— Я пытаюсь! Честно! — с обидой воскликнула Любка. — Но не получается. Да клянусь!

Гаечка молча протянула ей тетрадь, и бедолага побежала списывать. Мимо гордо прошествовали Баранова с Семеняк — естественно, молча. А вот Карась прибился к нам, хлопнул меня по спине.

— Слышь, буржуин, еще фундуки нужны? У меня типа есть.

Я мысленно ударил себя по лбу: я ж хотел в среду организовать сбор!

— Тащи, — кивнул я. — После уроков ко мне домой. Но лучше завтра.

— А сколько надо?

— Чем больше, тем лучше.

— А скатать есть?

— На географии спишешь, — осадил его Илья, а я не удержался, проговорил, стараясь впечатать прописную истину в его рыбий мозг:

— Учись, Саня. Старайся.

— У меня есть мнение! — воздел перст Карась и удалился.

Глядя ему вослед, Гаечка покрутила пальцем у виска. На Карася внушение действует, в отличие от Барика.

— Че-то нету их, — прогудел Димон Чабанов. — Идемте, что ли?

— А может, они нас боятся и ныкаются где-то? — предположила Гаечка.

— Ныкаются — уже хорошо, — сказал Илья. — Пять минут осталось, идем.

Едва переступив порог школы, я глянул на доску почета, но никаких картин там не было — видимо, не успели их вывесить. Бедный Борис, опять ему ждать!

Мы поднялись на второй этаж, к кабинету географии.

Все одноклассники уже собрались в галерее, Кабанов что-то оживленно обсуждал с Райко, Памфилов слушал их, закусив губу и уперев руки в боки. На подоконнике лежал, очевидно, предмет спора.

— И хрен с тобой, — чуть не плача воскликнул Кабанов, забирая пакет.

— Обещать — не значит жениться, — поиздевался над ним Райко. — У меня своя есть! «Сега», а не говно какое-то.

— Трусы свои не продаешь? — вставила шпильку Баранова. — Но деду семейные нужны. И панталоны.

Памфилов остался с Райко. Посмотрел на него. На Кабанова. На меня. Опять на Райко и сплюнул под ноги — не слюной, просто сымитировав плевок.

— Знаешь что, Петюня. Иди-ка ты нахрен, стукачок! — И зашагал к Кабанову.

— Это я стукач? — взбеленился Райко. — Он стукач! Кабан сам признался!

— Все всё поняли, Петюня, — улыбнулся я, подошел к Кабанову, набычившемуся в сторонке.

— Что у тебя?

Он скривился.

— Афганцы хотят пятьдесят штук. Мать решила рискнуть, даже если не получится. — Он переложил пакет из руки в руку и прошептал: — Вот. Приставка «Денди», Райко обещал купить. Нужна? Всего полтос баксов, в магазине стоит сотку. Полтинника нам как раз хватит, чтобы расплатиться.

Не увидев заинтересованности на моем лице, он добавил, чуть не плача:

— Почти новая. Картридж — даром. Может, кому из знакомых надо?

— Пятьдесят баксов, — повторил я. — Так на блошке за семьдесят можешь скинуть.

— Надо срочно. Райко обещал взять.

— Ладно. Вечером приходи, часов в пять.

Кабанов не поверил своим ушам.

— В смысле⁈

— Куплю у тебя ее, — сказал я. — Денег только чуть займу. И давай так. Заработаешь — выкупишь ее, как в ломбарде, я же вижу, что не хочешь с ней расставаться.

Санек шмыгнул носом и посветлел лицом.

— Ты серьезно?

— Ну да. А пока она у меня, буду играть, сколько захочу, но бережно.

К нам подошел Памфилов, которому приставка предлагалась до меня, и проговорил:

— Саня, ну правда нет у нас бабла! Еще недели две не будет.

— Проехали, — буркнул Кабанов. — Мартынов, вон, берет.

— Да ну!

— Да шутит он, — соврал я и подумал, что на базу тащить приставку нельзя — наши будут денно и нощно играть, тренироваться и учиться станут из-под палки.

Но поощрить их и порадовать желательно. Потому правильнее подговорить Илью, чтобы он сказал, что это его приставка, и родители разрешают брать ее не более чем на час. Вот так нормально будет.

— Никому не говори, что это я ее беру, — шепнул я Кабанову, уверенный, что он не разболтает. — В том числе Денчику.

— Лады, — улыбнулся он.

Наблюдающая за нами Желткова подкралась, как краб, бочком, навострила уши, ничего не поняла и спросила:

— Что это тут у вас?

— Скидываемся, чтобы киллера нанять, — серьезно ответил я.

Она с минуту переваривала информацию, открыв рот и двигая бесцветными бровями, пока не прибежала географичка и не открыла кабинет.

Только когда мы расселись по местам, Желткова воскликнула:

— Да вы все врете!

Кабанов с Памфиловым демонстративно пересели на наш ряд, на пустующее место Синцова, и Райко, оставшись в одиночестве, заерзал и растерянно захлопал ресницами. Как же так? Меня, конопляного муравья — копытом в лоб!

Смерды! Подлые гадкие смерды, не признающие барской щедрости.

Барик с Плямом зашептались, поглядывая на нас. Плям был более лояльным, Барик же закусился серьезно, и не подстава с Чумой его волновала, ему не нравился лично я, лично во мне он видел конкурента, и плевал он на правду!

Со звонком дверь распахнул Чума, обвел взглядом класс и побежал на место под аплодисменты приятелей, выгнал Пляма от Барика и воцарился.

География пролетела быстро. Гаечка получила заслуженную «пятерку», Желткова наскребла на трояк, причем видно было, что она вызубрила материал, но совершенно не ориентировалась в карте.

На перемене Чума подошел к Райко и протянул ему руку:

— Спасибо, братан, не дал подохнуть. — Видимо, ему рассказали, что какой-то одноклассник, решивший остаться неизвестным, проспонсировал лечение, и Чума подумал, что на такое способен только Райко.

— Э-э-э, — протянул Петюня, не понимая, чего от него хотят — он-то на лечение даже сотки не дал.

Чума был каким угодно — отбитым, ленивым, соцпедзапущенным, но не тупым. Он сразу почуял, что Райко юлит, склонил голову набок, убрав руку.

— Ты принес денег в больницу? — прямо спросил он.

— Это мы! — крикнул Барик. — Он ваще не сдавал!

— Что вы собирали, в курсе. Но, кроме вас, еще кто-то приходил.

— Ну, я, — потупился Райко, скользя по лицам взглядом.

Мой поступок попытался себе присвоить, сучок. Но раскрывать себя я не собирался.

— Спасибо, братан! — Чума сгреб его в объятия, похлопал по спине.

Барик спросил, скрещивая руки на груди:

— А че за кипеш ваще был?

— Да пришел, говорят, чувак, забашлял круглую сумму, себя не назвал и свалил. Я так и понял, что это Пертуха!

— Петр, — гордо произнес Райко.

Гопники его радостно окружили.

— Ну ты ваще! Спасибо! И главное — молчит! И сколько ты отстегнул, а? — спросил Барик.

Райко засуетился, заизвивался ужом на сковородке и попытался съехать:

— Оно тебе надо, а? Живи себе спокойно. Меньше будешь знать — дольше проживешь.

Захотелось встрянуть, додавить Райко и показать, что он врет, пытается присвоить себе чужое достижение, но я заставил себя молча наблюдать, потому что, если я вмешаюсь, они ополчатся на меня, забудут, с чего начался сыр-бор, и Петюне сойдет с рук вранье, а так есть шанс, что его выведут на чистую воду.

Димоны вышли из класса, Илья потянул меня за руку, но я не сдвинулся с места, делая вид, что копошусь в сумке, и он тоже остался.

Однако Барика провести оказалось на так просто, он прищурился и процедил:

— Да ла-адно, Петр! Страна должна знать своих героев! — Он обратился к Чуме. — Он реально дофига отстегнул?

— Реально! — Чума открыл рот, чтобы сказать сколько, но Барик бесцеремонно заткнул его рот пятерней.

— Пусть сам скажет. Сколько, Петр? Или Петюня? Кажется, братаны, нас разводят.

Райко попытался быкануть, изобразил оскорбленную невинность и воскликнул:

— Хер я теперь кому помогу!

— Ну че те стоит, в натуре? — оскалился Чума, который наверняка знал, какую сумму я пожертвовал.

— Идите на хрен! — рявкнул Петюня, сунул тетрадь в сумку и собрался рвануть прочь, но ему дорогу преградил Плям, цыкнул зубом.

— Не, ты за базар отвечай. Развести нас хотел, как лохов? Ну? — Плям схватил его за грудки — покатилась оторванная пуговица. — Сколько денег, черт ты полосатый?