того, что вампиры могут быть в безопасности с оборотнями…

— Вампиры не могут быть в безопасности с оборотнями, — я вскакиваю и начинаю ходить взад-перед перед ним, массируя висок. — Почему ты вообще просишь меня? Очевидно, я не твой первый вариант.

— Нет, — сухо ответил он. — И не второй. Совет единогласно решил, что нам нужно действовать, и несколько членов предложили своих родственников. Изначально дочь советника Эссена согласилась. Но она передумала…

— О, боже, — я перестала расхаживать. — Вы рассматриваете это как обмен Залогом?

— Конечно. И оборотни тоже. Альфа пришлёт к нам оборотня. Кого-то важного для него. Она будет с нами столько же, сколько ты с ним. Обеспечивая вашу взаимную безопасность.

Спятил. Полностью спятил.

Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.

— Ну, я… — Считаю, что вы все там рехнулись, и кто бы ни пришёл на эту свадьбу, его растерзают, и ты ещё смеешь просить меня об этом, — …польщена, что ты обо мне вспомнил, но нет уж, уволь. Спасибо.

— Мизери.

Я подхожу к столу, чтобы взять телефон (осталась одна минута и тринадцать секунд), и на мгновение оказываюсь так близко к отцу, что чувствую ритм его крови в своих костях. Медленный, размеренный, до боли знакомый.

Сердцебиение, как отпечатки пальцев, — уникальное, неповторимое, самый простой способ отличить людей друг от друга. Сердцебиение отца было отпечатано на моей коже с того дня, как я родилась, когда он стал первым, кто взял меня на руки, первым, кто заботился обо мне, первым, кто узнал меня.

А потом он умыл руки.

— Нет, — говорю я. Ему. Себе.

— Смерть Роско — это возможность.

— Смерть Роско была убийством, — спокойно отмечаю я. — Руками того, за кого ты хочешь меня выдать.

— Знаешь, сколько детей-вампиров родилось в этом году на Юго-Западе?

— Мне всё равно.

— Меньше трех сотен. Если оборотни и люди объединятся, чтобы отобрать у нас земли, они уничтожат нас. Полностью. Благо большинства…

— … дело, на которое я уже пожертвовала, и никто не выражает мне особой благодарности, — я решительно встречаюсь с его взглядом. С решительностью сунула телефон в карман. — Я сделала достаточно. У меня есть своя жизнь, и я возвращаюсь к ней.

— Так ли это?

Я замерла, развернувшись лишь наполовину.

— Прости, что?

— Есть ли у тебя жизнь, Мизери? — Его слова сопровождаются пристальным, но осторожным взглядом, словно он надавливает на острие ножа, едва касающегося моей шеи.

«Мне нужно, чтобы тебя хоть что-то волновало, кроме меня, Мизери! Хоть что-то!»

Я отгоняю воспоминание и сглатываю.

— Удачи найти другую жертву.

— Ты чувствуешь себя чужой среди своих. Это могло бы вернуть тебе их расположение.

Волна гнева прокатилась по моему позвоночнику. — Пожалуй, я воздержусь, отец. По крайней мере, пока они сами не вернут себе моё, — я отхожу на несколько шагов назад, весело махнув рукой. — Я ухожу.

— Мои десять минут ещё не истекли, — мой телефон выбрал именно этот момент, чтобы запищать.

— Как вовремя, — я одарила его улыбкой. Если мои клыки его беспокоят, что ж, его проблемы. — Могу с уверенностью сказать, что никакое количество времени не изменит итога этого разговора.

— Мизери, — в его голосе появляется оттенок мольбы, что немного забавно.

Обидно, досадно. — Увидимся через… семь лет? Или когда ты решишь, что мир спасёт сетевой маркетинг от оборотней и вампиров, и попытаешься втюхать мне БАДы. Но попроси Ваню заехать за мной домой. Переписывать резюме нет никакого желания, — говорю я и поворачиваюсь, чтобы нащупать дверную ручку.

— Через семь лет другой возможности не будет, Мизери.

Я закатываю глаза и распахиваю дверь. — До свидания, отец.

— Морленд — первый Альфа, который…

Я хлопнула дверью, не удосужившись выйти из кабинета, и резко развернулась лицом к отцу. Сердце стучит медленно, словно ползёт, и тяжело громыхает в груди.

— Что ты только что сказал?

Он выпрямляется у стола, явно растерянный, но в его глазах появилась слабая надежда.

— Ни один другой Альфа…

— Имя. Ты назвал имя. Как…?

— Морленд? — повторяет он.

— Его полное имя! Как его зовут?

Глаза отца подозрительно сужаются, но через несколько секунд он произносит: — Лоу. Лоу Морленд.

Я посмотрела на пол, который, казалось, дрожал. Потом на потолок. Сделала несколько глубоких вдохов, каждый медленнее предыдущего, а затем дрожащей рукой провожу по волосам, хотя рука кажется тысячефунтовым грузом.