Он трахает меня сильнее пальцами. Звук этого наполняет лимузин.

— О Боже.

Это начинается в моей сердцевине. Мне как будто нужно раскрыться, но я не могу, потому что он держит меня так крепко. Его пальцы не разжимаются.

— Клэй! — я прикусываю язык, чтобы не закричать.

Его голос такой глубокий и хриплый, что я едва узнаю его.

— Кончи для меня, Нова.

Кульминация волной проносится по моему телу.

Я кончаю так сильно, что лимузин сотрясается.

Это так мощно, что я разбита.

Но он не останавливается. Он продолжает теребить мой клитор большим пальцем. Давление почти слишком сильное, так как я все еще кончаю.

Я тянусь к его руке, чтобы заставить его остановиться, но он хватает меня за запястье и заводит его за спину. Машина движется вперед, и я снова теряюсь.

— Я хотел увидеть, как ты кончаешь, с того самого дня, как впервые тебя увидел, — он так близко к моему уху, что от его слов исходит вибрация, от которой я задыхаюсь. — Я хотел услышать, как ты выкрикиваешь мое имя.

Он снова вводит в меня два пальца, и я застонала.

Я в его власти, и мне это нравится.

Он разрывает меня на части, не оставляя ничего, за что можно было бы ухватиться.

Его губы касаются моего уха.

— Еще раз.

— Я не могу, — хнычу я.

— Можешь, — он приказывает. Моя голова снова прижимается к его плечу. Все мое тело напряжено и горячо.

— Давай, детка, — дыхание Клэя обжигает мою кожу. — Кончи для меня.

Мои бедра вздымаются, живот опускается, и меня пронзает второй оргазм. Он такой мощный и интенсивный, что я не слышу ничего, кроме звона в ушах.

Только Клэя и его требование, чтобы я отдала ему все.

Только пульсацию его пальцев глубоко внутри меня.

Лимузин останавливается, и Клэй убирает от меня свои пальцы. Он хватает с дверцы тканевую салфетку и вытирает руки.

Он убирает волосы с моей шеи и прижимается к ней губами.

— В следующий раз это будут не мои пальцы. И это гребаное обещание.

Я дрожу, когда он помогает пригладить мои волосы обратно на место.

Я не осознаю, что машина остановилась, пока он не протягивает руку.



— Я делаю ее каждый год. Отмечаю конец одного сезона и начало другого, — говорит Клэй, когда я смотрю на вывеску «Чернила и слава» после того, как он помог мне выйти, и поправляю платье. Мое сердце все еще трепещет.

— Подумал, что ты так хорошо меня видишь, что можешь помочь мне с выбором.

Мысль о том, что он позвал меня, приводит меня в восторг. Он держит свои карты при себе, и чернила на его теле настолько близки к гобелену его чувств, насколько это возможно.

Мое сердце замирает.

— С удовольствием.

Мы просматриваем несколько эскизов, но ни один из них мне не нравится.

Наконец у меня появляется идея, и я подзываю мастера. Он начинает делать наброски по моему описанию, а Клэй наблюдает.

— Гора, — заявляю я, когда все готово.

— Денвера, — скептически прочитал Клэй.

— Потому что они из тех, кого мир не может сломить. Ни ветер, ни дождь, ни снег. Они обветренные, но это делает их только красивее. Как ты.

Он смотрит на меня, в его глазах мелькают эмоции.

— Звучит как план.

— Ты хочешь сделать ее сейчас? — я спрашиваю Клэя.

Он качает головой.

— Мы пропустим ужин.

— Я не против.

Клэй долго смотрит на меня, потом переводит взгляд на мастера.

— Где ты ее нашел? — спрашивает мастер у Клэя полчаса спустя.

— Не поверишь, если расскажу.

Клэй смотрит на меня из-под темных ресниц, и мы обмениваемся ухмылками.

С тех пор, как художник начал готовить свои инструменты, я засыпала его вопросами о его пигментах и технике, а также о том, каково это – работать на человеческом холсте.

Сейчас я сижу в кресле для посетителей, приспустив платье настолько, насколько это возможно, из-за отсутствия нижнего белья.

Клэй сидит верхом на другом, положив локти на спинку, а горный хребет вырисовывается у него на плече.

Жужжание иглы сливается с музыкой в стиле даунтемпо из колонки в углу – тихий симфонический фон для того, что я наблюдаю.

Это прекрасно.

Чернила мягкими мазками проступают на гладкой коже Клэя.

Я думала, что кровь будет меня беспокоить, но ее почти нет, и она быстро стирается в танце двух рук, таком же элегантном, как в любом балете.

Обычно календарь мастера расписан на месяцы вперед, но, судя по всему, он делает все татуировки Клэю, и он – единственный клиент, которого мастер готов принять без очереди. Особенно в пятницу вечером.

— Ты уже решила, какую татуировку хочешь? — спрашивает Клэй, повернув ко мне лицо.

Он не вздрагивает и не подает вида, что ему больно. Я и не ожидала от него ничего другого.

— Я думала, что это будет легко, но есть так много вариантов, — оглядываю студию, где рисунки размещены на каждой доступной поверхности. Здесь есть простые сердечки, звезды, а также фотографии реалистичных лиц, детализированные мозаики и пейзажи. — Вот почему ты делаешь их каждый год.

Его глаза морщатся.

— Я делаю их каждый год, потому что нахожусь в другом месте. Все сливается воедино, но я не хочу забывать, что привело меня сюда.

Меня еще больше умиляет то, что он позволил мне помочь ему выбрать татуировку. Татуировка, которая обозначит, кто он есть в этот момент.

— Ты должен был сказать мне, когда я помогала выбрать твою, — укоряю я его.

Он потирает рукой подбородок.

— Не-а. Ты молодец.

Клэй заказывает ужин для нас троих, и в перерыве мы едим тако, завернутые в фольгу, такие же вкусные, как и неряшливые. Он также заказал для меня бутылку вина с клубникой в шоколаде на десерт, так что я нахожусь в счастливом предвкушении.

Когда мастер встает, чтобы размяться и сходить в туалет, мы остаемся вдвоем.

— Ну как? — спрашивает Клэй.

Я осматриваю его спину. Над хребтом только что появилось солнце.

— Оно всходит или заходит? — спрашиваю я.

— Ты мне скажи.

— Всходит, — решаю я, и он ухмыляется.



Когда татуировка закончена, мы попрощались с мастером и снова вышли на тротуар.

— Я подумала, что мы увидим больше звезд, — говорю я, когда мы прогуливаемся по улице.

— Город слишком яркий. Не похоже на Красные скалы.

— Нет. Но все равно прекрасен.

Пришло сообщение от Мари, в котором она надеется, что мне понравится мое мини-путешествие, и фотография ее и Харлана.

Они выглядят влюбленными, и мое сердце сжимается. У них есть все.

Разве это так безумно — хотеть того же? Не идеальную работу, не мужчину в костюме, не кольцо, а счастье.

Я наклоняю лицо вверх, чтобы посмотреть на небо.

Он переплетает свои пальцы с моими.

— Я должен тебе кое-что сказать.

Мое сердце учащенно бьется.

— Хорошо.

–—Я работаю над переводом в Лос-Анджелес.

Я замираю и смотрю на него.

Чувство вины омрачает выражение его лица, пока я пытаюсь осознать, что означают эти слова.

Самое очевидное — он не останется в Денвере. Он переходит на другую сторону, присоединяется к тем людям, которые были его противниками сегодня вечером. Переезжает в это место блеска и пальм.

Это сильно бьет меня в грудь, хотя я не могу точно сказать почему. Не я его теряю, но это похоже на предательство.

— А Харлан знает?

— Нет. И ты не можешь ему рассказать, — твердо говорит Клэй.

— Потому что у тебя с ним проблемы.

Его губы кривятся.

— Единственная проблема, которая у меня есть, это та, которую он создал.

— Что именно?

Он проводит рукой по волосам, но не отвечает.

У меня голова все еще кружится от всего этого, пока я шагаю по тротуару.

— Я думала, что Харлан должен подписывать такие документы.

— Но ему не нужно знать, что я работаю над этим, пока он не получит предложение, от которого не сможет отказаться. Слухи в раздевалке губят команду быстрее, чем что-либо другое, и я не хочу так поступать с ребятами.