***

Стряпчий пришёл скоро, но я себе все ногти обкусал, пока дождался. Всё казалось, что охранники Федька и Ерошка проснутся раньше времени.

Гоблинка стряпчего встретила, наверх в кабинет проводила. Он зашёл, сам недоволен, спрашивает:

— Евгений Харитонович, что за срочность? Мне пришлось отложить важную встречу…

Увидел спящего Алексеева, запнулся, замолчал. Огляделся, увидел спящих Федьку и Ерошку. Спрашивает:

— Что это? Вы шутить изволите, господа?

Тут я из-за двери вышел. Говорю сурово:

— Какие уж тут шутки. Вопрос жизни и смерти, дорогой мэтр.

Стряпчий меня увидел, вздрогнул. Саквояжиком своим, который в руке держал, загородился, спрашивает:

— Что вам угодно, господин Найдёнов?

— Правду. Кому вы сливаете информацию, мэтр? Прямо полицмейстеру или поручику Бургачёву? Или, может быть, сразу Рыбаку?

Стряпчий выпрямился, будто кол проглотил. Губы сжал в ниточку, зрачки расширились, но виду не подаёт, что испугался.

— Вы ошибаетесь, господин Найдёнов, — отвечает сухо, — это недоразумение. Не знаю, что вы сделали с господином Алексеевым, это меня не касается. Но если хотите совет юриста…

— Мне нужны ответы, мэтр. Немедленно.

Стряпчий назад отступил, а моя гоблинка за его спиной негромко кашлянула. Он аж подпрыгнул.

Гоблинка у двери стоит, выход загораживает. Говорит тихо, но так, что даже у меня мурашки побежали:

— Вы никуда не уйдёте, пока не ответите на все вопросы Дмитрия Александровича. Нам терять нечего, господин юрист.

Стряпчий завертел головой, то на меня, то на гоблинку смотрит. Руки на саквояже сжал — аж пальцы побелели.

— Послушайте, послушайте, молодой человек, милая барышня, я просто выполняю свою работу… Моя профессиональная обязанность — хранить тайну клиентов. Уверяю вас, все ваши секреты надёжно спрятаны и не подлежат разглашению…

— Вы лжёте, — просто, без выражения, сказала гоблинка. — Говорите неправду. Я чувствую ваш страх.

— Нет, это ошибка… чудовищная ошибка… — стряпчий бормочет испуганно. А сам вдруг цапнул пуговицу на своём сюртуке. Оторвал, в рот сунул и раскусил, как конфету-леденец.

Раздался неприятный хруст.

В первую секунду мне показалось, что мэтр раскусил ампулу с цианистым калием. Ну, как в кино про шпионов показывают. Если шпиона поймать, он первым делом себя за воротник кусает, где эта ампула зашита. Хрусть — и всё.

Но нет, не ампула это оказалась. Амулет, что же ещё.

Вокруг стряпчего возникло сияние, радужное такое, как мыльный пузырь. Вроде как у офицера Митюши, когда он пристрелил народовольцев.

Гоблинка вскрикнула от неожиданности, а я стул подхватил и собрался мэтра по голове огреть. Но стряпчий не промах оказался. Выхватил из саквояжа револьвер, на меня направил, говорит:

— Стойте, где стоите, Дмитрий Александрович. Вы юноша прыткий, но пуля быстрее. Я в клубе каждую неделю упражняюсь, в человека точно не промахнусь.

Вот гадство! Надо было обыскать его, да руки связать, но что теперь… Может, у него амулет и в воротнике зашит, как у шпиона, кто знает?

А стряпчий командует:

— Милая барышня, откройте мне дверь. И отойдите.

Вот хмырь, всё предусмотрел. Хитрый.

Стряпчий к двери шагнул, револьвером поводит туда-сюда, не дёрнешься. Шаг, другой…

Вдруг крылья захлопали, попугай Микки сорвался с места и спикировал на стряпчего. Ударился с маху выставленными когтями мэтру в макушку.

Вспыхнул защитный кокон, завоняло горелым. Микки заверещал, а стряпчий выронил саквояж, ухватил попугая за лапы, зашипел:

— Ни с места! Голову сверну вашей курице! Ты, зелёная, бери бумаги, неси за мной!

Микки глаза закатил, весь обмяк, повис в его руках, как тряпка.

Гоблинка подошла, наклонилась, взяла саквояж. Стряпчий скомандовал:

— Идите вперёд! Оба! — и повёл револьвером.

— Вперёд! — командует стряпчий.

Хозяином положения себя почувствовал. Конечно, все козыри у него: амулет защитный, как броня, револьвер наготове, и даже попугай в заложниках.

Гоблинка на меня посмотрела, пожала плечами и к двери шагнула.

— За ней. И без фокусов! — это он мне.

Шагаю вслед за гобой. Стряпчий назад отступил, нас пропускает к выходу. Эх, думаю, сейчас близко к нему буду, попытаюсь…

Нет, хитрый гад ещё отошёл, стволом поводит — не подойти. Шаг, ещё шаг…

— Открывай, и к чёрному ходу, живо! — резко сказал стряпчий.

Гоблинка взялась за дверную ручку.

Щёлкнула задвижка, скрипнула дверь. Попугай Микки, которыйтолько что висел как мёртвый в руке стряпчего, изогнулся и щёлкнул клювом.

— А-а-а!!!

Я даже глазом не успел моргнуть, смотрю — стряпчий трясёт рукой, кровища брызжет, на полу валяется револьвер и откушенный палец. Чисто так откушенный, будто стальными щипцами.

— Тварь!! — стряпчий, весь в кровавых брызгах, кинулся подбирать револьвер.

Я тоже. Прыгнул на него, ударился всем телом о защитный кокон. Там, внизу, у ног, он должен быть тоньше…

— Аа-аа-аа! — кричим уже оба. Больно! Всё тело горит огнём, плечи, живот горит, руки горят, судорогой скрутило, аж искры из глаз.

Кокон прогнулся, но не лопнул. А я вдруг понял, что второго защитного амулета мне не одолеть. Я прежде сдохну. Когда офицера Митюшу заламывал, там руки по локоть в розетке были. Сейчас же — как плашмя на оголённые провода.

Ничего не вижу, подо мной мэтр дёргается, пытается встать. Сейчас опомнится, ухватит револьвер, и всё… конец.

В голове, опустевшей от боли, вдруг загремел голос — холодный, злой. «МОЙ. ОН МОЙ». Тут меня наизнанку и вывернуло окончательно. Как говорил чокнутый бретёр и кокаинист Матвей: вывернут тебя как щуку, за крючок — потроха наизнанку. Вот меня и вывернуло.

По спине, по плечу прошлись тяжёлые кошачьи лапы, горящий синим огнём кот Талисман спрыгнул на грудь стряпчему. Магический кокон затрещал и погас. Лопнул, как мыльный пузырь. А котик Талисман вспыхнул ярко и пропал. Растворился.

Только запах гари стоит в воздухе.

Слышу, кто-то дышит, хрипло так. Пошевелил я дрожащими руками, себя ощупал — вроде всё на месте. На ноги кое-как поднялся, глаза протёр, отдышался маленько и вижу — стряпчий наш лежит на спине, моргает. Медленно так, как обморочный.

Потом мэтр голову повернул, на меня глянул. Губами пошевелил, хочет что-то сказать, но только хрипит невнятное.

— Дмитрий Александрович! — гоблинка меня за рукав ухватила. — Вы целы? Я видела, вы… вы…

— Всё нормально, — отвечаю. — Поджарился немножко, пустяки. Давайте уходить отсюда.

— Подождите, — говорит она, — нельзя его вот так оставить. Сейчас опомнится, на помощь начнёт звать.

Это она правильно сказала. Но что делать, не убивать же его? Он хотя и сволочь, и револьвером грозился, но всё равно живой человек.

— Налей ему зелья сонного, что ли, — говорю. — За компанию.

Гоблинка засомневалась:

— Не знаю, он ведь после такого… амулет у него на груди взорвался. А я ему зелье… Как бы не случилось чего.

— А котика ты разве не видела? — спрашиваю.

Она посмотрела удивлённо:

— Нет. Здесь нет никаких котов. Вы себя хорошо чувствуете, Дмитрий Александрович?

— Не очень. Как будто самосвалом переехало. То есть телегой.

Тут стряпчий приподнялся и сел. Головой повертел кругом, на меня глянул, откашлялся. Сказал:

— Ма-ма. Ма-ма. Ма. Ма.

Гоблинка вскрикнула, за меня уцепилась. Сама дрожит — испугалась.

Да я и сам испугался маленько. Ничего себе стряпчего приложило, чувак аж умом тронулся.

А стряпчий повернулся и встал на четвереньки. Постоял так, постоял, за ножку стола уцепился и поднялся на ноги. Зашатался и едва не упал. Гоблинка, добрая душа, его под руку поддержала.

Стряпчий покачался на ногах, за столешницу взялся, стоит. На бумажки, перед спящим Алексеевым разбросанные, глянул, сказал:

— Документ внимания требует. Взяток я, сударь, не беру. Приходите позже. Свои люди, сочтёмся.