— Пройдёмте, господин Найдёнов! На выход! Поторапливайтесь! — это чтобы во дворе услыхали.

Взял я кой-какие вещички, на стол денежку положил — плату за жильё. Много, но ладно. Поднял с кроватной спинки попугая Микки, сунул подмышку. Пошёл к двери, подпрапорщик за мной.

Вышли на крыльцо — во дворе никого. Только из-за угла дома вдова Зинаида тихонечко выглядывает, край платка закусила, сама вся в слезах — жалеет меня.

Оглянулся я на Кошкина, а он мне подмигнул. Незаметно так. Руку протянул, за рукав меня ухватил, гаркнул снова:

— Не задерживайтесь, господин Найдёнов! Шевелите ногами!

Понял! Как не понять…

Я на месте застыл, вроде упираюсь, не иду. Подпрапорщик меня за ворот хватать стал, а я попугая Микки из рук выпустил и в воздух подбросил. Сам вырвался и влепил Кошкину по лицу. С размаху, для пущего эффекта. Подпрапорщик отлетел на пару шагов, встряхнулся, снова ко мне бросился. Тут за калиткой зашумели, затопали. Я Кошкину ещё двоечку пробил со всей мочи. Будет что показать начальству — типа, он старался как мог, злодейского взяточника задерживал!

Подпрапорщик упал, лицо всё в кровище, похоже, нос сломан, а может и челюсть. Ничего, так даже лучше. Я ждать не стал, метнулся через двор, где кусты малины. Научился у Швейцара покойного, как удирать от полиции.

Ломанулся через кусты, через забор, смотрю — рядовой Банник стоит. С винтовкой, суровый, на лице синяк свежий. И правда, получил от начальства, не соврал подпрапорщик.

Рядовой винтовку выставил, я штык пропустил мимо, винтовку отвёл и добавил рядовому Баннику ещё от себя. Ногой. Что поделать — дружба-дружбой, а служба-службой. Ему же лучше — пострадал на работе.

За спиной, возле дома, крики, шум, топот. Бегу, а в голове мысли крутятся: кто меня сдал и кому это выгодно?

***

К дому бизнесмена Алексеева я зашёл с чёрного хода. Засел в кустах, осмотрелся как следует — всё тихо. Район богатый, особняки каменные, чистая публика гуляет. Но и городовой не дремлет, это тебе не бедняцкий квартал.

Взял я бумажку, карандашиком записку начеркал. Свернул аккуратно и сунул Микки в клюв. Показал ему:

— Видишь вот то окошко? Там форточка открыта. Тебе как раз пролезть. Давай, лети.

Микки вспорхнул, к дому Алексеева подлетел, отыскал окошко и в форточку протиснулся. Пригодился подарочек прекрасной эльвийки. Всё понимает, говорить разве что не может.

Сижу, жду. Кажется, час прошёл, пока дверь открылась. Вышел слуга, в руках свёрток. Прошел во двор, ношу свою возле ограды положил. Огляделся, покивал и на свёрток указал. Незаметно, но со значением.

Тут крылья захлопали, мне на плечо Микки опустился. В клюве записка. Я развернул, читаю: «В свёртке дамский салоп, наденьте и входите».

Цапнул я вещички, смотрю, и правда: накидка какая-то, тёмной ткани, мехом оторочена. Мех как от драной собаки, молью побитый. Зато накидка длинная, широкая. Под ней не понять, тётенька пожилая или мужик. В свёртке ещё шляпка какая-то оказалась, тоже не новая, но зато лицо закрывает со всех сторон. То ли чепчик, то ли капор, женская дребедень.

Надел я этот салоп, чепчик нацепил, в бабульку превратился. Попугая сунул внутрь, спрятал поглубже. Из кустов выбрался, огляделся — вроде никто не заметил. Салоп разгладил и пошёл старушечьим шагом к дому бизнесмена Алексеева.

В доме Алексеева меня уже ждали. Дверь отворилась, я вошёл. Тот же самый слуга встретил у входа и молча указал, куда идти.

Провели меня коридорчиком в дальнюю комнату. Не в хозяйский кабинет, а что-то вроде прачечной.

В прачечной никого нет, бельё глаженое горкой, у стены доска гладильная — здоровенная такая — стоит. Утюгов парочка, тоже здоровые, как корабли.

— Ждите, — слуга меня впустил, а сам вышел и дверь за собой затворил.

Спустя недолгое время появился хозяин дома — господин Алексеев собственной персоной. Перед ним Федька вошёл, позади — Ерошка. Громилы хозяйские. Рожи заспанные, недовольные. Сам Алексеев в дорогом цветастом халате, поясом с кисточками подвязанном.

— Не сочтите меня невежливым, — говорит бизнесмен, а сам хмурится, — но ваш визит несколько некстати. Что случилось, господин Найдёнов?

— Неприятности на службе, — отвечаю. Капор развязал, на доску гладильную кинул. Завязки салопа распустил, но снимать пока не стал.

Говорю:

— У вас завёлся крот, господин Алексеев. Кто-то донёс, чем мы с вами занимаемся. Что денег вы мне давали тайно, что магию применяли.

Алексеев на меня глянул недоверчиво, громилы его поближе придвинулись.

— Кто? — резко спрашивает бизнесмен. — Имя?

— Вам лучше знать. Я никому не говорил. Ваше имя упоминал только в связи с пропажей динамита. Но об этом знал только Викентий Васильевич, да поручик Бургачёв — и то самую малость.

— Поручик — человек полицмейстера, — так же резко сказал Алексеев. — Иван Витальевич мне родня. Он не станет ворошить такое.

— Иван Витальевич лежит без памяти. Викентий Васильевич, зам его, на моей стороне. А вот ваш мэтр, стряпчий, что договор составлял, он…

— Нет! — Алексеев губы кусает, волнуется. — Стряпчий надёжный человек. Надёжный. Если его за этим поймают, лишат лицензии. Будет за копейки в подвалах прошения нищим составлять. Нет, это вы где-то промахнулись, господин Найдёнов.

— Не думаю. Но к делу. Вы хотели найти свой динамит — я его нашёл. Вы хотели найти крысу — крыса тоже есть. И не одна.

— Вы нашли крысу? — бизнесмен голос понизил, глаза сощурил недобро. — Кто это? Говорите!

Вижу, бизнесмен Алексеев в нетерпении, аж руки потирает. Рано радуется, новости-то неприятные.

— Этот человек вам не чужой, — говорю осторожно. — Я сразу вам не сказал, проверил сначала. Но теперь уверен — это ваша племянница, Елизавета Ивановна.

Бизнесмен Алексеев побледнел слегка. Сказал очень холодно:

— Нет, вы ошиблись, господин Найдёнов. Лиза не может. Она не могла. Какие у вас доказательства?

Ага. Не может, как же. Видно по глазам, что на самом деле он мне поверил сразу. Шило в мешке не утаишь, наверняка знал дядя, чем его племянница увлекается. Даже я заметил, как она полицию обличала во всяких делах нехороших возле дома губернатора. Девица шустрая, но за папочкой-полицмейстером — как за каменной стеной.

Вот и Алексеев то же самое стал бормотать:

— Лиза, конечно, девушка своевольная… Но чтобы такое… Вы что-то путаете, господин офицер.

— Свидетель прямо заявил, что Елизавета Ивановна похитила две динамитные шашки с запалами, — говорю. — Для очевидных целей. Тот же свидетель заявил, что ваша племянница и раньше занималась кражей динамита, провозя его в дамской сумочке, минуя полицейские досмотры.

— Свидетель? Есть свидетели? — на Алексеева стало страшно смотреть. Побледнел, лицо заострилось. — Они дали показания в участке?

А вот тут момент скользкий. Как бы чего не вышло. Отвечаю:

— Свидетели, они же члены тайного общества «Народ и воля», больше не опасны. Показания они дать не успели, так что пока Елизавета Ивановна вне подозрений.

— Не опасны? — бизнесмен лоб утёр, пальцы подрагивают — переживает. — Что значит — не опасны? Да говорите же наконец, не тяните!

— Несчастный случай, погибли во внезапной перестрелке. Но я счёл нужным вам сообщить.

— Конечно, разумеется… — бормочет бизнесмен, а сам так выдохнул, будто с души огромный булыжник свалился. — Вы правильно сделали, Дмитрий Александрович, правильно сделали…

— Что же, — говорю, — я своё дело сделал. Теперь очередь за вами. Отпустите мою гобу и мы в расчёте.

— Конечно, конечно, — Алексеев халат оправил, плечами повёл, видно, полегчало ему. — Так вы уверены, Дмитрий Александрович, что свидетелей вовсе не осталось? Вы вроде бы упомянули о двух крысах? Или мне померещилось?

— Прямых свидетелей нет, — отвечаю. — Разве что есть человек, что мне адресок сообщил, где народовольцы собирались. Он может что-то знать. Но я им займусь. Это уже по моей части.