Я аж споткнулся. Мы тут каких-то несчастных гоблинов ловим, а старший эльв вообще испарился. Пропал без остатка. Даже кусочка не нашли.

Перехватил я одного мальчишку, монетку ему бросил, взял газету. Ещё одного поймал, взял газету другую. Бумага — свежачок, краска типографская пальцы пачкает.

В газетах полный раздрай. Фотки с вокзала, фотки бравых пожарных на фоне развалин паровоза. Перрон, трупы вповалку. Заголовки один другого хлеще.

Прихватил газеты с собой — потом почитаю. Что там за собственный корреспондент ведёт расследование? Посмотрим, дай только с задержанными разобраться.

***

Прошагали мы мимо дома старейшин — там уже двери пристав запечатывал — свернули в Кривоконный переулок. Там ещё немного, и полицейский участок.

Топаем — впереди подпрапорщик вышагивает, за ним рядовые Банник и Шнитке гоблина конвоируют. За ними я девушку веду под руку. Вид у меня суровый, так что всем понятно — не на прогулку вышел. Тащу подозреваемых в места печальные, в казённый дом.

Девушка идёт гордо, как принцесса на эшафот. Проходим мимо чайной, там парни поддатые толкутся. Нас увидели, засвистели. Кто-то снежок слепил и в гоблина бросил. Промазал. Второй моей девушке в лицо целил, и попал бы, но я ладонью отбил. Сам руку на револьвер положил, на хама зыркнул, тот за дружков спрятался.

Девушка мне говорит тихо, а сама перед собой смотрит:

— Не там ищете, господин полицейский. Мой народ не виновен в убийстве.

— Разберёмся, — отвечаю.

— Как же! Что вы можете? Только губить невинных!

Чувствую, меня зло разбирает. Я её спас, понимаешь, а она такое…

— Дыма без огня не бывает, — говорю. — Не виноваты — отпустим. Вон, отец ваш понимает…

— Мой отец сотрудничает с полицией! — зашипела она как кошка. — И вы не лучше, господин Дмитрий. Весь ваш волчий билет, шинель без погон, все слова — сплошная ложь!

— Работа такая.

— Собачья ваша работа.

— Всё лучше, чем в борделе невинную лилию изображать, — говорю. А сам подумал — ведь правда, родись Димка Найдёнов девушкой, сейчас там бы и работал. На диванчике в цветном халате. Богатеньких дядей ублажал.

— Я хочу лечить больных! — возмущается гоблинка. — Ночами в госпитале дежурю, днём по вызовам бегаю, бесплатно! И теперь меня ведут в участок, как преступницу. И кто?!..

Она аж поперхнулась словами. Замолчала, пыхтит от злости.

— И кто? — спрашиваю.

— Сами знаете, кто. Я думала, вы… а вы!..

Вот и пойми, что в виду имела.

Так до участка и дошагали. Достал я ключи от комнатушки своей, дал Кошкину.

— Ведите, — говорю, — подпрапорщик, задержанного. В комнате закрыть, ключи — вернуть!

Девчонку я решил на квартире устроить. Деньжат у меня мало, но на пару дней снять комнатушку хватит. А там что-нибудь придумаем. Нельзя ей сейчас по улицам таскаться — убьют.

Вхожу на крыльцо, а там знакомый полицейский стоит — мы с ним в доме Филинова встречались, — и старичок из буфетной. Видать, воздухом дышат. Меня увидели, давай ухмыляться. Старичок мне:

— Господин стажёр, вас там дожидаются.

— Кто?

— Дама-с. Уж в таком нетерпении, аж извелась вся…

Захожу, а там незнакомая красотка туда-сюда прохаживается, видно, что ждёт. Высокая, талия тоненькая, бархатная шубка мехом лисы оторочена, и шляпка крохотная с вуалькой. Прямо куколка.

Обернулась, я аж рот раскрыл. Да это же моя Буська! То есть Альвиния. Ничего себе. Я её вообще без одежды видал, но сейчас… ух! Ещё лучше стало.

Альвиния меня увидела, ко мне подошла, я ей:

— Здравствуй…

Она мне договорить не дала. Размахнулась хорошенько, и пощёчину мне — хлоп!

— Где мои деньги?! — рычит Альвиния.

Да что ж такое, все девчонки меня прибить хотят.

Я за лицо держусь, ничего понять не могу. Что я сделал-то?

— За что?

— Как — за что? — возмущается красотка на весь участок. — Деньги обещали, господин хороший, и до сих пор нет! Мне ждать недосуг!

А сама, смотрю, подмигивает потихоньку. И руку мне жмёт. Ёлки-палки, это она для виду кричит, притворяется.

— Пройдёмте, — говорю, — мадемуазель, в мой кабинет. Там и рассчитаемся.

У моей комнатушки рядовые стоят, и подпрапорщик с ними. Караулят. Кошкин мне ключи протянул, доложился:

— Гоблин под замком, господин стажёр!

Открыл я комнатушку, смотрю, папаша-гоблин у стеночки пристроился, ждёт.

А у меня две девушки за спиной, и обе в растрёпанных чувствах. Вот же ёлки зелёные! Нельзя всех в один кабинет к задержанному пихать! Непорядок, начальство не поймёт. Хоть разорвись…

Взял я девчонок под руки, отвёл в буфетную.

— Мадемуазели, — говорю, — тысяча извинений, мильпардон! Деньги непременно отдам. Закончу срочное дело — и я весь ваш.

Усадил их возле самовара и метнулся кабанчиком себе в кабинет.

Вошёл, дверь прикрыл поплотнее, подвинул стол канцелярский, уселся. Хорошо — гоб стоит, я сижу, позиции обозначил. Хоть это и папаня моей знакомой, и вообще, но слабость показывать нельзя.

Взял я в руки блокнот — такой же, как у Бургачёва — карандашик послюнявил и начал допрос.

— Времени у нас мало, — говорю. — Давайте без предисловий. Я спрашиваю, вы отвечаете. Вопрос первый — откуда динамит? Учтите, я всё знаю.

Ну, думаю, если папаша в теме, заволнуется. Я, конечно, школу полицейскую не заканчивал, как настоящий Димка Найдёнов. Как допросы вести, только в сериалах видел. А сериалам верить… ну такое. Ничего, справлюсь.

Но папаша-гоблин на мой вопрос даже глазом не моргнул. Вздохнул тяжело, сказал:

— Это, ваше благородие, не у меня надо спрашивать. Я бизнесом не занимаюсь.

— А у кого мне про динамит спрашивать? — спрашиваю, ласково так.

Помолчал он. Говорит:

— Лучше скажите, куда меня отправите после допроса.

— У нас не допрос. Просто разговор по душам. Когда допрос будет, я своего подпрапорщика сюда позову. Помните его? Очень он гобов не любит. Но ради вашей дочери я его звать пока не буду. Да и начальник мой вас ценит…

Вот тут он вздрогнул. Незаметно, но я увидел. Ага! Задело.

— Это вы о господине Бургачёве? Не знал, что он нас, гобов, ценить начал.

— Викентий Васильевич вас на дело взял. Значит, ценит.

— Ах, вы о капитане… Молодой человек, ценить и использовать — разные вещи. Когда вещь становится не нужна, ей приходит конец.

— Что гобам сделал граф Бобруйский? — и в глаза ему смотрю. — За что его убили?

— Не там вы ищете, Дмитрий Александрович. Лично мне его сиятельство зла не делал. А за всех гобов я говорить не могу.

Ой, что-то темнит папаша. Скользкий, как тефлоновая сковородка.

А тот опять вздохнул и спрашивает:

— Как сходили на встречу, господин стажёр? Удачно? Мне когда ваш начальник записочку передал, сказал, что встреча важная, надо поспешать.

Я аж вздрогнул. Ну конечно, это ведь он мне записку передал, с местом встречи. Где меня едва не убили.

— Встреча прошла, — отвечаю.

А сам думаю — ведь на месте трупы остались. И патруль их нашёл. Я и забыл про это — взрыв на вокзале, куча убитых аристократов, любой забудет. А там ведь труп шофёра — оборотня в погонах, и трое моих бывших подельников. Гоблин, орк и полуэльф. Если шеф об этом уже знает, может знать и Рыбак. Шофёр сказал перед смертью, что я под прикрытием работаю. Значит, свой человек у гада в полиции имеется. И Рыбак наверняка теперь знает, что я его человека убил. Может, сейчас ко мне киллер крадётся…

Меня аж морозом по спине продрало от мысли такой.

— Я просто заметил, что шинелька у вас порезана, — говорит гоблин. — И рука подвязана платком. Когда вы с той встречи вернулись.

Тут до меня дошло — не из вежливости он спрашивает. Так его заедает, даже про динамит забыл.

— Да вот, — отвечаю, небрежно так, — встреча закончилась со счётом четыре — один. В мою пользу. А что?

Смотрю, он шарф размотал, пальто расстегнул, лысину потирает — так его разобрало.