— Я выпил лишку? — удивился Косов, — То есть я твою, а не ты мою подругу за задницу лапаешь?
Степан постоял в задумчивости, засмеялся, и тоже закурил:
— Вань! Ты чего? Сам же видишь, как она передо мной жопой крутит! Или взревновал? Так ведь говорил, что, мол, так все — не серьезно. Только — дурь потешить!
— Да я и сейчас говорю, что несерьезно… Но — неприятно! И не ревную я… а — все же — неприятно, понял?
Ильичев ткнул его кулаком в плечо:
— Ты чего, дружище? Да брось ты… все это… смехом только! Ну пошутковал с ней, ну — пожамкал чуток за задницу… чего ругаться-то? Да и правда ведь… прав был ты — очень уж у ней задница хороша! Ядреная такая!
— Ты это… испоганишь все, кобелина! Я-то — не ревную, но вот если Глаша увидит, может быть хреново! Да и мне сегодня разгрузиться еще хотелось бы! А ты — задуришь бабе голову, и я не у дел останусь!
— Да брось ты! Ну — пошутил я, пошутил! — нехорошо как-то, не пьяно засмеялся Степан, — Угомонись ты! Дери ты эту Катьку, как знаешь!
— Эх, Степа, Степа! Это ты — пошутил, а вот — пошутила ли Катерина? А? Можешь точно сказать? — докуривая папиросу, засомневался Косов.
— Да чего ты мне… с Катькой этой! Все! Все нормально будет, даже смотреть в ее сторону не стану! — махнул рукой Ильичев.
«Ой, чего-то — не верится! Что Ильичев кобель тот еще — уже предельно ясно! Что Катя тоже не монашка — тоже понятно. И что навелась она на него еще в первый раз… Только не хочется терять и место это, для отдыха… а Глаша — точно молчать не станет! Да и Катю, как женщину для отдыха — тоже терять не охота. Как-то коряво все выходит, не хорошо!».
Ильичев зашел в дом, а Иван еще покурил немного…
Потом, уже завалившись на диван с подругой, Косов все ожидал, что Катерина будет вести себя как-то по-другому… Может и от ворот поворот указать! Но — нет, все было хорошо и чувственно. Внешне — по крайней мере!
Отдыхая после очередного «подхода», Косов все же не удержался и спросил у Кати на ушко:
— А чего это ты… со Степаном жулькалась?
И тем неожиданней для него прозвучал ответ:
— Вань… А ты не мог бы… почаще приходить? Так уж редко появляешься! А я… женщина молодая и здоровая! Мне… часто хочется. Вон… Степан тот же — куда чаще к Глашке приходит!
Иван помолчал.
«Ну да… хочется бабе, а рядом — никого! А тут еще и Степа к подруге частенько наведывается. Как там говориться — «В чужих руках всегда толще кажется!»? Ну да… блядь. И что? Тебе же этого и надо было? И чего судить тогда? Х-м-м… а я и не сужу! Просто… неприятно!».
Похоже, что молчание Косова немного напугало Катерину.
— Вань! Ну ты чего, а? Все же хорошо же было! Я же вижу… что тебе хорошо. И мне было хорошо! — она повернулась к нему, навалилась большой грудью, закинула ему ножку на ноги.
— Да как-то… Не боишься, что Глаша тебе космы выдергает?
Катя покосилась в сторону спальни — это было видно при неярком свете лампы, пробивавшимся через щели в шторах, закрывающих проем на кухню.
— Знаешь… если поговорить хочешь… Слушай! А давай в баню пойдем, она же еще теплая наверняка! И поговорим… и еще чего. И мешать никому не будем! — судя по голосу, Катя оживилась.
«Интересно! А вот сейчас она вроде бы и не пьяная!».
Они тихонько поднялись. Катя натянула на себя ночнушку, а сам Косов — нательное белье. Потом вышли на кухню, где женщина наскоро собрала с собой немного закуски и начатую бутылку водки.
— Может выпить захотим, да? — улыбнулась она Ивану, — Ты только вон… шинель с собой захвати, на полок постелем — все мягче будет!
В бани и правда было тепло. Даже — жарковато. Хотя уже и не так парно, как парой часов ранее. Подруга поставила водку с закуской на лавку и предложила:
— Ну что… может выпьем!
Косов налил, и они молча выпили. А потом Катерина прижалась к нему жарко:
— Ну чего ты надумал себе, миленький! Ну правда… ерунда какая-то! Мне с тобой очень-очень хорошо! Только… редко это хорошо бывает, вот я и… поддалась моменту! А Степа что ж… он мужик — вон какой видный! Ты не ревнуй, брось! Ну же… обними меня! Сам же знаешь, что все у нас с тобой такое… временное! Вот сейчас хорошо и… хорошо! А там… другую себе найдешь — молодую и красивую! Знаю я Вас…
Потом тряхнула головой и засмеялась:
— Да и себя знаю! Так что… давай-ка, миленок, не будем терять времени!
И потянула с себя ночнушку.
Времени они и правда — не теряли. Попробовали… разное, и по-разному. Она сама, чуть засмущавшись, предложила:
— А хочешь… ну давай попробуем, как ты тогда, а? Я — согласная! Только… аккуратнее будь!
Пришлось подкинуть в печь немного полешек — стало ощутимо прохладнее в бане. Косов сидел у печи, курил, искоса поглядывая на раскинувшуюся на полке подругу.
«А хороша все же баба! Хороша! Все при ней! А что… блядь? Так что же… Мне ж на ней не жениться?! И любит она это дело!».
— Что разглядываешь? Не нравлюсь? Или — осуждаешь все? — вроде бы не глядя в его сторону, она уловила его взгляды.
— Нет… Ты не права! Нравишься! Вон ты какая — ладная вся! И не осуждаю… тут ты права. Кто я тебе? Да и ты — кто мне? Сейчас нам хорошо вдвоем, а там — будь что будет!
— Вот и правильно! Вот и молодец! Давай-ка… милый, налей еще по чуть-чуть, и иди ко мне!
А в бане и правда было — лучше, чем в доме, на диване. По крайней мере, Катя ничего и никого не стеснялась и — «блажила благим матом», не сдерживалась!
— Больно тебе было? — поглаживая подругу по попе спросил Иван.
Она засмеялась:
— Да нет… не больно. Только — все равно не нравится! По обычному-то — вон как лучше! Давай еще разок… на четвереньках, как мне нравится… Я так — совсем с ума схожу!
Выбрались они из бани, когда, казалось бы, уже и небо синеть начало.
— Надо все-таки поспать немного! — тихонько засмеялась подруга, — А то меня уже… даже покачивает от слабости… и усталости!
— К обеду баньку еще подтопим, сходим, ага? — спросил он.
— Не знаю, не знаю… как вести себя будешь! — снова засмеялась Катя, — А то вишь как он! Ревновать вздумал!
— Да ладно! Забыли! Ты только так… подругу не потеряй, ага!
— Что это? — удивилась женщина, — Насмешил сейчас! Мы с Глашкой подруги, а значит… как-нибудь сами разберемся. Думаешь… вы такие красивые — первые у нас, что ли? Думаете о себе много, красавчики!
И опять Косову было как-то… неприятно!
Проснулись они не рано. Сначала Косов сквозь сон слышал, как прошла на кухню Глаша, забрякала там посудой. Потом — как завозилась рядом с ним Катя, встала, оделась и выскочила на кухню к подруге, где зашушукались сразу, захихикали…
«Ладно… вставать пора! Хорошего — помаленьку!».
Иван заглянул в спальню, негромко окликнул вроде бы спящего Ильичева:
— Э, сова! Открывай, медведь пришел!
Степан завозился поднял голову, поблымал зенками, не понимая:
— Чё? Чё говоришь-то?
— Я говорю — похмеляться будешь, конь педальный?!
— Похмеляться? — Ильичев прислушался к себе, — Ага, надо немного! Мы с тобой вчера винцо это легонькое для этого брали!
— Ну выходи тогда, я пока в туалет сбегаю, да покурю на улице!
— Э, э, э! Меня жди, ага! — медведем прорычал приятель.
Постояли в ограде, покурили. На удивление, голова была вовсе не больная. Может только слегка тяжеловатая, но — не более.
— Ну что, бабоньки! Чем накормите мужчин, таких молодых и красивых, но голодных?! — прогудел весело Ильичев, по возвращению в дом.
— Ишь ты! Посмотри на них, Катька! Это они, значит, молодые и красивые! А мы, выходит, старые и некрасивые?! И еще их кормить? — всплеснула руками хозяйка.
— Не, Глаша… Ты тут не права! — улыбнулась Катерина, — Они и правда — молодые и красивые. И покормить их надо… силенок молодым и красивым еще много понадобится!
— Вот! Вот, Глафира! Ты послушай, чего твоя подруга рекёт! — ткнул пальцем в сторону Кати Ильичев, — Вот все правильно говорит! Все — как есть!
Косов смотрел на их перепалку и улыбался:
