— Я бы хотела, чтобы ты покрасила волосы в натуральный цвет, — говорит Мари, когда я надеваю платье.

— Ярко-розовый встречается в природе. Есть анемоны именно такого оттенка, — я пытаюсь дотянуться, но не могу найти молнию. — Ты…

— Я помогу.

Она застегивает молнию на спине, и я улыбаюсь в знак благодарности. Затем смотрю на свое отражение.

Брук окликает меня.

— Нова, ты выглядишь сексуально.

Я глажу руками атлас.

— Я бы ничего не меняла, – говорит швея. — Оно было создано для тебя.

— Даже с волосами? — поддразниваю я, и Мари закатывает глаза.

— Не дави на нее.

Это похоже на момент в девичьем отряде. Мы сближаемся, и это хорошо.

— Привет, Нова. Это та дизайнерская фирма, в которой ты работаешь? — Хлоя протягивает телефон.

— Да. А что?

— Мари сказала, что у них есть хорошая фотография тебя и твоего парня, так как в последнее время она не видела ни одной фотографии.

Мой желудок сжался.

— О. Возможно, они ее удалили.

Она щелкает по экрану, потом хмурится.

— Тебя нет в списке сотрудников. Его тоже нет.

Боль в груди от того, как сильно мое сердце колотится о ребра.

Я подхожу к Хлое, ткань платья скользит по моей коже, и заглядываю ей через плечо. Они вообще удалили меня со страницы.

— Нова? — спрашивает Мари. В ее голосе слышится нотка страха, и от этого мне становится еще хуже.

Я не хочу делать это здесь, на глазах у всех, но они все смотрят на меня.

— Я в отпуске, — говорю я.

Мари резко вдыхает.

— А Брэд?

Я качаю головой.

— Он ушел.

— Из фирмы?

— Отовсюду. Я не видела его два месяца.

Три пары потрясенных глаз устремлены на меня.

Губы Мари шевелятся. Она опускается на кушетку, моргая.

— Ты потеряла работу?

— Я не потеряла ее. Они отправили меня в отпуск на время расследования.

— Что ты сделала, Нова?

Комок стыда подкатывает к моему горлу, и в глазах появляется жжение.

— Я не...… Я не могу, — поворачиваюсь и бегу к двери.



В кофейне в нескольких кварталах отсюда я заказываю капучино, чтобы успокоить желудок.

Когда дело доходит до Мари, я всегда чувствую себя маленьким ребенком. Она разбирается во всем, а я — посмешище.

Пытаясь избегать разговоров о Брэде и работе и скрывая это от нее, сделала только хуже.

Хотя я не могу прятаться вечно. Прямо сейчас мне нужно пространство. Я открываю свой альбом для рисования и продолжаю рисовать с того места, на котором остановилась.

Мой сотовый звонит через несколько минут.

Это не Мари.

Звонит Ворчун.

Мне не хочется с ним разговаривать, но я не могу заставить себя нажать «отбой».

— Ты не ответила на мое сообщение, — говорит Клэй, не дожидаясь ответа.

— Состояние моего запястья было чрезвычайным.

— Правда?

Я покрутила запястье.

— Нет.

Я приложила лед, и он помог.

— Скажи мне, чем таким важным ты занималась, что не ответила мне? — спросил он.

Я стону.

— Ты также общаешься со своими товарищами по команде?

— Я очаровательно настойчив.

— Спорно, — но я делаю вдох и выкладываю ему все, чувствуя, что признаюсь и обременю его.

Он слушает, его молчание прерывается ровным дыханием.

— Это было унизительно, – заканчиваю я. — Я чувствовала себя так, будто мне снова десять лет, и она победила в конкурсе орфографии, а я не осилила второе слово — катастрофа. Хотя я повсюду носила ее трофей.

— Это достойно.

Я зажмуриваю глаза.

— И притворилась, что он мой.

Раздается звук, похожий наполовину на смех, наполовину на ворчание.

— Не понимаю, какое дело твоей сестре до того, чем ты занимаешься. С кем ты встречаешься или где работаешь.

Ком в моей груди немного ослабевает.

— Раньше мы рассказывали друг другу обо всем. Не знаю, когда это изменилось.

— Ты должна идти своим собственным путем. Все, с кем я учился в школе, хотели стать врачами или юристами. Решение заняться баскетболом было нелегким выбором. Это было трудно.

— Звучит одиноко.

— Иногда быть не таким, как все одиноко.

Мое внимание переключается на мой рисунок. Как бы ни было задето мое самолюбие после вчерашнего вечера, я не готова повесить трубку.

— Ты знаешь что-нибудь о детских благотворительных фондах?

— Спроси Хлою. Фонд команды — часть ее портфолио.

Я прикусываю губу.

— Не хочу впутывать ее.

Я говорю ему, что хочу помочь другу, но не признаюсь, что это ради Харлана. Судя по тому, что сказал мой будущий шурин, у них с Клэем не самые лучшие отношения. Решение этой проблемы определенно выходит за рамки моих возможностей. Сейчас я подозреваю, что даже если я спрошу об этом, меня быстро заблокируют.

— Я немного поработал с фондом, так что мог бы ответить на твои вопросы, — говорит Клэй, когда я заканчиваю.

Я удивлена и потому, что не увидела в его профиле ничего об этом, и потому, что он предлагает.

— Ты вышвырнул меня из своей машины прошлой ночью, а теперь предлагаешь помощь.

— Мне нужно было выспаться.

— Разве это не должна быть моя фраза?

Пауза.

— Если ты станешь еще красивее, это будет проблемой.

Мое сердце замирает.

Комплимент от Клэйтона Уэйда? Это как бриллиант, вытащенный из грязи.

Это — и безопасность того, что я нахожусь за много миль от него — придает мне смелости.

— Я подумала, что тебе, возможно, нужно было попасть в другую компанию. Например, Кардашьян, которая написала тебе сообщение.

— А?

Я поднимаю руку.

— Или как там ты называешь своих горячих поклонниц с Кодиака. Кодашьянки?

Он фыркает. Приятно пошутить с ним.

— Вот и все, твой смешок за весь день, — указываю я.

— Точно.

— Разве что, может быть, на фотографии не была изображена ее левая грудь, так что это было «нет»?

На этот раз он громко смеется.

— Это было бы нарушением сделки.

— О нет, это уже два смешка, — предупреждаю я. — Явное нарушение правила «один в день».

— Похоже, ты — мое исключение.

Мне нравится, как это звучит.

Я снова рассматриваю рисунок перед собой, радуясь, что он его не видит.

— Хорошо, потому что я не выстраиваюсь в очередь, как одна из твоих кодашьянок.

— Я тебя об этом и не просил.

— И мне все равно, с кем ты трахался прошлой ночью, — сообщаю я ему, зажимая телефон между плечом и ухом, когда начинаю добавлять татуировки на его плече.

У него бицепсы больше, я уверена в этом.

Я прикусываю губу и соответствующим образом растушевываю контур.

— Тогда мне не нужно говорить тебе, что это была одиночная миссия.

Карандаш отскакивает от моего колена и со звоном падает на пол.

Я разворачиваю и скрещиваю ноги, чувствуя восхитительное натяжение между бедер, когда представляю, как он ложится обратно в постель, снимает свои треники и обхватывает кулаком свой член.

Прошлой ночью он сделал вид, будто сожалеет о поцелуе. А сегодня он запечатлел в моем сознании образ того, как он сам себя ублажает.

Кто-то выкрикивает его имя на заднем плане.

Я бросаю взгляд на часы и понимаю, что мы разговариваем уже пятнадцать минут.

— Ты на тренировке?

— Да. Мне нужно идти, пока тренер не оштрафовал меня.

— Он может это сделать?! Боже. Поторопись и повесь трубку.

— Повешу.

Но я тронута, что он улизнул, чтобы поговорить со мной.

— Подожди! Передай от меня привет Майлзу, — говорю я, нагибаясь, чтобы достать карандаш.

В ответ на это я слышу раздраженное мычание.

— Что за херня у тебя с Майлзом?

Моя ухмылка становится шире.

— Мы предназначены друг другу судьбой.

Когда он отвечает, я чувствую низкий гул, как будто он прижимается губами к моей коже.

— Прошлой ночью ты цеплялась не за Майлза.

У меня за пульсировала сердцевина.

Я все еще ощущаю покалывание, когда он отключается.