Самому Косову было сложно судить, как у него получалось петь. Он понимал, что не Калошин, и уж тем более — не Ободзинский… тут и сравнивать глупо. Но… судя по всему — неплохо получается. Вон как дамочки поплыли! А у Насти — щечки зарумянились!

«Ф-у-у-х-х… небольшой перекур! Все-таки одному все отыгрывать… тяжко!».

Иван чувствовал, как к спине начинает прилипать нижняя рубаха.

— Девочки! Это же все песни из репертуара Игоря… ну — Калошина! Я же вам только что говорила! — продолжала восторженно верещать все та же девчуля, — Я же все-все их помню! Потом даже в песенник записала, ну… что вспомнить точно смогла! Я даже программку сохранила! Почти наизусть ее выучила, вот! Там и авторы песен были напечатаны. Да их и на самом концерте объявляли! Стихи — Ивана Косова, музыка — Ильи Кучкова, вот! — гордо закончила девушка.

За столом как-то притихли, соображая. А Настя перевела удивленный взгляд на Ивана.

«Блядь такая! Ну кто ее за язык-то тянул, а! Вот так и «палятся» разные… «Штирлицы»!».

— Девочки и женщины! А где у вас можно покурить и дух перевести? — попытался сменить тему Косов.

Настя, не сводя с него взгляда, поднялась:

— Пойдем, я покажу!

Когда они зашли в санпропускник, она включила вытяжную вентиляцию, которая негромко зашумела.

— И как это понимать, Иван? Это действительно твои песни? Или песни этого… Игоря Калошина? — не сводила она с него взгляда.

Иван прикурил папиросу сам, и поднес зажигалку к ее папиросе. Она прикурила:

— Ну же… и что ты молчишь? Ты что — соврал тогда?

— Нет… это действительно мои песни. Просто первым, кто их пел — был Игорь Калошин. Впрочем, и сейчас поет, как слышала…

— Х-м-м… а что я о тебе еще не знаю? — выжидающе смотрела Настя на него.

— А чего ты не знаешь? Я тебе сразу сказал, что автор некоторых песен — я. Я же тебе говорил и о том, что выступал несколько раз в концертах. Разве не так? — пожал он плечами.

Она задумалась и удивленно протянула:

— Да нет… все так! И про песни говорил, и про концерты…

— И что тогда?

— Ну… я не знаю. Как-то все равно это неожиданно… В голове не укладывается все это разом.

Косов хмыкнул:

— Но я же тебе не врал…

— Да, действительно, не врал!

В дверь постучали:

— Анастасия Ивановна! Мы вас ждем!

— Пошли уж… вот откуда ты такой только взялся?! — она первой пошла к двери, — Вытяжку не выключай, пусть вытягивает. Потом еще и девчонки курить побегут…

В палатке их встретила тишина за столом.

— Иван! Я думаю… женщины хотели бы услышать от тебя, и кто ты такой, и почему поешь эти песни! — «подставила» его тетя-врач.

— Ну а зачем? — развел Косов руками, — Хотя… теперь, наверное, и правда — надо сказать.

Иван помолчал, глядя на выжидающих женщин.

— Ну да… вы многие знаете, что меня зовут Иван. Фамилия моя — Косов. Да, я из Красно-Сибирска. И Игоря Калошина я знаю. Мы несколько раз выступали вместе на концертах.

— А… это правда — твои песни? — протянул кто-то тихонько.

Косов развел руками:

— Ну да… но что это сейчас меняет? Сейчас я курсант Омского пехотного. Просто — курсант, и все! Вот… мы пришли с Юрой поздравить вас с праздником, немного попеть для вас. И какая разница… чьи это песни? Вот — здесь и сейчас — какая разница? Мои они, Игоря Калошина… еще кого-то… Здесь и сейчас мы их поем для вас. Разве это… плохо?

Зависла пауза. Присутствующие обдумывали входящую информацию. Бойкая медичка, возле которой уже сидел Гиршиц, вскочила и затараторила:

— Ой, Ваня! Не обращай внимания! Женщины — натуры впечатлительные! Сядь лучше… поешь и выпей! — и стала активно наваливать на тарелку Ивана всякого-разного.

— Ты, Анюта, не больно тут… Поесть им надо, конечно, но вот выпить… не забывай, ребятам еще в казарму возвращаться! — строго напомнила Настя… товарищ Анастасия.

— Да ладно… чего там. Я же не много им наливаю, да и не часто! — оправдывалась медсестричка Анюта, — Да вы сами посмотрите — у них же спины мокрые! Они же… работали, пели для нас! У них вся водка потом выйдет!

Настя кивнула и с интересом посмотрела на Ивана:

— А я вот тоже заметила… у тебя гимнастерка сзади промокла. Никогда бы не подумала, что это так тяжело — петь перед людьми…

Косов молча пожал плечами, усиленно работая вилкой и ножом.

— А правда, что вы… что ты с Калошиным на концертах выступал? — робко, под шиканье женщин, но все равно снова поинтересовалась эта самая… поклонница Игорька.

— Угу… правда. Дважды — на концертах в нашем клубе. И еще раз — на концерте в ДК завода «Сибкомбайн». Ах, да… еще пару раз — в ресторанах пели, где они тогда работали. Но это…, - Косов засмеялся и помахал рукой, — Мы тогда с Игорем оба… нетрезвы, в общем, были.

— Ух ты! — прошептала девушка, — А скажи… а он какой… Калошин?

Косов с улыбкой посмотрел на нее, покачал головой:

— Знаешь… Игорек, он такой кобель! Вот честно и сразу говорю…

Девушка расстроено вздохнула, но потом — засмеялась:

— Нет, ну это-то… понятно! Вон он какой… и красивый, и поет как!

Косов с улыбкой посмотрел, как некоторые женщины заулыбались. А самая старшая заявила:

— Ты, Верка, дура молодая! Еще не обжигалась… Вот попадешься такому в руки… окрутит, охмурит… и ладно если просто. А то — вдруг и с ребенком на руках оставит?! Тогда-то — наплачешься…

Но Ивану показалось, что даже такие доводы девушку не смутили.

— Ладно… много наедаться тоже вредно! С полным брюхом — не попоешь! Юра! Вперед, к роялю, маэстро!

— У меня гармонь! — поправил его Гиршиц.

«Эгей! А Юрка-то окосел! Ну ничего — сейчас полчаса игры… и снова — тверезым станет! Только бы «лажать» не начал! Надо Насте подмигнуть, чтобы она этой Анечке «втык» сделала — куда ж его спаивать?».

Он спел — «Очарована, околдована». Женщины замолчали, сидели завороженно. Только вот… в глаза Насти он зря так долго смотрел! Потом спел — «В шумно зале ресторана». Тоже — зашло в зал отлично!

— Ой, сколько я уже в ресторане не была? — протянула с сожалением самая старшая, — Надо моего как-нибудь уговорить сходить… Хоть посмотрим, как люди отдыхают.

«М-да… тут, похоже, все — нечастые посетители ресторанов. Зарплата-то у них всех — неважнецкая. Разве что… у Насти? Та, да — может позволить себе! О! Если доживем до весны и лета… надо будет ее в ресторан пригласить! Если пойдет… Если к тому времени на хрен нахального курсанта не пошлет! А то… с ротным в ресторан сходит!».

Косов почему-то разозлился, что было — вовсе не нужно сейчас, когда шла «сплошная лирика». После окончания очередной песни отпросился снова сходить, покурить. Настя сначала дернулась было за ним, потом чуть качнула головой и шепнула:

— Вон… с девчонками сходи!

«Конспирация — наше все!».

Косов покурил с девушками, поболтал, все отбиваясь шутками от расспросов «поклонницы» о ее «кумире». Но и успокоился. Пора было заканчивать посиделки — время шло к девяти часам.

Когда они вернулись, оказалось, что старшая женщина, Анфиса Пална из канцелярии с еще двумя женщинами, засобиралась домой. Проводив их и вновь рассевшись за столы, женщины в ожидании уставились на них с Юркой.

— Юра! Работаем!

— На меня надвигается по реке битый лед.

На реке навигация, на реке — пароход!

Пароход белый, беленький,

Дым над черной трубой…

Мы по палубе бегали, целовались с тобой.

И новая песня публике понравились. «Поклонница» удивленно протянула:

— А этой песни у Калошина не было…

— Это потому, что он про нее еще не знает! — подмигнул ей Иван.

— Старый клен, старый клен,

Старый клен стучит в стекло,

Приглашая нас с тобою на прогулку!

Отчего, отчего, отчего мне хорошо?

Оттого, что ты идешь по переулку!

«Что-то дамы загрустили… Ну ничего… сейчас мы им еще добавим светлой грусти! А кое-кому — размышлений… Ишь ты — «Подумаю — да или нет!».