– Здравствуйте, – поздоровался я с уже виденным мной проводником. Мужик в возрасте, наверняка тоже списанный из армии, по выправке видно. Хоть и не молод он уже, да только спинку-то держит как нужно.

– И тебе не хворать старшина, чего хотел? – мужик приглашающим жестом указал мне на место рядом с собой.

– Да вот только вспомнил, что не ел ничего со вчерашнего вечера, и с собой забыл взять…

– Ну, тоже мне проблема, – воскликнул проводник, – я на станции затарился, одному все равно столько не съесть, так что присоединяйся.

Разложив на скатерти продукты, от одного вида самой скатерки я уже офигел, Ерофеич, так назвался проводник, приглашающе кивнул. Вареные яйца, такая же варёная курица, хлеб, консервы, даже колбаса и соленые огурцы, все это заставляло мою челюсть падать все ниже и ниже. Сказать, что я съел много, ничего не сказать вообще.

– Только с фронта? – дав мне как следует поесть, начал разговор Ерофеич.

– Ага, – кивнул я.

– В отпуск или…

– Или! Списали, – бросил я.

– Почему-то я так и думал, – кивнул сам себе проводник, – когда в отпуск едут, обычно суетятся, видно, что в нетерпении люди, а ты спокойный, никуда не торопишься. Правда, не пойму вот с каким ранением списали…

– Да я не вижу почти…

Дальше я в течение получаса рассказывал, что со мной произошло. Чуть позже Ерофеич немного рассказал о себе. Короче, время в пути летело незаметно, и это радовало, потому как поезд, как и я сам, никуда не торопился. Я даже выспаться успел в купе, перед тем как прибыл, уже в который раз, в город на Волге. Сойдя на вокзале, я не узнавал города. Вокруг такая суета, одна большая стройка, а не город. Оглядев вокзал, его еще не восстановили, я только горько ухмыльнулся, вспоминая, какие здесь шли бои. Так или иначе, но меня опять занесло сюда, словно я обречен постоянно возвращаться в этот многострадальный город. Из вещей у меня был только армейский потрепанный сидор, а как чуть позже узнал, купить здесь что-либо из хороших вещей было практически невозможно. Щурясь от утреннего весеннего солнышка, доковылял до здания, в котором находился отдел милиции. Поставил штампик в документы, не знаю зачем, видимо, положено всех приезжих отмечать, я узнал, где можно снять жилье. Старый милиционер, оказалось, он и ранее служил здесь, месяц, как вернулся из госпиталя, выслушал меня, поинтересовавшись только:

– Ты как, старшина, совсем здесь осесть хочешь?

– Да я пока не знаю. Если честно, вообще некуда было идти, как из армии списали, подумал, а почему бы в Сталинград не съездить, вот и приехал.

– Сколько ты тут воевал? – с интересом спросил милиционер.

– С сентября по ноябрь, потом, перед самой капитуляцией, из госпиталя обратно вернулся.

– Понятно, манит, значит? – с одному ему понятной мыслью кивнул страж порядка.

– Да фиг его знает, – пожал я плечами, а сам подумал, что, наверное, он прав. Меня сюда не просто манит, а просто тащит что-то, или это эти долбаные драгоценности… Ну вот, опять на «бабки» все перешло.

– Центр весь как стройка, туда можешь не ходить, точнее, жилья ты там не найдешь, двигай в частный сектор, могу подсказать одну старушку, что будет рада солдату.

– Буду благодарен за помощь, – кивнул я головой.

По какой-то нелепой иронии судьбы, старушка, что сосватал мне милиционер, жила в двух кварталах от того места, где я сжег мертвых чекистов. Воспоминания были нехорошими, меня аж коробило всего, нет, вовсе не от того что убил советских людей, я их и еще раз бы убил. Вспоминались Востриковы и их соседи, дети, убитые чекистами из-за моего чемодана. Встряхнувшись, постучался к бабульке в окно. Спустя минуту меня уже впустили в дом. У меня с собой был чай, завернутый в газету, поэтому выложив на стол, предложил старушке заварить. Бабулька, с виду лет восемьдесят, худющая как вяленая рыбка, быстренько раскочегарила печку. Рядом с большой, как и положено, в пол-избы, стояла маленькая буржуйка. Вот на ней чайник и стоял сейчас, закипая. С бабулей, Марией Алексеевной, мы попили чаю, я расспрашивал о жизни при немцах и сейчас, она меня расспросила о фронте, где сейчас и что делается. Просидели до вечера. Прогуляться я не пошел, милиционер строго предупредил не ходить поздно вечером и ночью по городу. Вместо этого я перекурил на дворе, да и завалился спать. Баба Маша, как сама она просила себя называть, даже белье мне хотела постелить, но я отказался, сославшись, что не мылся несколько дней и не хочу его пачкать. Улегся на широкой лавочке возле печки и, накрывшись шинелькой, быстро уснул.

Наутро, после подогретого вчерашнего чая, я начал думать о будущем. Мне предстояло как-то выкопать чемодан, а также его как-то тащить, а он немаленький. Узнав у бабы Машы, что в городе есть базар, я туда навострил лыжи, благо сегодня было воскресенье, и он должен был работать.

Базар представлял собой просто небольшой развал, на котором продавали всякую фигню. Что удивило, в свободной продаже были элементы немецкой формы. Брюки, кителя и тощие фрицевские шинели. Кто их покупает, осталось для меня загадкой. Единственно, я увидел, как один дедок торгует старой обувью, к нему я и подошел, у меня свои сапоги скоро развалятся. После недолгого осмотра барахла хотел было уже уходить, как дед, явно распознав, что у меня есть деньги, вытянул из-под старых мешков немецкий ранец, а из него отличные егерские ботинки, с высоким голенищем и шнуровкой.

– Откуда, дед? – только и смог вымолвить я и чуть не рассмеялся, услышав ответ.

– Эхо войны, внучек.

Вот так.

Став обладателем отличной обуви, пришлось, правда, свои галифе натянуть поверх шнуровки, чтобы в глаза людям не бросались, а то мало ли, сочтут за шпиона. Тут это раз плюнуть, несмотря на то что люди вокруг одевались кто во что горазд. Я приобрел дополнительно большой, явно старый еще с царских времен чемодан. На нем не было ручки, но я что-нибудь приделаю, а также купил комплект не очень сильно застиранного нательного белья. А то хожу как бомж, даже переодеться не во что. Надо бы еще гражданку купить, мне теперь можно, все по закону. Подумав перед уходом с базара, решил, что надо покупать прямо сейчас, так как вылазку за сокровищами лучше сделаю в гражданской одежке.

Как же я хвалил сам себя, когда отправился на немецкое кладбище за закопанными драгоценностями, переодевшись в гражданку. Четыре раза меня останавливали и проверяли документы. Повезло еще в том, что братская могила наших бойцов располагалась рядом, иначе объяснить свое нахождение в этом месте было бы трудно. Как я и предполагал, кладбище не тронули. Может, позже перенесут, но пока все было так, как в последний раз, когда я делал здесь захоронку. Вот только один черт, придется копать или ночью, или хотя бы поздно вечером, так как здесь поблизости находились люди. Навестив могилу наших бойцов и осторожно поглядывая на немецкое кладбище, что было совсем рядом, я сделал правильный вывод и не пошел днем туда. Отправился гулять по окрестностям. Добрался, правда, устал как собака, до Мамаева кургана. Здесь еще ничего не делалось. Кругом были бесконечные воронки и неглубокие траншеи. Трупов, конечно, не было, всех собрали, но вот «железо» убирать явно не спешили. Запнувшись на очередной железяке, оказавшейся стволом МГ, я чертыхнулся. Вот же блин, понятно, откуда люди будут еще семьдесят лет тащить «железо». Если рядом с городом и то не удосужились еще прибраться, то что уж говорить о полях и лесах. Решив, что ну его на фиг, ушел от греха подальше с кургана. Не ровен час, еще и на мину наступишь, а склоны тут «засеивались», я слышал об этом тогда. Так, прогуливаясь и разглядывая весенний Сталинград с холмов вокруг города, я и дождался вечера. Перед тем как идти на кладбище, я сделал приличный крюк, уводя возможных наблюдателей далеко в сторону. Отмахал лишних километров пять, но зато был спокоен, что если и были филеры, то уж теперь-то я хорошо их запутал. Была только одна проблема, вечером, а точнее уже практически ночью, я видел вообще плохо. Белесая пелена днем была менее навязчива, но вот сейчас… Для этого я и путал следы, просто потому, что видел очень хреново, и что-то мог пропустить. Лопата оказалась там, где я ее и оставлял, за пару месяцев грунт лишь осел, делаясь более плотным, но где искать я знал, так что проблемы не было. Еще раз внимательно осмотревшись, я направился к немецкому захоронению. Вроде вокруг тихо, и это, если честно, пугает сильнее, чем грохот. Привык уже на фронте, даже спал хуже, если над головой не стреляют. Спустя полчаса работы малой лопаткой я выдернул чемодан из довольно пахучей ямы. Сразу насторожило то, что он был сырой и какой-то склизкий, а воняло из него…